Амурский Путь
Шрифт:
— Я приложу все силы, государь, — щуплый даос с достоинством поклонился.
— Хорошо. Дозволяю тебе остаться. Но помни: за каждым твоим деяньем учнут следить люди из Аптекарского приказа. А твои зелья также допрежь испытают на псах и на людях.
Тут, наконец, Федор Алексеевич обратил внимание на Дурнова.
— А ты ступай.
Да, следовало просто поклониться и «ступать». Олеша был тщательно проинструктирован, как капать на мозги царю, что, мол, Большак черноруссов имеет много чего интересного сообщить. Главное — убедиться, что щуплый даос тут закрепился…
Но все-таки Дурной не удержался.
— Благодарю тебя, государь за доверие к моему подарку. Надеюсь, таланты Олеши тебе помогут…
Большак вынул из-за пазухи пухлый томик. Потянулся было с ним к царю, но одумался и передал книжицу хмурому князю Оболенскому.
— Я 13 лет провел в плену в Китае. Жил в их столице, видел двух богдыханов. Здесь я прописал всё про то, как устроена китайская держава. Как управляется и воюет, как трудится и торгует, какие там законы и подати. Думаю, таких сведений во всей Европе не найдется.
И, наконец, Дурной умолк, покуда его снова не заткнули. Поклонился несколько раз и почтительно пропятился к выходу. Взглядом пожелав Олеше удачи.
Коня Большаку в дорогу не дали — некому было озаботиться. Так что до владений Волынского пришлось топать пешком — но хоть на Москву, наконец, посмотрел. На подворье его пустили, но Дурной сразу почувствовал, что отношение к нему изменилось: дворня печенкой чуяла, что их господин этого чужака уже не любит. Тогда и им стараться нечего.
Хозяин же выглядел грозовой тучей, если таковые бывают сгорбленными и кашляющими. В последующие дни боярин с Большаком практически не пересекались в тереме. А, если и виделись случайно, то Василий Семенович с максимальной желчью интересовался: а не пора ли уважаемому топать в Сибирский приказ, где его так ждут.
— Да на кой я им! — пытался отшутиться Дурной. — Все богатства уже царю отданы.
— Нечо, — усмехался Волынский. — Чай, с твоей Руси Черной имеется что содрать. Ужо они на тебя тягла навесят — до гробовой доски не рассчитаешься.
И все-таки прямо боярин гостя из дому не гнал — видимо, надежда в душе его угасла не совсем.
«Еще не до конца сбросил меня со счетов Василий Семенович» — улыбался Дурной согбенной спине Волынского. А потом хмурился. Все-таки Русь Черная фактически легализовалась в русском государственном поле. И, возможно, в Сибирском приказе уже идет какое-то юридическое оформление. Во что они там захотят превратить Темноводье? Как скоро? И могут ли они сделать что-то без воли царя?
Царь. На него у Дурнова были все ставки. Вся поездка затевалась ради большого личного разговора с царем. В бояр беглец из будущего не верил. Он очень хорошо понимал их классовую шкурную натуру. А вот царь… Царь — он, конечно, тоже полностью боярский. И защищает их. Но могут же у него иметься более высшие интересы! Помимо шкурных…
«Да я ему и шкурные удовлетворю! — стискивал кулаки беглец из будущего. — Только дай до тебя добраться…».
…– Божиею милостию великий Государь, Царь и Великий князь всея Великия и Малыя и Белыя России, самодержец Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, царь Казанский, царь Астраханский, царь Сибирский, государь Псковский, — бесконечно длинный титул без запинки отлетал из уст рослого и статного рынды в белоснежных одеяниях и высоченной шапке. — … и иных многих государств и земель, восточных, западных и северных, отчич и дедич Федор Алексеевич повелеша Сашку Дурнову из земель Руси Черной явитися пред ним!
Глава 62
Три дня. Три дня в тереме Волынского царило тревожное ожидание. И вот, наконец, явился вестник — и призвал. Дурной покосился на Волынского, чтобы по его реакции понять: успех это или его дурака сейчас на дыбу поволокут? Посветлевшее лицо
Василия Семеновича выражало полнейший восторг. Искренний или фальшивый — этого лицедея поди раскуси!Снова в Кремль. Снова в Теремный дворец, правда, минуя Золотую лестницу. И палата оказалась поскромнее. В ней, помимо царя с почетным караулом рынд-херувимов, находились с полдесятка бояр в мехах и пара дьяков, пристроившихся к резным конторкам. У дальней стенки (со стороны приходящих) стоял приодетый Хун Бяо. Большак вопросительно вздел брови и получил в ответ утвердительное подмигивание.
Старый придворный с колыхающимися подбородками, которые еле-еле прикрывала жидкая борода (Дурной уже знал, что это был «хозяин» Кремля Хитрово) зычно возвестил:
— Божиею милостью… — и снова в три колена бесконечная череда царской титулатуры. — … Федор Алексеевич указал, а бояре приговорили! Лекарю Олешке Китайскому дозволено невозбранно бывать в Аптекарском приказе, пользоваться всеми его запасами на благо Государя! Означенному Олешке и посланнику Руси Черной Сашку Дурнову дозволено поселиться в Гостином дворе, что на Ильинской улице! Прочих черноруссов покуда расселить в черной тягловой Покровской сотне, поставив на казенный кошт!
«Похоже, это все-таки успех, — выдохнул Большак. — Надеюсь только, что официальными милостями не ограничатся?».
Царь, словно, услышал мысли беглеца из будущего и жестом руки остановил Хитрово.
— Книга твоя о стране Китайской зело хороша оказалась. Видно в ней не только умение складывать слова, но и дюжий ум. Сам слагал?
Дурной кивнул, зардевшись. Идея составить детальное описание Империи Цин возникла почти случайно — из тех историй, что он записывал для сына Демида. Пришлось потратиться на корейскую бумагу, сшить десяток тетрадей — и выплеснуть на них все полученные знания. Дурной ввел в книге ряд ноу-хау — оглавление, нумерацию страниц; четко обозначил разделение слов и предложений (хотя, в печатных книгах это уже применялось).
— Мы певелеша отослать сей кодекс на Печатный двор, дабы сделали с него два на десять оттисков.
«Это хорошее дело, — невольно улыбнулся беглец из будущего. — Даже можно сказать, не зря съездил…».
— Но ты, Сашко, рёк, что имеешь для царя еще дары, — легкая улыбка тронула губы царя. И, кажется (а кажется ли?), что наконец-то на его лице не было тени вечной боли.
— Да, государь, — голос Дурнова дал петуха… слишком долго он ждал этого. Слишком долго готовился и оттачивал в голове свои речи. — Есть у меня дары… Но тут мне время понадобится, дабы всё разъяснить…
Федор Алексеевич вопросительно посмотрел на Хитрово. Толстяк нахмурился… Но царь заявил:
— Дарую тебе потребное время. Только поспешай…
— Да, Государь! — Дурной стрелой метнулся за дверь за тяжеленным свертком, который предварительно захватил и оставил в дальней горнице. Попросил выделить ему двух рынд для поддержки — и развернул огроменную карту немногим ниже человеческого роста и почти в три метра шириной.
— Ехали мы к тебе, Государь, через всю бескрайнюю Сибирскую землю. Вёз я тебе чертеж наших, чернорусских земель, но в дороге решил обрисовать всю эту землю!
Дурной нагло врал. Карту эту (из намертво склеенных лошадиных шкур) долго и мучительно рисовали в Болончане. Всё Темноводье и окрестные земли обозначили с помощью очевидцев. А вот Сибирь с ее реками беглец из будущего наносил сам по памяти. Чтобы не палиться северные окраины на карте остались белым пятном, но вскользь были очерчены Чукотка, Камчатка, Курилы, Сахалин, Хоккайдо и хвостик Корейского полуострова. Карту рисовали так, чтобы она не сильно выбивалась из картографических традиций XVII века, но, при этом была информативна, точна в расстояниях, а по цвету легко различались суша и вода, реки и дороги.