Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

– Вы хотите сказать, что смысл человеческой культуры только в этом? – спросил я.

– Ну почему. Не только.

– А в чем еще?

Энлиль Маратович задумался.

– Ну как объяснить… Вот представь, что человек сидит в голой бетонной клетке и вырабатывает электричество. Допустим, двигает взад-вперед железные рычаги, торчащие из стен. Он ведь долго не выдержит. Он начнет думать – а чего я здесь делаю? А почему я с утра до вечера дергаю эти ручки? А не вылезти ли мне наружу? Начнет, как считаешь?

– Пожалуй, – согласился я.

– Но если повесить перед ним плазменную панель и крутить по ней видеокассету с видами Венеции, а рычаги оформить в виде

весел гондолы, плывущей по каналу… Да еще на пару недель в году делать рычаги лыжными палками и показывать на экране Куршевель… Вопросов у гребца не останется. Будет только боязнь потерять место у весел. Поэтому грести он будет с большим энтузиазмом.

– Но ведь он, наверно, заметит, что виды повторяются?

– Ой, да, – вздохнул Энлиль Маратович. – Про это еще Соломон говорил. Который в Библии. Поэтому протяженность человеческой жизни была рассчитана таким образом, чтобы люди не успевали сделать серьезных выводов из происходящего.

– Я другого не понимаю, – сказал я. – Ведь на этой плазменной панели можно показать что угодно. Хоть Венецию, хоть Солнечный Город. Кто решает, что увидят гребцы?

– Как кто. Они сами и решают.

– Сами? А для чего же тогда мы столько лет смотрим эту… Это…

Энлиль Маратович ухмыльнулся.

– Главным образом для того, – ответил он, – чтобы второй том воспоминаний певца Филипа Киркорова назывался «Гребцам я пел»…

Метафора была ясна. Непонятно было, почему именно второй том. Я подумал, что Энлиль Маратович, скорее всего, хочет угостить меня одной из своих шуточек, но все же не удержался от вопроса:

– А почему именно второй?

– А потому, – сказал Энлиль Маратович, – что первый том называется «И звезда с пиздою говорит». Ха-ха-ха-ха!

Я вздохнул и посмотрел на первый рисунок. Потом перевел глаза на второй. Пустота с его правого края казалась таинственной и даже страшноватой.

– Что здесь? – спросил я и ткнул в нее пальцем.

– Хочешь узнать?

Я кивнул.

Энлиль Маратович открыл ящик стола, вынул из него какой-то предмет и бросил его мне.

– Лови!

В моих руках оказался темный флакон в виде сложившей крылья мыши. Точь-в-точь как тот, что прислали мне в день великого грехопадения. Я все понял.

– Вы хотите, чтобы я опять…

– А иначе нельзя.

Мной овладело смятение. Энлиль Маратович ободряюще улыбнулся.

– Халдеи, – сказал он, – склонны рассматривать жизнь как метафорическое восхождение на зиккурат, на вершине которого их ждет богиня Иштар. Халдеи знают про Вавилонскую башню и думают, что понимают, о чем идет речь. Но люди ищут не там, где надо. Сакральную символику часто следует понимать с точностью до наоборот. Верх – это низ. Пустота – это наполненность. Величайшая карьера на самом деле абсолютное падение, истинный стадион – это пирамида, а высочайшая башня есть глубочайшая пропасть. Вершина Фудзи на самом дне, Рама. Ведь ты это уже делал…

Почему-то это заклинание подействовало. Я вынул из флакона пробку-череп, вылил единственную каплю препарата на язык и втер ее в небо. Выждав несколько секунд, Энлиль Маратович сказал:

– Не задерживайся там. У тебя много дел наверху.

– Там – это где?

Энлиль Маратович улыбнулся еще шире.

– У вампира есть девиз – в темноту, назад и вниз!

– Это я понимаю, – ответил я. – Я имею в виду, куда теперь идти?

– А вон туда, – сказал Энлиль Маратович, поднял руку и надавил на стоящий перед ним спутник.

Комната вдруг поехала назад и вверх. В следующий миг я понял, что движется не комната – это мое готическое кресло опрокинулось

в раздвинувшийся пол, и, прежде чем я успел закричать, я уже скользил на спине по наклонному желобу из какого-то полированного материала: в темноту, назад и вниз, как и было обещано. Мне стало страшно, что я сейчас ударюсь головой, и я попытался закрыть ее руками, но желоб кончился, и я полетел в бездонную черную пустоту.

Несколько секунд я кричал, пытаясь схватиться за воздух руками. Когда у меня наконец получилось, я понял, что это уже не руки.

Дерево жизни

Я планировал в темноту так долго, что успел не только успокоиться, но даже соскучиться и замерзнуть. Мне вспомнилась латинская фраза – «легок спуск Авернский». Римляне полагали, что низвержение в ад дается людям без труда. Много они понимали, думал я. Круги, которые я описывал, складывались в однообразно-томительное путешествие, похожее на ночной спуск по лестнице обесточенной многоэтажки. Жутким было то, что я все еще не чувствовал дна.

Чтобы чем-нибудь себя занять, я стал вспоминать все известные значения выражения «дерево жизни». Во-первых, так называлось дерево, на котором висел скандинавский бог Один, стараясь получить посвящение в тайны рун. Висел, надо думать, вниз головой… Во-вторых, в гностическом «Апокрифе Иоанна», который входил в одну из дегустаций по теме «локального культа», был отрывок на эту тему.

«Их наслаждение обман, – повторял я про себя то, что помнил, – их плоды смертельная отрава, их обещание смерть. Дерево своей жизни они посадили в середине рая… Но я научу вас, что есть тайна их жизни… Корень дерева горек, и ветви его есть смерть, и тень его ненависть… Обман обитает в его листьях, и растет оно во тьму…»

Дерево, которое растет во тьму – это было красиво и мрачно. Его плоды, кажется, тоже были смертью. Но точно я не помнил. Нагромождение всяческих ужасов в этом описании пугало меня не сильно – ведь древний человек до дрожи боялся многих вещей, которые давно уже стали частью нашего повседневного обихода.

Пропасть становилась шире. Я стал размышлять, каким образом могло возникнуть такое странное геологическое образование. Дом Энлиля Маратовича был устроен на холме – возможно, это было жерло древнего вулкана. Хотя какие, к черту, вулканы под Москвой… Еще это мог быть пробитый метеоритом тоннель. И, конечно, шахта могла быть искусственной.

Наконец я почувствовал дно. Оно было ближе, чем я ожидал, – узкие стены колодца многократно отражали луч моего локатора, искажая пространство. Внизу была вода – небольшое круглое озеро. Оно было теплым. Над ним поднимался пар, который я ощущал как избыточную густоту воздуха. Я испугался, что вымокну или даже утону. Но, спустившись еще ниже, я заметил в каменной стене треугольную впадину. Это был вход в пещеру над поверхностью воды. Там можно было приземлиться.

С первого раза это не получилось – я чиркнул крыльями по воде и чуть не плюхнулся в озеро. Пришлось набрать высоту и повторить маневр. В этот раз я сложил крылья слишком высоко над каменным уступом, и посадка оказалась довольно болезненной.

Как и в прошлый раз, удар кулаками в холодный камень стряхнул с меня сон – а вместе с ним и мышиное тело. Я поднялся на ноги.

Тьма вокруг была влажной, теплой и немного душной. Тянуло серой и еще каким-то особым минеральным запахом, напоминавшим о кавказских водолечебницах, где я бывал в раннем детстве. Пол пещеры был неровным, на нем лежали камни, и идти приходилось осторожно, выбирая место для каждого шага. В глубине пещеры горел свет, но его источник не был виден.

Поделиться с друзьями: