Амулет. Книга 2

– Вот скажи мне, к примеру, ма. Почему мой дед Гонсалес выбрал в жены именно мою бабушку? Ведь он был, насколько я понял, из очень влиятельной семьи, родился в Мексике, учился в университете, наверняка повидал множество ярких красавиц на любой, самый требовательный, вкус, а выбрал вдруг скромную деревенскую девушку из России! Чем она его так покорила?

– Знаешь, это действительно интересно, – задумчиво отозвалась моя мама. – Я в свое время тоже об этом размышляла, спросила даже как-то раз у твоего отца. Он мне и рассказал, что, когда уже вышел из детдома и поступил в училище, его разыскала тетка Алевтина – она до последнего часа оставалась с твоей бабкой в Актюбинском лагере, вот только ей удалось каким-то чудом выжить, а твоей бабушке – нет. Саша, конечно, тут же ее привел к себе домой, оставил погостить на неделю. И у них повелось – он приходил из училища, усаживался уплетать ее восхитительные пироги, а она рассказывала ему о матери. От нее, кстати, и фотографии эти к нам попали – бабка сберегла и перед смертью ей наказала отыскать сына и передать. И про роман с Гонсалесом, конечно, бабушка Авдотья своей подруге по несчастью тоже поведала. Вспоминала Алевтина, как любила она повторять: «Говори, что думаешь, и получишь то, что заслуживаешь». Она считала, что, если всегда говорить правду, то не придется ждать никаких неожиданных неприятностей от судьбы. За это, говорила бабка, красивый мексиканец ее и полюбил. Жаль только, что жили они в такое время, когда правда приносила людям лишь боль и страдания…

«Вот и разгадка! – удовлетворенно подумал я. – Меняются времена, но не люди. Вот и моему деду, наверное, так же трудно, как и мне, было найти искреннего человека, который не врет, говорит то, что думает, которому можно доверять. А моя бабушка оказалась именно такой. Конечно, дед не мог не понимать, какая это редкость, поэтому и взял ее в жены».

Получив ответ на занимавший меня вопрос, я решил не дожидаться, когда мать снова заведет разговор о моей скорой женитьбе, и переменил тему:

– Кстати, ма, как там Майка поживает? Не соскучилась? Загостилась она у тебя, может, пора и честь знать?

– А чего ей скучать? Ей у меня хорошо – и питание, и уход. Жалко тебе отдавать, бестолковому. Но ничего не поделаешь – твоя живность, забирай. Только знаешь что? Давай-ка завтра. С утра.

На следующий день я поднялся ни свет, ни заря, и, наскоро запихав в себя кофе с бутербродом, рванул к матушке за Майкой. Ехал и сам удивлялся своей прыти – с чего это мне вдруг стало так невтерпеж? Всего несколько дней подождать – и забрал бы кошку после маминой вечеринки… Но пришлось признаться самому себе – меня гнало острое чувство одиночества, переносить которое становилось все труднее. Хотелось прижать к себе хоть какое-то живое, любящее существо. Хотя бы кошку, раз других все равно нет…

Я, конечно, не ожидал, что Майка бросится мне навстречу, с собачьей радостной преданностью – у кошек это не принято, но не мог и подумать, что она вовсе не отреагирует на мое появление. Меня угораздило приехать как раз в тот момент, когда мама смешивала в миске рыбу с геркулесом, чтобы покормить Майку, и все кошачье внимание было сосредоточено исключительно на этом процессе. В мою сторону несколько раздобревшее и вполне умиротворенное существо даже не взглянуло. Раздосадованный таким поворотом событий, я дождался, когда Майка закончит свой завтрак, и, усадив изменницу в комфортабельную корзинку, приобретенную специально для ее перевозки, поспешил домой. Майку разморило в мягкой, обитой плюшем корзинке, и я решил заскочить в универсам, чтобы начать новый круг общения с любимицей с блюдца хороших сливок. Равнодушие кошки так огорчило меня, что я поставил себе цель вернуть ее расположение любой ценой.

Оказавшись в привычной обстановке, Майка деловито прошлась по квартире, остановилась возле блюдца и вопросительно взглянула на меня. Я тут же налил ей щедрую порцию сливок и уселся рядом, задумавшись о своих делах. Вдруг до моего сознания донеслось: «Очень вкусно. И где же ты шлялся, а? Сколько времени потеряно зря – мог ведь каждый день меня так кормить!». Я испуганно огляделся по сторонам, но естественно, никого не увидел, кроме Майки, которая, облизываясь, сидела напротив и глядела прямо на меня своими огромными желтыми глазами.

«Что ж, – огорченно подумал я, – этого следовало ожидать. Я схожу с ума. Разве кошки могут думать?». Надеясь, что кошачьи мысли мне все-таки померещились, я присел рядом с Майкой, погладил золотистую шерстку. «Вот, теперь он подлизывается! – расслышал я сквозь довольное урчание. – Лучше бы еще сливок налил!». Не веря в реальность происходящего, я подлил в блюдце сливок. Майка, благодарно мурлыкнув, прильнула к вожделенному лакомству, но ее мысли продолжали звучать в моей голове: «Пра-а-авильно ты меня понимаешь. Наконец-то. А то одна морока с вами – никогда не знаете, что мне нужно, а что нет! Ладно, посмотрим, как дальше будет. А не понравится – обратно к матери твоей уеду, там жить буду. У нее питание хоть и попроще, зато постоянное».

Я еле сдержался, чтобы не возразить ей что-нибудь вроде «Как тебе не стыдно! Я тебя всегда вовремя кормил!», но сообразил, что собираюсь разводить полемику с кошкой, и совсем приуныл. Этого мне только не хватало! Совсем съехала, видимо, моя хрупкая крыша – не выдержала перегрузок. Читать мысли людей, конечно, тоже несколько непривычно, но это, хотя бы, теоретически возможно и даже описано в научной литературе. Но читать мысли собственной кошки?! У которой, к слову сказать, их быть не должно – по крайней мере, мне об этом до сих пор ничего не было известно! Нет уж, увольте! Я метнулся к шкафу, достал свой спасительный «изоляционный галстук» и плотно застегнул его на шее. Воцарилась тишина – больше от Майки никаких сообщений не поступало. Избавившись от кошачьих откровений, я облегченно вздохнул и, прихватив Майку с собой, направился в комнату – впереди был целый день, который я благоразумно решил потратить на то, чтобы заняться, наконец, делами Стаса.

Впервые с момента нашего возвращения из Мексики я всерьез взялся за бумаги и, как ни странно, работа быстро увлекла меня, победив привычную лень. Подозреваю, что немалую роль в этом сыграло то обстоятельство, что я впервые после возвращения почувствовал себя в собственном доме спокойно и уверенно – рядом в кресле умиротворенно мурлыкала Майка, вопрос с маминой вечеринкой и «невестой» был решен, и казалось, что все в моей жизни постепенно налаживается, встает на свои места. Кроме… Но об этом пока думать не хотелось. Гораздо приятнее было осознание того, что наше сотрудничество со Стасом непременно будет продолжено, а, следовательно, о своем материальном благополучии я смогу не беспокоиться. Согреваемый этими (впрочем, не совсем бескорыстными) мыслями, я добросовестно просидел над документами весь день, сверяясь с законами, проводя экспертизу новых контрактов на соответствие требованиям руководства, словом, занимался обычной юридической рутиной. Лишь когда за окном сгустились сумерки, я почувствовал усталость в спине, блаженно потянулся и с чувством человека, честно потрудившегося и имеющего законное право на отдых, встал из-за стола и прошел на кухню, чтобы соорудить для себя нехитрый холостяцкий ужин.

Естественно, едва я поднялся со своего места, Майка мгновенно проснулась и пулей метнулась на кухню, заняв выжидательную позицию у блюдца. Усмехнувшись, я достал из холодильника сливки для нее, пару шницелей и замороженные овощи – для себя. Майка быстро расправилась со своим ужином, одобрительно мурлыкнула и отправилась в комнату – занимать законное место на диване. Я остался дожидаться, когда подрумянится мясо, а мысли, вытесненные сегодняшней работой, сами по себе вновь закрутились в моей голове:

«Хочу я этого, или нет, но игнорировать амулет и все, что с ним связано, мне, видимо, не удастся. Этот резиновый шнурок на шее – смешная попытка ослабить его влияние, не более того. Непостижимым и непредсказуемым образом я связан с этим наследством своего деда, а, значит, обречен – со Стасом или без него – мотаться по всему миру и собирать фрагменты амулета, до тех пор, пока он не восстановится во всей своей целостности. Или пока мои поиски не приведут меня к гибели… Это предрешено».

Такие выводы меня не радовали, но приходилось признать, что никакой иной альтернативы у меня нет. Что ж! Так тому и быть. В конце концов, надо иметь мудрость смириться с тем, чего не можешь изменить, а изменить путь амулета или прервать свою с ним связь я, конечно, был бессилен, поэтому решил относиться к своей дальнейшей судьбе философски. Поужинав, я тихонько заглянул в комнату и, убедившись, что Майка крепко заснула сытым сном, свернувшись калачиком на диване, снял с шеи «изоляцию» и улегся рядом с ней.

Кошка мирно спала. Ей снилась большая кастрюля, доверху наполненная жирными сливками.

Проснулся я оттого, что в моей голове зазвучали кошачьи вопли: «Сколько можно дрыхнуть! Я голодна! Мне пора есть! Доставай сливки! Сли-и-ивки!». Самым простым способом избавиться от этих настойчивых требований было немедленное их удовлетворение, что я и сделал, по пути к холодильнику нацепив на шею резиновый галстук. Перспектива просыпаться под немые крики кошки каждый день меня совсем не радовала, но, с другой стороны, не могу же я носить свой ошейник круглые сутки?