Амулет смерти

Если хозяин дома от такого дара слегка смутился, то хозяйка и вовсе онемела.

В ее представлении товары известных марок должны были стоить баснословных денег.

Кондратьев-младший тем временем с напряженным вниманием изучал желтую коробочку.

– Нашел! – завопил он наконец. – Нашел: «Made in China»! Это Китай. А Китай в Азии. Поняла, Катька?

Сразу все стало просто. Ах, Китай… Это почти Россия. Катя выбралась из-за стола и потребовала, чтобы ей позволили произвести первый снимок. Она выхватила аппарат из рук именинника:

– Ой, а куда нажимать?

– Я и сам толком не знаю, – сказал молодой житель Бенина.

Склонив головы к китайскому «Кодаку», они обнаружили единственную кнопку. Больше нажимать было попросту не на что.

– Ну давай, мне все понятно.

Кофи с сожалением отстранился от благоухающей белой девушки с пальмовыми листьями вместо ресниц и с такими бедрами, какие появляются у его одноплеменниц после третьих родов.

– Только в объектив не смотрите, а то глаза выйдут розовыми от вспышки, – посоветовал Василий Константинович. – Видел я уже снимки, сделанные этими мыльницами.

– Мыльницами? – непонимающе уточнил Кофи, устраиваясь перед крохотным объективом.

Борис положил руку ему на плечо:

– Вот видишь, это новое значение слова «мыльница». Я о нем тоже не подозревал.

– А! – догадался Кофи. – Этот аппарат размером с мыльницу и открывается похоже, да?

– Точно, – кивнул старший Кондратьев, радуясь сообразительности молодых людей. – Профессиональные фотографы называют мыльницами маленькие бытовые камеры.

– Все это ерунда, – решительно заявила вдруг Катя и прекратила целиться в объектив. – Я знаю, что надо делать. Я вспомнила. Меня как-то раз так фотографировали. Аппарат надо перевернуть вспышкой вниз. Тогда можно смотреть в объектив сколько угодно. Никаких красных глаз!

Она и впрямь повернула фотоаппарат так, что вспышка и кнопка очутились внизу.

– Ну давай уже. Не томи, – жалобно попросил брат.

Комнату еще заливал с улицы вечерний солнечный свет, но вспышка все равно показалась ослепительной.

– Еще разок, – подсказал отец. – Может, кто моргнул. Или начало пленки засвечено… От теперь порядок. Теперь джентльмены выпивают и закусывают.

– А дамы что теперь делают? – спросила Катя, усаживаясь на свое место.

Ей ответила мать:

– А дамы, Катенька, наливают и жрать готовят.

Хохоча вместе со всеми, гость поднялся. В голове шумело «Советское шампанское». «Достаточно. Все-таки первый визит, – уговаривал сам себя Кофи, хотя уходить очень не хотелось. – Мое присутствие сковывает старших, пусть побудут одни. День рождения – семейный праздник».

– Спасибо большое… Как это по-русски? А, вот: извините, но я вынужден вас покинуть. Спасибо за приятное время.

Все, кроме Кати, поднялись следом и стали наперебой уговаривать гостя остаться. Кофи был непреклонен. Он вежливо улыбался и мотал головой. Он знал, что принципиальные мужчины нравятся женщинам. Как это по-русски? «Уходя – уходи!»

На выручку другу пришел Борис:

– Мама, папа, ну в самом деле! Ему же еще до общаги добираться.

– Белой ночью и не заметим, как время пролетит, – вставила Катя. – В городе разведут мосты, и придется нашему бедному другу ночевать на берегу.

В ответ гражданин Бенина набрался духу и попросил:

– Катя, раз ты так заботишься обо мне, не будешь ли ты столь любезна показать, где можно вымыть руки?

Катя с готовностью выскочила из-за стола и увлекала гостя из столовой. За их спиной Борис включил магнитофон. Воздух наполнился завываниями новой российской поп-звезды.

– Тебе сразу показать, где руки моют, или сперва посетишь соседнее помещение?

– Ну конечно, сперва соседнее! Подожди, – Кофи прикоснулся к ее руке, словно та была из хрусталя. – Я хотел бы пригласить тебя кое-куда. Завтра. Если ты вечером свободна.

– И куда ты меня пригласишь? – голосом прожженной распутницы уточнила Катя. – Может, в кино? Или в кафе-мороженое?

– Нет, – твердо сказал Кофи. – Давай пойдем в цирк.

26

Кофи не ожидал, что она придет вовремя. Ровно в шесть. От неожиданности с организмом симпатичного черного парня случился катаклизм: сердце екнуло, ступни заледенели, уши заложило, в висках ударили тамтамы, и что-то сладко заныло в районе селезенки. Он даже пошатнулся.

Она стояла в сквере перед детской площадкой: правая нога в сторону, левая рука на бедре. Стройная, как пальма. Элегантная, как скульптура из Эрмитажа.

– Катя, – только и сказал Кофи, нагибаясь к ее руке. – Катя!

– Привет! Легко меня нашел? Я во-он там работаю, видишь?

Она легонько провела пальцем по его голове. По ковру из мелких, словно приклеенных кудряшек. В первом прикосновении к любому иностранцу есть что-то особенное; что уж говорить о человеке другой расы! Катю словно обожгло, и главное теперь было вида не показать.

– Наверное, умение отыскать друг друга в пятимиллионном городе и есть главное достижение белой цивилизации, – сказал Кофи и выхватил из джинсов два билетика. – Видишь?

– Цирк, – не вполне уверенно сказала Катя. – Я там один раз была. В пять лет.

Мама рассказывала, что мне стало скучно и я рвалась домой.

Солнце еще было довольно горячим, и они зашагали по тенистой аллее сквера. Не под ручку, но рядом. Прохожие стали поглядывать с осуждением. С проспекта доносился рев автомобильных стад.

– Что ты во-он там делаешь? – Кофи кивнул в сторону Катиной работы.

«Плевать на эти взгляды! – пронеслось в ее голове. – Вот вам, расисты проклятые». Она взяла рослого плечистого парня под руку. Кофи от неожиданности едва сохранил равновесие. Сегодня день крепких ощущений. Тамтамы выстукивали нервический ритм по всему телу.

– Я там ординатор, – сказала Катя.

Взгляды прохожих из осуждающих сделались возмущенными.

– Я такого слова не проходил, – признался Кофи.

В отличие от своей спутницы он прохожих не замечал, потому что давно привык быть одним из малочисленных черных среди многочисленных белых.

– Ну, как тебе объяснить? Клинический ординатор – это врач, проходящий курс специализации.

– После института?

– Обычно после окончания института.

– И на чем ты специализируешься?