Амулет. Книга 2

– Может, договоримся? – обратился я к ней. – Я тебя кормлю вдоволь самой вкусной кошачьей пищей, а ты за это позволяешь мне выспаться и не требуешь еды с самого утра! А? Как тебе предложение?

Поскольку я уже успел нацепить «изоляцию», то мыслей Майки я не услышал, но ее реакция была красноречивей всяких слов – с независимым видом она принялась вылизывать свою лапу, делая вид, что совершенно меня не поняла.

– Вот ты, значит, как… Ладно, потом разберемся. Сегодня мне некогда с тобой возиться.

Возиться с кошкой, действительно, было некогда, поскольку именно сегодня мама ждала нас с Милой в гости. Хотя мы и были приглашены только к вечеру я, памятуя о своей патологической неспособности к сборам на торжественные приемы, решил заняться приготовлениями с самого утра. Мама терпеть не могла, когда я являлся пред светлые очи ее подруг в затрапезе – требовала обязательного строгого костюма, белой рубашки с галстуком, безупречной выбритости, сверкающих ботинок и тому подобных, на мой взгляд, совершенно излишних атрибутов в случае, когда речь идет о простых семейных посиделках. Но, поскольку спорить с родительницей в подобных случаях было себе дороже, я всякий раз повиновался и являлся к ней на торжества безукоризненно вычищенным, отпаренным, отглаженным и отутюженным. У меня даже имелся специальный наряд для визитов к ней – хранился на отдельной вешалке в шкафу. Его-то я первым делом и проинспектировал. Конечно! Оказалось, что с ним придется повозиться – укрепить пуговицу на пиджаке, отпарить брюки. С рубашкой, слава Богу, проблем не возникло, поскольку с мексиканских гонораров я прикупил себе не меньше дюжины, и теперь просто вынул одну из упаковки. Покончив с приготовлениями одежды, я освежился в душе, начистил ботинки и взглянул на часы. Так и есть! До назначенного времени оставалось не более трех часов, а ведь мне еще следовало встретиться с Милочкой. Нужно было поторапливаться. Я облачился в свою «униформу для торжеств», попытался повязать галстук поверх изоляционной ленты – ничего не выходило. Галстук некрасиво топорщился, лента выглядывала из-под рубашки. Черт! Как некстати! Вот уж чего мне совершенно не хотелось, так это выслушивать за столом мысли престарелых маминых подруг, да смущаться, улавливая романтические откровения Милы в мой адрес. Я еще немного повозился с костюмом, пытаясь перевязать галстук и спрятать ленту, но, убедившись, что все мои попытки тщетны, с сожалением снял «изоляцию».

«Что ж, придется потерпеть, – с горечью подумал я. – Прав был старый вождь – я не только хранитель амулета, но и его пленник. Ничего не поделаешь!».

Как всегда в минуты подобных сборов, время таяло стремительно, и когда я, наконец, ощутил себя в полной готовности, выяснилось, что встретить Милу я смогу, лишь помчавшись к ее дому на такси.

Я набрал номер ее телефона, и, извиняясь, попросил ждать меня у метро, ближайшего к дому моей матушки. К счастью, она ничуть не обиделась, как не обиделась и на те инструкции, которые я посчитал необходимым дать ей по поводу внешнего вида и манеры поведения на семейном торжестве. Или мне показалось, что не обиделась?

На всякий случай я решил встретить Милу с цветами – раз уж я не смог за ней заехать да еще, не ровен час, обидел своими глупыми наставлениями, хоть встречу, как подобает галантному кавалеру. В последний раз оглядев себя в зеркале, я пулей вылетел из квартиры, купил цветы и с опозданием на пятнадцать минут явился к метро «Гражданский проспект».

Издалека различив меня в толпе, Милочка бросилась ко мне навстречу и, оказавшись рядом, замерла в нерешительности, словно не зная – протянуть мне для приветствия руку или ограничиться простым кивком.

– Извини, что опоздал, – я протянул ей цветы. – Вечно я везде опаздываю! Как меня только еще шеф терпит!

– Значит, есть за что терпеть! – улыбнулась Мила, переняв мой шутливый тон.

– Ох, сомневаюсь! Впрочем, в данном случае мое опоздание нам может быть только на пользу – придем позже всех, так что не придется скучать вместе с парой маминых подруг, ожидая прихода остальных гостей. Как ты, готова?

Мила кивнула.

– И помни: для нас с тобой главный девиз вечера: не лезьте в мою личную жизнь чужими руками!

В ответ она рассмеялась:

– Да, да, я этого тоже терпеть не могу! Тем более, что никакой личной жизни у нас с тобой нет.

Тут я наклонился к ней и произнес таинственным шепотом:

– Но об этом никто не должен знать!

Вскоре, оживленные и нарядные, мы предстали перед моей родительницей. Распахнув дверь, мама просияла, но от меня не укрылось, как в мгновение ока она успела окинуть оценивающим взором не только Милочкино лицо, но и ее наряд, особо задержавшись на украшениях. Сделаны они были, действительно, со вкусом и отличного качества, но я прекрасно знал, что это всего лишь бижутерия, в то время как моя мама, видимо, решила, что невеста ее сына явилась на первую встречу с потенциальной свекровью в брильянтах и сапфирах.

Первый беглый осмотр прошел благополучно. Внешне излучая благожелательность, про себя матушка подумала: «Ладно, сойдет на безрыбье», а для моей требовательной маман такая оценка вполне могла считаться удовлетворительной. Манерно развернувшись и одарив мою спутницу лучезарной улыбкой, мама пригласила нас следовать за ней в гостиную.

Войдя в комнату, где красовался большой, накрытый стол со всевозможной снедью, я несколько оторопел. То есть я понимал, что будут гости, но никак не предполагал, что их будет столько! Вокруг стола кишела масса тетушек самого разного возраста, многие из которых были мне совершенно не знакомы. С трудом я отыскал в этой гомонящей массе несколько относительно знакомых лиц и поспешил занять места за столом поближе к ним, увлекая за собой Милочку.

Зато мама, в отличие от меня, чувствовала себя превосходно. Лицо ее лучилось каким-то непривычным сиянием, платье покроя пятидесятых годов украшала гигантская брошь, которую я помнил с детства, прическа стиля «бабетта» венчала голову. И как она только умудрилась соорудить такое из своих безнадежно испорченных химическими завивками и красками волос? Мне подобное сооружение на голове казалось диким, но мама, да и все окружающие, считали этот стиль прошлого века необыкновенно элегантным.

«Наверное, все мы таковы – тот образ жизни и тот стиль, который мы восприняли в самом расцвете своих лет, навсегда остается для нас эталоном вкуса. И мы цепляемся за него и отстаиваем до последнего, даже когда наши идеалы становятся смешными и немодными. Пытаясь одеваться в той же манере, которая была принята в пору его молодости, человек неосознанно стремится вернуться в свои лучшие годы, вновь почувствовать себя хоть немного моложе», – философски размышлял я, разглядывая нелепые по современным меркам наряды своей матери и ее многочисленных подруг, которые в той или иной степени тоже придерживались стиля давно ушедших лет.

Наконец, все гости расселись по своим местам, зазвучали тосты: сперва в честь хозяйки дома, потом – в честь прекрасного брака, результатом которого стал такой обаятельный сын, обязанный, в свою очередь, продолжить славное поколение Ачамахесов и подарить Галине Евстафьевне внука (тут все недвусмысленно посмотрели на Милочку, отчего та смущенно покраснела и потупилась), следом выпили за упокой моего незабвенного отца, а дальше разговор скатился на обычные бытовые проблемы. Разомлев от сладкого вина, тетушки наперебой вспоминали свою молодость, счастливые советские времена, ругали нынешнюю власть и жаловались на тяжелую жизнь, высокие цены и маленькие пенсии – стандартный набор тем на посиделках пожилых людей.

Мы с Милочкой чувствовали себя, как инопланетяне, случайно оказавшиеся на совершенно незнакомой территории. Как мы могли поддержать беседу? Жаловаться на жизнь вместе с матушкиными подругами было бы чистой воды лицемерием, защищать нынешние времена и доказывать, что и сейчас есть немало хорошего – было бы заведомо провальной позицией. К тому же, оставалась опасность, что вся эта орава накинется на нас с расспросами о том, когда мы собираемся пожениться, и скоро ли планируем завести детей, а вот уж этого ни мне, ни Милочке, совсем не хотелось. Но и уйти раньше положенного времени я тоже не мог – мама никогда не простила бы мне внезапного ухода. Да и не в одной маме дело. Глядя на ее счастливое, оживленное лицо, я понимал, что для нее этот надуманный праздник, который она сама для себя организовала – редкая возможность снова почувствовать себя счастливой, радость, которой не так-то много в жизни пожилого человека. И могу ли я, ее сын, омрачить такой день своим невежливым уходом? Но сидеть и молчать с каждой минутой становилось все тягостнее, тем более, что и Милочка, как я заметил, чувствовала себя не в своей тарелке.

«Ладно, – решил я, – раз я ничего не могу изменить, не могу уйти и избавить себя и Милу от этого торжества, придется расслабиться и получить удовольствие. Попробуем для начала переменить тему».

Я дождался паузы в воркованье тетушек и светским тоном осведомился, ни к кому конкретно не обращаясь:

– А что вы думаете о нашем вступлении в ВТО?

Тут я спохватился, что ляпнул явную ерунду, что женщины, весьма и весьма далекие от политики, могут воспринять мой вопрос как насмешку, но как по-другому подключиться к разговору, не знал. Не о последних же фасонах панталончиков для старых дам мне говорить!