Амулет Паскаля

— Но ведь я сказала об этом!

Мне было действительно больно, будто мне из зубов в одночасье выкручивали иглой все нервы без наркоза.

— Неужели это перечеркивает все остальное?!!

В этот момент небесные силы точно также работали над его зубами…

— Я понимаю… — после паузы сказал он. — Тебе это кажется брутальным… Я так и знал. Мать говорила, что ты — необыкновенная… Кстати, ты очень на нее похожа… Она считала меня потерянным, безумным. Но мы с ней были одинаковые и всегда чувствовали друг друга. Она знала, что мне нужно. И всегда была права. Она надеялась…

Я смотрела на него уже издалека. На первый взгляд все было действительно проще пареной репы: мать присмотрела невестку…

Но было нечто еще, что не давало мне возможности остаться на берегу океана, на вилле с итальянскими фонтанами и мебелью какого-то из Людовиков.

Он не мог этого понять.

И мне пришлось выставить кучу дурацких условий.

А потом мы приумолкли. Сели в машину. Он опустил верх. Ветер больше не щекотал его лоб моими волосами. Через полчаса мы остановились возле моего отеля. Наутро у меня вылет в Чикаго.

Он молчал. И это было хорошо.

«Если ты передумаешь…» — сказали его глаза, и он поспешил отвести взгляд. «Ладно… — молча ответила я. — Я буду знать, что…»

* * *

……………………………………

(хотела что-то записать… что-то важное… или — неважное… какая разница… пусть останутся эти точки… они как дождь на асфальте…)

* * *

…Чикаго.

Чикаго и — домой. Моя девятая гостиница за месяц…

Просыпаюсь в семь двадцать семь (учитывая разницу во времени — это те же пять). Варю кофе.

«Ночная жизнь» — негритянский джаз в клубе до трех часов. Музыка, как дым сигары, — вьется и не заканчивается.

Озеро Мичиган. Нереально бирюзовая вода…

…Завтра — безумный многочасовой перелет: Чикаго — Вашингтон — Вена и… домой. Временная яма. Пятнадцать часов — коту под хвост!

…Америка — Великая страна, построенная на крови.

В ней, пожалуй, несложно жить, если имеешь голову на плечах.

Великан, играющий детским трамвайчиком…

Кинг-Конг, который собирается на крышу несуществующего небоскреба…

Голубая мечта для тех, «кто не был здесь никогда»…

Утраченная возможность вязать свитер на берегу Тихого океана…

* * *

…Трудный перелет. Как всегда летом — отключили горячую воду. Ее не будет до следующего понедельника. Помылась в холодной и — в постель… Вынесла часы, плотно завесила шторы, сомкнула веки…

…Кажется, я уже никогда не смогу нормально уснуть! Под подушкой десять облаток феназепама — они остались от бабушки. Я давала ей по одной таблетке. А потом — по две…

Часть четвертая Дети

1

Часы показывали пять утра…

Это был не мой почерк! Уж не говоря о самой вещи — я придирчиво отношусь к цвету, долго выбираю даже конверт с маркой. Зеленый блокнот. Ну, не мой цвет, не мой почерк… Я вообще не люблю писать, а тем более — вести дневники!

Об этом я и сказала мсье, как только налила в его бокал вина и услышала привычное:

— Как спалось, госпожа Иголка?

Это меня почти взбесило.

— Вы издеваетесь? Считаете, что я могла уснуть, держа в руках ваше «вещественное доказательство»? Но, мсье, должна вас разочаровать…

И высказала все, что думаю по этому поводу.

Ну да, конечно, мне интересно здесь жить, я просто «балдею и тащусь», на мой счет капают честно заработанные за разливание вина денежки, я набрала три килограмма, чем очень порадовала матушку Же-Же, у меня появились друзья, которых я ценю за то, что могу их потерять за очередным ужином. Это все понятно. ПОЧТИ понятно. Но этот блокнот…

— А что в нем такого? — совершенно серьезно спросил мсье.

Я разинула рот. И вдруг меня как обухом по голове: конечно, он не мог его прочитать, ведь он не знает языка!

Пришлось рассказать в сокращенном варианте. Мсье попивал вино и слушал. Получилась такая себе историйка скучающей капризной дамочки.

— Действительно, — после раздумий пробормотал мсье. — Это не ваша вещь. Они что-то напутали… Прошу меня извинить.

Я обрадовалась и поблагодарила Бога за то, что все прояснилось.

Не люблю недомолвок и загадок.

Днем мсье засел за письма. Он это делал регулярно с двенадцати до четырех часов с небольшим перерывом на обед, который матушка Же-Же приносила ему в кабинет. Эту священную миссию она не доверяла никому. А уж как живописно оформляла инкрустированный морскими ракушками поднос! Фарфоровую миску с супом окружали фигурно нарезанные овощи, из крошечных кусочков черного хлеба торчали шпажки с анчоусами, оливками, сыром. Мсье обычно съедал только суп, а вся красота оставалась матушке Же-Же, которая потом, на кухне, в глубокой задумчивости глотала содержимое шпажек и укоризненно качала головой.

Но сегодня матушка еле двигалась. Поднос она украсила, как невесту перед венцом, и бессильно опустилась на скамью в кухне.

— Наверное, что-то с давлением, — сообщила она.

— Я отнесу! — сказала я.

— Ой, не знаю, понравится ли это мсье… — с сомнением покачала головой матушка.

Хм… Какая разница, подумала я, кто предстает перед его ясные очи утром, а кто — в обед?

— А что, есть какие-то особые распоряжения мсье? — спросила я.

— Ну… Вообще-то, он привык, что это делаю я… У него куча бумаг на столе, и поднос нужно ставить так, чтобы…

Она пустилась в пространные объяснения, каким образом и на какую сторону стола нужно ставить поднос с супом.

— Не нужно ли при этом насвистывать хорал Баха? — спросила я. — Или выстукивать зубами «Танец с саблями»?

Матушка Же-Же обиженно засопела.

— Никогда не могу понять, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно, — пробурчала она. — Ладно, неси. Только очень осторожно и молча. Мсье не любит, когда ему мешают болтовней.

Я взяла поднос.

— Не волнуйтесь, все будет по первому разряду!