Амулет Золотого Льва. Книга вторая
Шрифт:
– А я, понимаешь, задолжал браткам кругленькую сумму… – поведал Петрович свою историю.
– Своим братьям?
– Да нет, бандитам. Открыл свой бизнес, а он погорел.
– Чего у тебя сгорело?
– Да ничего. Дело я свое начал. И прогорел, понял?
– Понял.
– Нужны были бабки…
– Повитухи? Гадалки?
– Да какие повитухи? Деньги! Квартиру я заложил. И тут вспомнил, что еще лет пятнадцать назад в тайге самородок спрятал.
– А пошто прятал? Почему сразу с собой не забрал?
– Смотри, – Петрович достал свой кусок золота. – Вот тут видишь срез? Не то лопатой
– Срок? В тюрьму? За самородок?
– Ну да. Такие вот порядки были: скрываешь золото, значит преступник. Это ж восемьдесят девятый год, при социализме еще было. Короче, отыскал я его ночью в кустах, самородок-то, и спрятал. Решил, придет время, пригодится. Вот оно и пришло, время-то. Теперь порядки другие. И ведь цел, паршивец, сохранился как в банковском сейфе, пятнадцать лет пролежал – и ничего! Теперь за него сорок, а то и пятьдесят кусков зеленых отвалят. С братками рассчитаюсь, квартиру верну – и можно по новой в долги влезать.
– А эта музыка сейчас в цене? – Фрол похлопал по карману, в котором у него лежали алмазы.
– Эта музыка всегда в цене.
– И сколько это может стоить?
– А ну, давай-ка посмотрим.
Владелец алмазов расстелил на столе тряпицу и разложил свое состояние.
– Необработанные, да не все чистой воды… Сколько тут? В общей сложности карат двести с небольшим? Легально тоже ведь такую кучу не продашь, начнутся вопросы: откуда, да как? А на черном рынке тыщ сто – сто двадцать баксов получить можно.
– Что еще за баксы?
– Доллары. Валюта американская.
– Ты мне в рублях скажи. В рублях-то это сколько?
– По нынешнему курсу где-то три миллиона с копейками.
– Ты… ты… три мил-ли-о-она?! – у Фрола округлились глаза.
– Да не пугайся ты, на самом деле это не так много.
– Да ежели штоф водки двугривенный стоит…
– Стоил. Когда-то. А сейчас уже не двугривенный, а двести рублей. Так что обольщаться не надо. Но все равно, ты – богатый человек. Если умело пристроить эти деньги, можно скромненько жить на ренту.
– Эх, жаль, остальные утопли.
– Так ты говоришь, в каком-то там параллельном мире у тебя еще есть?
Петрович снова налил в кружки грамм по сто водки. Пусть у мужика язык побольше развяжется. Конечно, он малость… со сдвигом, но вдруг на самом деле проболтается, где алмазы прячет.
– Есть, – Фрол завернул камни в тряпицу и спрятал в карман, лишь после этого взял кружку и чокнулся с Петровичем. – Два мешка там было, мне не с руки их оба тащить-то, я и решил один оставить на черный день. Один с собой забрал, а другой там схоронил.
– Так, а как туда попасть-то, в этот параллельный мир? Я уже вхожу в доверие? Трапезу мы с тобой поделили, все сокровенное рассказали, можно сказать побратались, – Петрович потрогал ссадину на скуле. – И что это за другой мир? Разве такое бывает?
– Да я поначалу и сам не поверил, – Фрол выпил водку и занюхал рукавом. – В сухой колодец
упал по нечаянности и лечу себе. Да только не вниз почему-то лечу, а вверх. А навстречу мне черт. «Помогу, – говорит, – тебе выбраться». Вот и помог. И очутился я неизвестно где…Глава 2. Другой мир
А очутился Фрол на заснеженном чистом поле. Темнотища кругом – луны на небе нет, лишь тусклые звездочки слегка освещали снежную целину. Вглядываясь в небо, Фрол не нашел ни одного знакомого созвездия. А мороз пощипывал крепко. И куда идти? Где согреться? На сковородке-то в аду небось тепло было бы. Оглядевшись по сторонам, увидал Фрол кромку леса примерно в версте или полутора от него. А маленький тусклый огонек указывал на то, что там имелось человеческое жилье. Хотя, могло и померещиться. Быть может, глаз волчий в темноте блеснул.
И все же, Фрол медленно, проваливаясь по колено в снег, побрел в том направлении, где огонек приметил. Морозный ветер колол щеки и забирался под тулуп.
– Вот тебе и Новый год! – ворчал он себе под нос.
Однако от энергичной ходьбы по глубокому снегу стало тепло, даже в пот бросило. Добрался он, наконец, до леса и среди деревьев увидел маленькую избушку. Снег вокруг нее был утоптан, причем, какими-то странными следами, вроде и птичьими, но шибко великими. Страусиные, что ли? Батюшка Филарет как-то рассказывал ему об огромных птицах, живущих в Африке, которые не летают, а только бегают.
Он обошел избушку вокруг, отыскал дверь, постучал и, не дождавшись приглашения, вошел, впустив за собой клубы пара. Хотел перекреститься на образа, да так и не нашел их. Перекрестился на пустой красный угол.
– Ну, здравствуй, добрый молодец! Дела пытаешь, аль от дела лытаешь?
На лавке за столом сидела старуха. Заиндевелое окно за ее спиной отражало золотистыми искорками свет лучины. Всю обстановку в избе составляли лавка, сундук, гладко выскобленный стол и русская печь.
– Долгих лет тебе и здоровья, бабушка, – вежливо ответил Фрол. – Пока не знаю, за каким делом иду. Позволь погреться до утра. А там пойду, куда ноги поведут.
– Ну садись, милок, грейся. Стужа вон какая, а у меня печка топлена. Ужо и каша, наверно, поспела.
Старушка поднялась, сняла с устья печи заслонку, поддела ухватом чугунок и водрузила на стол. Дала деревянную ложку.
– Вот, кушай, касатик.
Пшенная каша была на воде и жидкая, скорее – похлебка. Но Фрол уже успел проголодаться, время-то глубокая ночь. Поэтому ел с большим аппетитом.
– А бражки крепенькой испить не желаешь?
Хмельной угар апосля возлияний тоже давно выветрился.
– Было б неплохо! – согласился Фрол.
Старуха достала глиняную баклажку и наполнила из нее деревянную ендову. Брага была сладкая, с медовым привкусом и мятным запахом. От тепла, сытости и хмельного питья сразу потянуло в сон.
– Вот, яхонтовый, ложися суды, на лавку, – старуха задула лучину в светце, стало темно…
Фрол резко проснулся от внезапной тревоги. В избе стояла кромешная темень, ее развеивал лишь тусклый свет из окна. В этом синеватом свете он увидел нависший над собой силуэт старухи. В приоткрытом рту ее сверкнули длинные острые клыки.