Ампирный пасьянс
Шрифт:
Да, друг друга они понимали превосходно. Из них могла бы быть великолепная пара, но только в теории. На практике они бы замучили один другого поединком по открытию щелей в маске партнера и парированию подобных открытий издевками. В их случае, это имело бы, конечно, некий рафинированный кайф, в отличие от примитивных супружеских поединков, которые веками разыгрываются в тиши домашних пенатов, но даже он был бы таким же невыносимым.
Окруженная восхищением, нелюбовью и страхом, Эсфирь царствовала неполных три года. В это время Питту удалось смонтировать сильную, третью по очереди антинаполеоновскую коалицию (Австрия, Россия, Неаполь и т.д.), заданием которой было разгромить и свергнуть с трона величайшего врага Англии. Питт оплатил союзников британским золотом и ожидал эффекта, который должен был увенчать все его, и так уже наполненное успехами,
2 декабря 1805 года, под маленькой моравской деревушкой Аустерлиц, Наполеон совершил маневр, определяемый, наряду с Каннами Ганнибала, как шедевр военного дела во всей истории, в результате чего соединенные армии императора Франца и царя Александра перестали существовать. На следующий день венский агент Питта, лорд Пейджет, написал премьеру рапорт о разгроме, в котором представлял будущность Альбиона в самых черных тонах. Письмо это застало Питта в Бате. Один из британских историков написал впоследствии: "Конда в далеком английском курортном городке Бат младший Питт узнал о поражении, он свернул карту Европы, отвернулся к стенке и умер".
Эсфирь осталась сама. Исчезли внезапно приятели, дематериализовались улыбки, ее значение и влияние превратились в пепел. Не желая становиться беззащитным объектом мести салонов и двора, она сбежала в Билт (Уэльс), а в 1810 году покинула ненавистную Англию, забирая с собой нескольких слуг (среди них находились шпионы Лондона), а также молодого врача Мейрона, который в будущем сделается ее первым биографом.
Через Гибралтар, Испанию, Мальту и Грецию [В Афинах она столкнулась с другим "беглецом", Байроном, но они друг другу не понравились] англичанка со свитой добралась до Турции. В Константинополе и Бруссе миледи передвигалась по улицам верхом, что возбуждало всеобщий интерес и предположение, что разозленный Пророк, переворачивается в своей могиле. Осенью 1811 года Эсфирь отправилась дальше, в Египет. Около острова Родос корабль начал тонуть. Мисс Стенхоп спасли, но вот вся ее одежда пропала, поэтому англичанке, из чистой необходимости, пришлось надеть восточные, причем, мужские одежды! И она стала ключом и символом.
Именно теперь, когда Эсфирь почувствовала запах Ориента и завернулась в свободные складки мусульманского костюма, исчезли последние связывающие сомнения и реликты привычек, как будто их, вместе с европейской одеждой, смыла морская волна. До сих пор она убегала на коротких дистанциях. Теперь же мисс Стенхоп решила окончательно освободиться от европейской шахматной доски, на которой ей не разрешалось перемещаться движениями королевы-ферзя и успокаивать жажду великих свершений.
Теперь, когда она вновь отправлялась в Египет, на ней был купленный за несколько тысяч франков тунисский костюм из шитого золотом бархата, стянутый поясом, на котором блестели ножны ятагана. С тех пор она уже никогда не надела европейских одежд и никогда уже не вернулась в возненавиденную Европу.
Восточная сказка Эсфири родилась под звуки фанфар. "Наполеон Египта", великий Мехмет Али, принял в Каире племянницу Питта словно удельную княгиню, среди же народа начали кружить слухи, будто эта странная, высокая женщина в одеянии бея – это дочь английского монарха. Эсфирь не перечила. Начался триумфальный поход: Дамьетта, Яффа, Иерусалим. У врат храма Гроба Господня ее ожидали монахи с зажженными свечами в руках, а турецкие солдаты удерживали любопытствующую толпу, в то время как она, королевским шагом вошла в неф. Еще до того, как она вышла оттуда, народ дал ей имя: Малек, что означает "ангел". С тех пор ее называли Эсфирь Малек.
После Иерусалима были Акка, Саида, визиты у чиновников, верховода сирийских разбойников, Али-Гхоша, и наконец, путешествие с великолепной свитой в горы Ливана, к хитроумному и жестокому "горному князю", эмиру Бехиру, повелителю друзов. Эсфирь превратила Восток в сад собственных капризов. Повсюду пригоршнями разбрасывала она золотые монеты, покупая себе благосклонность туземцев. Но гораздо сильнее она покупала их демонстративным презрением к любого рода трудностям и опасностям. Золото и отвага порождали миф, существования которого она столь жаждала. Ее предупреждали о том, что не следует въезжать в Дамаск, в котором свил себе гнездо способный рвануть по самому малейшему поводу мусульманский фанатизм – леди Стенхоп же въехала же в город верхом и наняла дворец, хотя христианам было запрещено ездить на лошадях по улицам и проживать за пределами христианского гетто, а затем еще нанесла торжественный визит паше, одетая по-мужски и с оружием у пояса. Город, видя, что паша склоняет пред нею голову, словно перед царицей, склонил и свою.
Эсфирь мечтала о том, чтобы сделаться истинной владычицей какого-нибудь восточного княжества, и тут взор ее обратился на Пальмиру, оплодотворенное же кочевыми племенами воображение призвало память
о царице Зенобии.Далеко-далеко, к северо-востоку от Дамаска, в самом сердце Сирийской пустыни, вокруг орошаемого источником оазиса вырастал город античных развалин. В не слишком изменившемся виде существует он и до настоящего времени. Лес потрескавшихся коринфских колонн и кладбище вытянутых вверх гробниц, похожих на дымовые трубы, что отдали тучам все свое содержимое и, усталые, заснули на века. В наполеоновские времена на обширной равнине, окруженной с боков амфитеатром холмов, на которых стояли таинственные средневековые фортификации, а с востока – чащобой пальм, через которые просвечивала пустыня, вызывающая в жарком, дрожащем воздухе иллюзию водной глади – среди руин кочевали племена бедуинов.
В самом начале нашей эры Пальмира [По-гречески это означает: сад финиковых пальм], которую по-арамейски называли Тадмор [По-еврейски слово "тадмор" означает: финик. О чудо, в Пальмире финиковые пальмы никогда не росли], развивалась с молниеносной скоростью, будучи основным торговым центром на стыке двух миров: Запада (римская империя) и Востока (держава парфян). Апогей величия припал на III век после Христа, когда командующий армии Пальмиры на службе у Рима, арабский шейх Оденатус, взбунтовался и, пользуясь временной слабостью империи, сделался независимым, приняв титул царя царей. Когда в 267 году Оденатуса зарезали, власть захватила его вдова, храбрая Баал Заббаи, которую римляне называли Септимией Зенобией. Говорили, что она была красивее Клеопатры, от которой – как сама утверждала Зенобия и шел ее род. Приняв для себя титул Августы (императрицы), в достаточно короткое время она завоевала Сирию, Месопотамию и часть Египта, но под городом Хомс войска императора Аурелиана разбили конницу самозванки. Зенобия бежала на верблюде в сторону Евфрата, но ее догнали и пленили. В Риме, во время триумфального марша победителей, за колесницей императора на золотой цепи ее волок чернокожий раб, а римские мегеры щипали и оплевывали ее. Зенобии подарили жизнь и виллу в Тивволи, где она устроила заговор. Брошенную в тюрьму, ее придушили нубийцы-слуги императора или же – как гласит легенда – какое-то время она вела жизнь пленницы где-то над берегами Тирренского моря, но, не желая, чтобы над ней висел позор, она перестала принимать пищу и умерла от голода [В Пальмире воспоминанием о ней до нынешнего времени служит гостиница "Зеновия"].
Захваченная Аурелианом, а затем покинутая населением и войсками, Пальмира сделалась добычей пустыни и вскоре превратилась в каменный скелет. Когда-то арабские поэты дали ей прозвище Невесты Пустыни, и такой была она столетиями, пока наконец Пустыня не возжелала брака и начала требовать собственных прав, прижимать город к себе и поглощать его. Долгие столетия до Европы доходили вести про античный труп, затерянный в просторах Сирии и "живущий" в странном полусне, вот только никто не отваживался проверить все эти слухи. Только лишь в XVII и XVIII веках до Пальмиры добралось несколько европейских путешественников, и те, кто не расстался там с жизнью, выполнили первые рисунки и описания.
Леди Стенхоп привезла с собой в Аравию изданную в 1753 году в Лондоне работу Вуда и Доукинса "Руины Пальмиры, называемой Тадмором, в пустыне". Из этой книги, а также из круживших по Дамаску легенд, она почерпнула свои знания о Зенобии, после чего у нее родились мечтания о том, чтобы воскресить пальмирское царство. Когда правителю, Солиман-паше, сообщили о планах отправиться в самое сердце пустыни, от вначале пытался отговорить Эсфирь от этого опасного предприятия, видя же напрасность своих усилий, он предложил путешествовать вместе с персидским караваном, отправлявшимся приблизительно в том же направлении. Только у леди Стенхоп были более амбициозные планы. Ее остерегали от бедуинов, что же, она взяла для себя эскорт… из тех же бедуинов и отправилась в путь.
Первым до Пальмиры добрался отправленный ранее Мейрон и сообщил кочевавшим среди развалин номадам, что сюда приезжает наследница Зенобии Августы, царица Эсфирь Малек. Те поверили, поскольку воображение бродяг пустыни вечно жаждает символов величия, но отчасти и потому, что Мейрон щедро разбрасывал золото, прекрасно зная, что жадность этих людей превышает их воображение. Когда после восьмидневного похода леди Стенхоп, окруженная пышной свитой, во главе каравана из 40 верблюдов, разодетая в сказочные одеяния, с копьем в руке, подъехала на чудесном коне к Пальмире, навстречу ей выехал шейх Раджал-эль-Орук с двумя сотнями всадников и торжественно провел ее к храму Солнца, через долину гробниц, а потом – между двумя величественными рядами колонн. В святыне танцевали девушки с цветами в руках, в снежно-белых одеждах; после чего они сопроводили поход до величественного портика. Здесь уже старцы пропели гимны в ее честь, и 1500 бедуинов объявили Эсфирь Малек "султаншей Тадмора" или же "царицей Пальмиры".