Амулет. Книга 4
Шрифт:
«Что за чертовщина! – разозлился я. – Чьи это дурацкие шутки? Нет, это надо выяснить!» Я стал уже опять надевать куртку, как вдруг услышал через окно звук въезжавшей во двор машины. Я выглянул – из пузатого серебристого «мерседеса», отсвечивающего никелированными деталями, вышли двое. Один за другим они направились в «новорусский дом». Впереди шел водитель, он же охранник, он нес портфель, видимо, не свой, а хозяина, а сзади шёл… тот самый человек в сером пальто, которого я только что видел валяющимся в крови под деревом, с нелепо подвернутой рукой.
Сердце у меня колотилось. Ведомый скорее своими эмоциями, чем разумом, я
«Ну, это же мне не показалось!» – торжествующе подумал я, поднимаясь с колен и отряхивая снег. Но нет! Человек, в которого только что стреляли, спокойно подходил к дому. И он же, обливаясь кровью, лежал под деревом!
«Так, юрист, – обратился я сам к себе, – это шизофрения! Или… – меня осенило, – мой талисман играет со мной в такие милые игры? Если так, то о чьей смерти он так упорно предупреждает?»
Не зная лучшего справочного бюро, чем бабульки, праздно торчащие целыми днями на лавочках, я обратился к ним:
– А кто эти люди на «мерседесе»?
– Не знаешь разве? – обрадовано загалдели они, обретя долгожданного собеседника. – Из этого дома он (они указали на отстроенный особняк), во второй парадной живет…
В их тоне угадывалась гремучая смесь ненависти, отвращения, подобострастия и зависти к этому человеку.
– Неужто не знаешь? – тараторили бабки, спеша поделиться информацией. – Это ж депутат наш! С губернатором заседает! Богатый… Переехал откуда-то, только не знаем, откуда. Таперича здесь жить будет. Может, и нам толк какой…
– А какого толку вы ждете? – решил я разговорить их побольше.
– Ну, как? – вступила одна, востроносая. – Может, трубы поменяют, сантехнику какую… Может, охранять нас начнут…
– А что, – подначил я, – обижают вас, что ли?
Бабки дружно рассмеялись мелким старушечьим смехом и сказали ехидно:
– Да нас-то чего? А вот тебя, соколик, могут и обидеть, пьяные там или еще кто. Все лучше, когда власть рядом.
«Бедные бабки, – посочувствовал я, – все еще во власть верят. Что им дала эта власть от своих щедрот? По-моему, эти люди, поселяющиеся в роскошных особняках, мелко видели всех окружающих. И чем они богаче, тем равнодушней. У них равнодушие ко всему, кроме денег».
«За это и поплатятся», – сказал кто-то внутри меня. Услышав этот голос, я наскоро попрощался со словоохотливыми бабульками, чтобы дать невидимому собеседнику закончить его мысль.
– Да-да, за это и поплатятся!
– Кто ты? – спросил я, а у самого мелькнуло: «Знакомый голос!»
– А как ты думаешь? – усмехнулся невидимка.
– Я встречался с тобой… в Мексике! И на Бали, – припомнил я.
– Перед тобой выбор, – услышал я вне связи с моими догадками.
– Какой выбор?
И что-то внутри меня ответило:
– Перед каждым человеком всегда стоит выбор. Вот и ты
сейчас стоишь перед выбором: предупредить или не предупредить.Голос умолк, и в наступившей тишине я почувствовал какое-то зловещее напряжение. «Предупредить или не предупредить? Кого предупредить? – лихорадочно думал я. – Кого? Или что? Как «что»? Ну, конечно же, убийство! Кто-то хочет убить этого человека в сером пальто, и передо мной стоит выбор, предупредить его или не предупредить?»
Я было ринулся в подъезд богатого дома, куда прошел депутат, но путь мне преградил внезапно появившийся охранник. Он вырос будто ниоткуда, отделясь от стены, и сурово спросил, заглянув мне в глаза:
– Тебе здесь чего надо?
– Да я… Ничего… м-м-м… – промычал я и осекся.
Что я мог ему сказать? Что хозяина готовятся убить? Это было бы слишком неосторожно: пожалуй, меня самого тут же загребли бы как соучастника подготовки преступления. Сообщить, что у меня видение? Выражение лица коротко стриженого «качка», стоявшего в парадной, ясно давало понять, что здесь не поверят ни во что иррациональное, сверхъестественное. В лучшем случае отмахнутся, в худшем – вызовут «психушку». Так и не придя к решению, я счел за лучшее удалиться, чтобы спокойно обдумать, что же теперь мне делать с этой чертовой информацией о готовящемся убийстве депутата.
Я вернулся домой. Нервное напряжение заставляло бесцельно слоняться по комнатам. Чем-то нужно было занять руки, и я принялся перебирать лежащие на столе документы, подготовленные для поездки в Штаты. Вот – договора, вот – паспорт, вот – медицинская страховка…
«Стоп! – сказал я сам себе на страховке и отодвинул бумаги. – Дар ясновидения дан мне кем-то свыше, и этот кто-то предупреждает меня о готовящемся преступлении. Не буду ли я предателем по отношению к нему, если не вмешаюсь?..»
«Ты никому ничего не должен! – бойко возразил второй, довольно мерзкий голосишко во мне. – Подумаешь, предупредили его о готовящемся преступлении. Каждый день кого-нибудь грохают. На всякий чих не наздравствуешься!»
Первый голос не сдавался: «Ты предашь высшее существо, доверившее тебе ясновидение, и потом не простишь себе этого».
«Ну, признайся! – завопил второй, – ведь тебе совершенно не жаль потенциального покойничка. Он тебе даже противен!..»
Оглушенный своей внутренней распрей, я сидел в растерянности, не зная, что делать. Опять она, эта проклятая борьба тьмы и света в моей душе. Во мне боролись два желания. Одно – высокое, продиктованное совестью, жестко требовало, чтобы я, не рассуждая, исполнил свой человеческий долг и защитил бедолагу. Другое – низкое, инстинктивное, темное, злорадно и назойливо верещало во мне: «Так ему и надо, ворюге! Скольких он людей обобрал, а скольких на тот свет отправил! Пришел и его черед».
И тут же первый, совестливый голос устыжал меня: «Кто ты такой, чтобы судить людей, решать, жить им или нет?»
Хочу я того или нет, но я непримиримо раздвоен между инстинктами и совестью, и клонюсь больше то в одну сторону, то в другую. Инстинкты и совесть – два противоположных начала моего сердца, побуждающих меня к двум противоположным образам мыслей и действий. Инстинкты исключают совесть и, наоборот, совесть исключает инстинкты. Что выберу я? Чему отдам предпочтение? Борьба, вечная борьба инстинктов и совести – вот моя участь. Эта борьба, возможно, и есть моя настоящая работа, пока я жив?..