Амулет (Потревоженное проклятие)
Шрифт:
Паганель нахмурился, словно что-то вспоминая, потом нерешительно покачал головой:
— Не похож! Судаков повыше, и… ну, поизящние, что ли! Хотя я не ручаюсь — далековато, не разглядеть!
Я глянул на искателей:
— Слушайте! Получается, что он был тут, когда мы приехали, ковырялся в своем тайнике! И мы его спугнули! Он следил за нами, а когда понял, что мы заблудились, побежал к бомжам!..
Подошедший Борис хмуро договорил:
— И пока мы месились с ними, вернулся к тайнику и ку-ку, Гриня! Он опять нас обошел, с-сучара!
Паганель поморщился:
— Борис, не ругайтесь! Предлагаю вернуться к тайнику…
Наши
— Вот интересно, был здесь амулет или нет? — задумчиво сам у себя спросил Паганель, когда мы выбирались из оврага на дорогу.
…Вечерело, когда замерзшие, промокшие и злые, мы вернулись на квартиру Паганеля. У меня перед глазами все плыло — видимо, многострадальная моя головушка совсем измучилась — столько по ней за два дня попадало! Вся эта история, казавшаяся мне вначале довольно простой и ясной, обросла сперва чертовщиной, теперь — трупами, и становилось опасной для жизни. Я все больше и больше жалел, что впутался в нее. Катакомбы, бомжи, Судаков…
С другой стороны, предупреждали меня-дурака: «Не лезь!», Борис вот и предупреждал, так нет, надо же мне было проявить «мужество и героизм»! Теперь поздно, как говориться, «…пить боржоми, коли почки отвалились!».
Зои дома не было. Мы молча разделись, умылись, и Борис предложил «для сугреву» выпить по рюмочки, «…не пьянства ради, а дабы не простудиться!», как он выразился.
— Вчера не удалось, и чувствуя я, мой организм начинает тосковать! проговорил искатель, горбясь на табуретке: — А когда организм тоскует — не долго и и заболеть!
Предложение прошло на ура — всем было не по себе, нападение бомжей и свиданице с нашим главным противником даже Паганеля погрузили в мрачное настроение.
Мое лицо обмазали йодом, облепили пластырями, приговаривая, что до свадьбы заживет, а шрамы украшают мужчину. Затем Паганель заставил нас с Борисом снять мокрые носки, выдал взамен по паре шерстяных, «рыбацких», и отправил ждать его в гостинную.
Рассевшись по креслам, расслабившись, мы с Борисом пялились в телевизор, ожидая хозяина, чем-то гремевшего на кухне.
На полуметровом экране «Сони» мелькнула новостийная заставка, появилась бодренькая дикторша и сообщила об очередной перестановки во властных структурах. Того сняли, этого назначили… Борис стукнул кулаком по колену:
— Как пауки в банке! Давят друг друга, давят, а откуда-то новые лезут! Тьфу! А до порядка в стране никому дела нет! В десяти минутах езды от Университета банда бомжей нападает на троих ученых средь бела дня, а эти… — он энергично мотнул головой куда-то вверх, — …только и думают, как бы кого подсидеть!
Мы помолчали, но я про себя польщенно отметил, что Борис сказал: «… троих ученых…».
Вошел Паганель с рюмками и нарезанным лимоном на блюдечке. Мы быстренько расставили все на журнальном столике, из бара появилась бутылка пятизвездочного коньяка, и началось «лечение»…
Первые сто граммов обожгли мои разбитые губы, ухнули вниз,
достигли желудка и бесшумно взорвались там, наполнив меня приятным теплым жжением. Виртуозно нарезанный, тончайший ломтик лимона лег на язык, заставил на миг зажмуриться, и уже спустя минуту ужасные события сегодняшнего дня стали бледнеть, отступать на второй план, и жизнь снова стала для меня прекрасной и удивительной. Видимо, искатели испытывали те же чувства: глаза Бориса заблестели, с лица исчезло угрюмое выражение, а Паганель раскурил трубку и блаженно улыбнулся, выпуская дым.Он налил по второй, и процитировал:
— «Человек был нужен природе лишь как промежуточное звено для создания главного шедевра — рюмки коньяка с ломтиком лимона!» Откуда, кто знает?
Борис глубокомысленно завел глаза, я тоже покопался в памяти, но ничего похожего не вспомнил. Паганель торжествующе улыбнулся:
— Стругацкие, «Понедельник начинается в субботу»!
Борис усмехнулся:
— Не так уж они были и не правы! Ну что, друзья, как говорил космонавт Джанибеков после отделения первой ступени ракеты: «Между первой и второй перерывчик не большой!».
Мы дружно согласились с космонавтом и выпили второй раз. Тепло, концентрировавшееся в области желудка, потекло по жилам, язык, что называется, развязался, и шутливый застольный разговор плавно переехал на чисто мужское обсуждение сегодняшней драки.
Борис, как выяснилось, имел разряд по самбо, и как почти профессионал, похвалил меня за смелость и находчивость. Я, в свою очередь, восхищался Паганелем, не испугавшимся того бандита с ножом. Паганель, раскрасневшийся от коньяка, обьявил, что еще никогда не встречал таких отважных молодых людей, и мы, очень довольные сами собой и друг другом, выпили по третьей.
Коньяк растворил все наши страхи и сомнения. Первое, обвальное, опьянение прошло, откуда-то всплыло здоровое чувство голода, и «лечение» само собой перенеслось на кухню.
На плите пыхтел чайник. Паганель, вытянув ноги, так, что они торчали из-под стола, спросил, ловя вилкой в тарелке соленый опенок:
— Ну, у кого какие соображения? Что будем делать дальше?
Борис, уплетая кирпичеобразный бутерброд с ветчиной, сыром, майонезом и помидорами, прошамкал набитым ртом:
— Фрефагаю… уфроить… зафаду!
Мы с Паганелем хором переспросили:
— Что устроить?!
— Засаду! — Борис отложил истерзанный бутерброд и пояснил: — Судаков, а я уверен, что это был он, нас видел! Меня он может и не вспомнит, но вас, Максим Кузьмич, трудно забыть! Он поймет, что ему теперь надо убирать троих свидетелей…
— Ну и что? — я показал Борису фигу: — Вот он теперь будет кого убирать! Он теперь слиняет с амулетом и деньгами — и привет! Ищи ветра…
Паганель помахал в воздухе вилкой с наконец пойманным грибком:
— Я не согласен! Судаков обязательно постарается нас убить, но — по одиночке, последовательно, так сказать. Сегодня у тайника мы встретились чисто случайно, но он сразу среагировал — натравил на нас бомжей! Не вышло! Теперь он будет осторожнее… Он знает Сергея, он вспомнит меня, он постарается разузнать о Борисе… И я думаю, что нам надо действовать быстро и решительно! Мы должны перехватить инициативу — нам надо дать себя найти!
Я плохо следил за мыслью Паганеля, параллельно думая о оставшемся в бутылке коньяке, поэтому не совсем понял: