Амурский Путь

Но кто-то верил. И полетели в Столицу вести: кто-то клялся в верности, кто-то обличал других в измене. И все наговаривали друг на друга.

Вот в этой тревожной обстановке Энхэ-Амулуган… то есть, император Канси и созвал всех воинских предводителей, что оставались в Столице. И было их так мало, что даже «верного и надежного» Уджу вызвали. Юный император поведал собравшимся об измене своего двоюродного брата циньвана Бурни, о готовящемся восстании и предложил спасать Великую Цин. Сложность ситуации все оценили сразу: практически все Восьмизнаменные войска находились далеко на юге и сражались с подлым У Саньгуем. В столице имелись крупные отряды, но всё это — Зеленое знамя. Пешие китайцы, совершенно неспособные сражаться с монголами. Немалый отряд восьмизнаменников находился неподалеку — в гарнизоне Сюаньфу. Но, по иронии судьбы, там служили почти одни чахарцы! Этих не то, что использовать нельзя… как бы от них самих удар не получить! Кто может положиться, что эти чахарцы не в сговоре со своим князем.

Столичные командиры смущенно молчали, стыдливо утыкались в пол при взгляде императора. Кто-то предлагал оборонять Столицу, покуда с юга не прибудут Восемь Знамен. Юный Канси выслушивал их и лишь гневно раздувал ноздри… Тут-то Уджа и понял, что настал его шанс. Выскочил на пустое место, распрастался на золотых кирпичах и принялся умолять императора о слове.

«Нельзя ждать, мой император! Надо бить, пока у Бурни нет сил, а кони его не отъелись. Он ждет только свежей травы. А прочие князья Великой Степи ждут, кто проявит слабость — и встанут на сторону сильного! Прошу нижайше позволить мне истребить мятеж! Я найду воинов, я принесу голову неблагодарного Бурни!».

Юный император был впечатлен. Тут же наделил счастливого Уджу новыми полномочиями, возвысл до ехэ-цзяньцзюня — и повелел подавить мятеж. Правда, позже поговорив со своей бабкой, с Амба-Мамой, немного изменил решение: назначил в помощники к Удже пройдоху Тухая. Впрочем, кажется, это пошло к лучшему.

Уджа в тот же день кинулся собирать войска. Он знал всех восьмизнаменников в Столице и в округе. Знал, кто какие поместья получил, кто избежал похода на юг. В течение трех дней в лагере у стен Императорского города собрались уже почти шесть сотен маньчжуров. Это были не две подготовленные ниру, а сводный отряд мало знающих друг друга людей. Но это были хорошие воины. Также удалось собрать до полутысячи монголов — джарудов, оннигудов, хорчинов и других. Были те, кто отказывался, кто считал, что Бурни вправе бороться за свободу своего отца. Кто-то негромко, но твердо отвечал Удже, что чахарские князья — вот истинный род богдыханов (и Уджа запомнил их лица на будущее). Но большинство охотно шли в войско, узнав, что император пообещал за разгром мятежников щедрую награду.

Сам император тоже не сидел сложа руки. Он отправил вестника в Сюаньфу с приказом отослать большую часть чахарцев в крепость Датун — далеко на запад, подальше от их неверного князя. Кроме того, в Степь поехали его посанцы с тремя письмами. В одном Канси писал Бурни, что простит его, если тот покается. Второе он написал брату князя — Лубдзану. Мол, отговори брата от его изменнических мыслей и будешь прощен. Третье письмо было к чахарской знати: чтобы гуны, ваны и тайджи схватили своего предводителя и выдали его. Наконец, долгим обходным путем в Великую Степь отправился Мала — большой чиновник по делам Знаменных войск. Все эти годы он вербовал монголов в Восемь Знамен. Мала знал всех князей Внутренней Монголии, и ему было поручено полнять багаринов, аоханов, оннигудов, харачинов и тумэдов против бунтовщиков.

Поможет ли это? Вряд ли — думал Уджа. Монголы мало ценят простые слова. Еще меньше — слова записанные. Им важны сила и реальные дела. Поэтому мало кто отозвался на призывы Бурни и наймана Джамсана. Но и Малу мало кто послушается. Нет, конечно, князья соберут отряды — из того народа, что еще остался в Степи, а не поливает кровью далекие земли юга. Соберут… Но вот куда пойдут эти воины? Ударят в спину чахарцам или вольются в их ряды?

«Это теперь зависит от меня» — внезапно понял Уджа. И пальцам его рук внезапно стало холодно.

Первое, что сделал новоиспеченный ехэ-цзяньцзюнь, едва собрал более-менее крупный отряд — перевел лагерь в долину, неподалеку от Сюаньфу. Он надеялся, что присуствие войска императора сдержит мятежные мысли в головах чахарского гарнизона. И оказался прав! По крайней мере, по крайней мере, тамошние командиры Чанэрджи и Ада всячески уверяли Уджу в своей верности. И даже, когда Бурни таки начал мятеж и попытался захватить Великую стену возле Чжанцзякоу — гарнизон в Сюаньфу сидел тихо. А ведь Бурни явно пробивался к ним!

Это был несомненный успех. Но успех, который не покажешь монголам, и о котором не сообщишь императору. Надо воевать. И побеждать. Но для сражения в Степи у Уджи было совсем мало воинов — менее полутора тысяч. Это уже больше, чем у мятежника. И кони у него откормлены гораздо лучше… Но ехэ-цзяньцзюнь не хотел рисковать. Нужно больше людей… только вот взять их больше неоткуда.

Тут-то на помощь командиру и пришел пронырливый чиновник Тухай.

Глава 42

«Мы возьмем рабов» — заявил он.

Уджа скривился. Рабы встанут в один ряд с благородными воинами?

«Монголов-рабов, — уточнил Тухай. — Тех, кого ваши гуны и тайджи рассовали по поместьям».

Командиру всё еще не нравилась идея его заметстителя, который вообще мало что понимал в воинском деле.

«Разве не каждый монгол — это воин?» — хитро поинтересовался Тухай.

«Каждый» — невольно подбоченился ехэ-цзяньцзюнь.

«Вот и я так считаю, — тоненько засмеялся чиновник. — Значит, от твоих батыров рабов отличает только то, что у них нет коня, лука и копья. А мы всё это им дадим».

Надо признать, у Тухая всё вышло отлично. Перед ним — выдвиженцем самой вдовствующей императрицы Амба-Мамы — раскрывались ворота всех конюшен и арсеналов. Он забирал рабов сотнями и вооружал их за считанные дни. К концу месяца у Уджи было четыре тысячи воинов на десяти тысячах конях. Тухай же сообщил в Столицу, что у них уже полный тумен (то есть, по воину на каждой лошади). На севере от города возник тайный склад, где лежали тысячи доспехов, сабель и копий для воинов, которых не было.

«Не боись, — подмигивал чиновник. — На этом мы тоже заработаем. Вместе. Но потом».

Конечно, потом. Сначала надо убить Бурни, разорить его становища. По счастью, четыре тысячи — это уже очень неплохо. Это в несколько раз больше, чем мог собрать чахарский циньван. К тому же, имперские кони питаются зерном, а не жухлой травой из-под снега. И свежей травы дожидаться не стоит.

Последней каплей как раз стало письмо из Столицы. В котором сообщалось, что четыре знамени чахарского войска, которых послали в далекий Датун, взбунтовались. Они сожгли крепость и рассеялись по округе. Конечно, до них еще почти четыре сотни ли, но ждать теперь точно не стоит. Если Бурни окажется повержен, эти мятежники сами приползут на брюхе — молить о прощении.

Войско выступило. Уджа все-таки проявил осторожность и решил не идти в лоб через опасный Сюаньфу и Чжанцзякоу. Еще загодя, вместе с хитрым Тухаем, они выбрали ворота Гунбэйкоу — к северо-востоку от Столицы. Обойти Бурни и внезапно атаковать его земли с востока.

Через Гунбэйкоу великое войско проходило почти целый день. На ночлег встали всего в двух десятках ли от Великой стены. Вокруг простиралась Великая Степь. Точнее, пока вокруг были горы Тайханшань, но это уже Внутренняя Монголия. Теперь предстоит по дуге обойти самые высокие хребты Тайханьшаня и вторгнуться в чахарские земли.