Амурский Путь

И Уджа замер, занеся саблю для второго удара. Перед ним был не монгол, не никанец. Косматый северный варвар-лоча: носатый, пучеглазый. Еще у него торчала отвратительная раздвоенная борода… а весь лоб был покрыт уродливыми шрамами.

«Да я же видел его! — понял вдруг Уджа. — Видел его пленником! Во дворце императора!».

Открытие так потрясло ехэ-цзяньцзюня, что тот слишком поздно увидел удар длинного кривого меча. Меча с черной оскаленной пастью дракона на навершии рукояти.

(7)182–3 год от сотворения мира/1675–6. Путешественник

* * *

Глава 44

Клинок, вошедший в основание шеи настырного монгола, застрял в коже доспеха, и Дурной несколько раз дернул меч на себя, прежде, чем удалось его вырвать из заваливающегося тела. Быстро встал в защитную стойку, но никто на него не кидался: монголы хаотично метались на пятачке, зажатые полями чеснока и строем штыковой пехоты.

— Большак, да поди ужо взад! — широкие плечи драгунов норовили сойтись впереди и вытеснить непутевого командира в тыл. В общем-то, они правы: вон как глупо вышло, а войско чуть не лишилось командира в ответственный момент. Спасибо шлему Гунькиной работы — спас! Даже в голове особо не звенело.

Дурной подобрал с земли шлем, пищаль и отошел чуть назад. Битва снова выравнивалась. В который уже раз. Кажется, все-таки удастся победить. А ведь всё едва не погибло еще на этапе переговоров. Вернее, никаких переговоров вообще могло не быть. Едва войско Черной Руси оказалось в чахарских владениях, Бурни о том проведал. Поскольку он уже потихоньку собирал свои силы, то имел под рукой более тысячи снаряженных воинов — и быстро окружил чернорусский отряд.

Едва-едва не пролилась кровь. Слишком чужими были северные пришельцы, даже ушлый Удбала вряд ли смог бы убедить мятежников, которые всюду видели подвох. Но на счастье под рукой у Дурнова имелся идеальный переговорщик — князь Абунай. Отец Бурни, освобожденный в Мукдене. За время перехода от старой маньчжурской столицы до Внутренней Монголии, Большак ввел его в курс дел, объяснил, что мятежного сына раскрыли и ему нужна срочная помощь. И именно Абунай вышел вперед, когда вокруг чернорусского войска появились кровожадно настроенные монгольские отряды. Вступил в переговоры и организовал встречу обоих лидеров.

Бурни долго и недоверчиво изучал северного варвара.

«Тебе-то это зачем?» — хмуро спросил он.

«Мы уже трижды воевали с Цинами, — искренне ответил Дурной. — Я хочу лишь, чтобы они оказались как можно дальше от нашей Черной Реки… Или вообще исчезли. А враг моего врага — мой друг».

Объяснение чахарца вполне устроило, и они начали совместно планировать кампанию. К сожалению, беглец из будущего практически не знал никаких подробностей, кроме того, что заговор Бурни раскрыт, что в Пекине собирают (или уже собрали?) войско — небольшое, собранное из кого попало, но достаточное для разгрома чахарцев. Он даже с датой ошибся — март давно сменился апрелем, а врага всё не было.

Пока, наконец, из восточных гор не прибыли вестники, сообщившие о многотысячном войске, что вознамерилось окружить владения Бурни. Молодой князь тут же оживился. Хищная улыбка не сходила с его лица. Восстанием, кстати, по-прежнему руководил младший член семьи (Абунай во всем полагался на решения сына). Бурни даже повадился командовать и чернорусским «ограниченным контингентом»… причем, не особо понимая, в чем его сильные стороны. Он воспринимал союзников лишь как плохую кавалерию. Полагал, что пушки можно использовать только для осады, а мощь ручного огнестрела практически не осознавал. Пришлось даже пожертвовать немалой пайкой пороха и овечьей отарой, чтобы показать, в чем сила «северных варваров»… И вечером того дня, жадно поедая свежую баранину, монгольские князья начали, наконец, прислушиваться к советам Большака и его командиров.

Поскольку враг шел очевидным путем и шел крайне неосторожно, Бурни настаивал на засаде. Увы, первоначальный план — растащить имперский отряд на две части — не удался. Зато дальше всё пошло, как по нотам. Бурни со своей кавалерией идеально заманил преследовавших его имперских монголов прямо под чернорусские пищали. Наступающие вообще не придали значение пешему отряду на взгорочке. Видимо, за обоз приняли. Одна беда: преследователи сильно растянулись, поэтому урон от свинца и ядер вышел не такой разрушительный, каким мог бы стать. Враги бежали, Бурни снова выдвинулся вперед… и дальше враги совершили огромную глупость: полностью повторили атаку, но уже всеми силами. Тяжелая конница попыталась штурмануть взгорочек, но не смогла пройти по завалам из камней… Их просто в упор расстреливали. Потом дали залп по остальной коннице — на поле лежало уже более тысячи трупов… и почти трупов.

Далее, глупого имперского командира, будто, подменили. Он нашел обходной путь к позициям «северных варваров» и даже почти незаметно провел по нему сильный отряд. Увы, для него — Сорокин предвидел подобный вариант. Он еще до похода заказал железного чесноку пуда на четыре. Разбросал его в уязвимых местах — и противник со всего маху влетел с шипастые поля. Дав возможность амурским драгунам расстреливать его, как в тире. Небольшой проход надежно перекрыли штыками — куда в бессилии ломилась оставшаяся боеспособной часть конницы. В это время пушкари и пищальники из Темноводного лупили по имперцам, оставшихся на главном поле битвы, а Аратан уже сажал на коней даурскую сотню, чтобы добить врага, как только тот дрогнет.

И враг дрогнул! Монголы противника начали крайне неорганизованно отступать, даурский конный кулак опрокинул их, а атака воинов Бурни — обратила в окончательное бегство. Тут еще из ущелий выскочили халхасцы из первого «засадного полка» — небитые и практически свежие…

Блюдо готово!

Пока союзная конница добивала то, что еще способно было двигаться, драгуны с казаками приводили себя в порядок, бинтовали раненых, а самые шустрые уже слезли со взгорочка и принялись дуванить поле битвы.

— Какие потери? — окрикнул Дурной Сорокина.

— Яко в сказке! — есаул не мог сдержать улыбку. — Живота лишились осмь, с полусотню поранетых. Всё больше стрелами биты. Не ведаю еще, что у дауров, но мнится, и там мало потерь.

Остаток дня и весь следующий войско отходило от битвы и наслаждалось плодами победы. В отличие от чернорусского отряда, чахарцы и найманы потеряли много людей. Вместе с сильно ранеными — более четверти от своей неполной тысячи. Но монголы совершенно не были расстроены! Война и смерть для них — дело привычное. А к победителю быстро придут новые бойцы. Зато наследник великой династии Юань с союзниками захватил более пяти тысяч лошадей. В обозе — целые сундуки с малополезной бронзовой монетой. Ну и всякого — «по мелочи». Сотни доспехов, тысячи копий и мечей. Не менее трех сотен монголов императора не смогли уйти и попали в плен.

Поскольку преследованием убегающих и потрошением обоза занялись, в основном, монголы, то они же заполучили большую часть дувана. И кочевники совершенно не желали делиться им по справедливости: по вложенным в победу усилиям. Вообще, у них всё было довольно просто: кто громче всех кричит о своих подвигах — тот и главный герой. Дурной посмотрел на эти состязания по бахвальству и махнул рукой. Коней ему много не нужно, дырявая китайская деньга тоже без особой надобности, доспехи и оружие домой везти — больно тяжело будет. Вот пороху бы! Но такой добычи у имперцев не имелось.

А пороховые запасы у чернорусского войска изрядно иссякли. Впервые и пищальники, и пушкари настрелялись всласть! Кто-то и по десять выстрелов умудрился сделать. Все стволы были напрочь забиты, можно сказать, что к концу схватки «экспедиционный корпус» лишился всей своей огневой мощи. А потому весь вечер драгуны и казаки старательно чистили стволы.

Над вольготно раскинувшимся войском победителей густо пахло вареной и жареной свежей убоиной (коней в битве полегло без меры), а разноязыкие генералы собрались на совет.