Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Амулет (Потревоженное проклятие)
Шрифт:

Мы с Борисом, недовольные друг другом, достали сигареты, а Паганель принялся выколачивать свою трубку в огромную черную пепельницу. Приглядевшись, я с удивлением опознал в ней фашисткую каску времен последней войны. Паганель перехватил мой взгляд и улыбнулся:

— В пятьдесят первом я, еще студентом, был на практике в Смоленске. Мы копали тогда подвалы Смоленской крепости. Так там этого добра… — он постучал по каске, — Видимо-невидимо было! Ну, мы все, молодежь, и взяли по одной, на память о первых раскопках. Я думал-думал, куда ее, не на полке же держать этакую пакость. Потом приспособил. Очень удобно: «…емкыя, глыбокая!»

Вы,

Сергей, посмотрите, если есть желание — тут у меня, в отличии от музея, все можно потрогать, пощупать, так сказать. Пожалуйста, интересуйтесь!

Борис угрюмо листал како-то журнал. Я встал и пошел вдоль полок. Боже мой, чего тут только не было! Плоские ящики с монетами, украшениями, всякими мелкими безделушками. Коллекция ключей — от крошечных до громадных, с затейливыми бородками и всякими мифологическими зверями, обвивающими стержни ключей. Ножи, стрелы, топоры… Все осмотреть не хватило бы и суток!

Мое внимание привлекла небольшая, в ладонь, фигурка летящей птицы. Что-то вроде цапли: бронзовые раскинутые крылья, короткий хвост, длинная вытянутая шея, острый клюв заканчивается стальным граненым наконечником. Я попробовал пальцем и укололся — наконечник был остро отточен! Паганель заметил, что я держу в руках, прищурился, посмотрел на меня поверх очков:

— Сережа, вы его бросьте! Просто возьмите как попало: за хвост, за крыло, за клюв и метните вон в тот деревянный щит!

Я поглядел в указанном направлении и увидел изрядно выщербленный круг на стене в далнем углу кабинета.

— Смелее, смелее! Не волнуйтесь, ничего страшного не случиться!

Я взял цаплю за крыло и бросил ее, стараясь попасть в центр круга. В воздухе что-то свистнуло, тук! — птица аккуратно вонзилась клювом в дерево!

Паганель хитро улыбался:

— Ну как? Это китайский боевой журавлик. У него в теле много мелких отверстий, расположенных таким образом, что в полете он свистит и всегда разворачивается клювом вперед! Мы проверяли эту птичку в аэродинамической трубе — результаты поразительные! Ребята из «туполевского» КБ только руками разводили… А журавлик, между прочим, имеет весьма почтенный возраст — ему под три тысячи лет!

Я выдернул опасную игрушку из щита и осторожно положил на полку.

Молчавший до этого Борис отложил журнал, встал, и не глядя на меня, глухим голосом сказал:

— Серега… Я не хотел тебя обидеть… Я думаю, я был не прав…

Он твердо взглянул мне в глаза и протянул руку. Я с удовольствием ее пожал. Борис был мне симпатичен, сам даже не знаю чем, и я внутренне переживал наш разлад.

— Ну и славненько, молодые люди! А теперь — спать! — Паганель проводил нас в гостевую комнату, где хозяйственная Зоинька заранее расстелила нам две шикарные мягкие постели.

Мы пожелали хозяину и друг другу спокойной ночи, улеглись, и уже через минуту ласковые руки простыни унесли меня в сон…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

«Необъяснимых явлений не бывает.

Бывают люди, не умеющие их объяснить.»

Кто-то из студентов физфака

Всю ночь я проспал безмятежным сном младенца, и лишь под утро мне приснился странный сон:

Я по колено в снегу стою на краю какой-то ямы. Внизу, на дне, среди куч застывшей земли, копошиться человек. Вокруг расстилается огромное поле, белое от снега, искрящегося под неярким светом луны. Холодно, неуютно,

тоскливо…

Человек в яме вдруг окликает меня по имени, протягивает руку, испачканную землей. Эта скрюченная рука похожа на жуткую куриную лапу с черными когтями. Я хватаю руку, человек поднимает голову, выбираясь наверх, и я вижу — это я сам! Чернявый, не бритый, с безумными глазами, но это я!

Я, тот который сверху, понимаю, что происходит что-то страшное, неправильное… В моей руке появляется револьвер, и я стреляю в свое собственное лицо, в переносицу, туда, где у меня оспинка, память о детской «ветрянке». Грохот рвет тишину, звезды на небе косо едут за горизонт, и я понимаю, что падаю в яму, на обмякшее тело того, который так и не вылез. Сухая смерзшаяся земля забивает мне рот, нос, становится нечем дышать, я задыхаюсь, и тут откуда-то слышится голос: «Сергей! Эй, Серега!..»

Я рывком проснулся, дрожжа от пережитого ужаса и тяжело дыша. Яркое солнце заливало комнату. Надо мной стоял Борис, тревожно вглядываясь в мое лицо:

— Уф, напугал! Я думал, с тобой что-нибудь случилось. Уткнулся в подушку и давай хрипеть, как будь-то тебя душат…

— Доброе утро, Боря! Примерно так оно и было… — я очумело покрутил головой, потянулся и рассказал Борису мой сон.

— Видать, здорово ты вчера кумполом… Ладно, ты не забудь Паганелю рассказать — он в снах разбирается, может и обьяснит, что к чему!

Тут в дверь постучали и раздался голос хозяина квартиры:

— Ребятки! Доброе утро! Я слышу, вы уже проснулись! Как говорится, вставайте, графы, нас ждут великие дела!

…Мы втроем сидели на солнечной кухне и уплетали прямо из чугунной сковороды «богатырскую» десятиглазую яичницу. За окнами блестела под бездонным голубым небом гладь Москва-реки. День обещал быть погожим, хотя «…стоял октябрь уж у двора.»

Пока мы с Паганелем создавали шипевший сейчас на столе шедевр холостятской кулинарии, Борис позвонил на квартиру Профессора, и узнал, что вчера поздно ночью из Кургана звонила Надежда Михайловна. Она сообщила, что состояние больного заметно улучшилось, и хотя в себя Профессор пока не пришел, врачи убеждены в благополучном исходе. Через несколько дней, если все будет нормально, Профессора можно будет везти в Москву, в нейрохирургическую клинику академика Броммеля.

Хорошие новости подняли нам настроение, даже я, никогда в глаза не видевший Профессора, искренне порадовался за него. Чудное осеннее утро, с его особой прозрачностью, свежестью, чистотой, придавало мне внутренние силы, и все события минувших дней как-то утратили свою ужасность.

После завтрака, убрав со стола, мы отправились в кабинет Паганеля; вчера в суете и тревогах из поля зрения были упущены Николенькины дискеты, и теперь Паганель вознамерился просмотреть, что же на них записано.

Зашторив тяжелые темно-вишневые портьеры, что бы солнечные блики не слепили экран монитора, Паганель устроился перед комьютером, поклецкал клавишами и вставил первую дискету…

Профессор, как обьяснил Борис, всегда возил с собой складной компьютер — «ноот-бук», хранящий в своей памяти все научные наблюдения, описания находок, личные впечатления и много другой информации. На Николенькиных дискетах были записаны: карта с отметками мест раскопок, каталог найденных предметов и несколько страниц из дневника Профессора. Эти записи помогли моим новым друзьям разобраться, что же за таинственный курган раскопали искатели.

Поделиться с друзьями: