Амурский сокол. Путь Воина
Шрифт:
– Вот я и говорю, Алексей Дмитриевич, уважаемый, что самая свобода в России – это здесь. Прав был Антон Павлович, у меня тут записано, смотрите: «… право, сколько я видел богатства и столько получил наслаждений, что и помереть теперь не страшно. Люди на Амуре оригинальные, жизнь интересная, не похожа на нашу. Только и разговора, что о золоте. Золото, золото и больше ничего… Я в Амур влюблен; охотно бы пожил на нем года два. И красиво, и просторно, и свободно, и тепло. Швейцария и Франция никогда не знали такой свободы. Последний ссыльный дышит на Амуре легче, чем самый первый генерал в России» 12 . А вы говорите, надо в столицу ехать.
12
Антон
– С утверждением писателя согласен, – сказал Алексей Дмитриевич, – но с вами – нет, любезный Андрей Евгеньевич. Вы в ваших университетах либеральничать научились, а вот партийную дисциплину позабыли. Мы с вами нужны в Петербурге. И точка.
Затем, заметив, что мальчишка с интересом слушает их разговор, повернулся к нему:
– Сережа, где тут у вас можно искупнуться? Страсть, как хочу обмыть дорожную пыль…
– Ну, если хотите, я провожу вас до ручья. Там бобры запруду сделали. Я туда хожу. Правда, вода холодная…
– Пойдем, Сережка. Андрей Евгеньевич, вы как?
– Я попробую уговорить Никодима на баньку… Не мешало бы нам в баньке пропарить кости. Вы идите пока…
Сережа в сопровождении Алексей Дмитриевича и Чингиза направился на дальний конец поляны. Пес, убежав вперед, вспугнул у кромки поляны рябчика с выводком. Серо-коричневые комки с каштановыми вкраплениями вспорхнули и, пролетев небольшое расстояние, сели на густые еловые ветки. Чингиз озадаченно остановился, посмотрел на людей, но не найдя в них интереса к охоте, убежал вперёд трусцой.
Пруд, наполненный чистейшей водой из родника, блестел зеркальной поверхностью, отражая в себе кроны деревьев с кусочками синего неба. Дальний конец запруды представлял собой нагромождение сваленных стволов, веток и травы – работа природных лесорубов бобров. Алексей Дмитриевич обратил внимание, что в одном месте сделан слив, чтобы не допустить чрезмерного разлития воды на луг. Это уже было делом рук человеческих.
Вода была действительно очень холодной. Но несмотря на это, Алексей Дмитриевич без подготовки нырнул с головой в воду. Взбодрившись таким образом, проплыл несколько саженей, перевернулся на спину и стал рассматривать облака на небе. Холодная вода для закаленного организма опытного политкаторжанина действовала благотворно. Но он не всегда был такой. Это была его вторая ссылка.
Первое наказание он отбывал в Горно-Зерентуйской каторжной тюрьме. 13 Она была примечательна тем, что тут отбывали наказание и уголовные, и политические. Среди каторжан молодому Алёше приглянулся китайский революционер. Как он попал из горного Тибета в революционный Петербург – это неведомо. Сам он разговаривал мало, все больше сидел, поджав ноги и уставившись в одну точку. На работы их выводили на серебросвинцовый рудник.
Алексей удивлялся, как стойко переносил тибетец в легкой одежде жесточайший холод и поистине каторжный труд. Монотонно махал своим кайлом – только пар валил. В конце концов он обратил внимание на вечно дрожащего от холода Алексея. Дело было вечером в тюремной камере.
13
Горный Зерентуй – село (ранее посёлок городского типа) в Нерчинско-Заводском районе Забайкальского края, Россия. Первые каторжане появились в Зерентуе во 2-й половине XVIII века. После подавления Революции 1905—1907 гг. в Зерентуйской каторжной тюрьме находилось свыше 800 заключённых.
– Дыси! – это было первое слово произнесенное тибетцем.
Алексей недоуменно уставился на соседа, сидящего с полузакрытыми глазами.
– Дыси! – показал как руками, как бы сдувая и раздувая шар. – Вдох, задерзка, вы-ыыдох! Вдох, задерзка, вы-ыыдох! Вдох – выдох!
Понял? Копи тумо…– Что такое тумо? – спросил заинтересованно Сергей Дмитриевич.
– Тепло, пламя, энергия… Сладостное тепло покровов бога.
Таньба, так звали тибетца, показал ему, как надо сесть, скрестив ноги, и стал объяснять своим неповторимым акцентом.
– Руки положи на колени, – сказал он. – Вот эти пальцы подогни, а остальные вытяни. Теперь дыши животом. Вдох – живот радувается, выдох – сдувается… Подыши так некоторое время. Представь, что ты вместе с выдохом извергаешь из себя гнев и гордость, ненависть и алчность, лень и глупость. Дыши!
Таньба положил свою теплую ладонь на живот Алексея и стал помогать акту движения.
– Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох…
То ли от тепла руки Таньбы, то ли от дыхания, но напряжение в теле каторжанина стало отпускать и в животе стало разливаться тепло.
– А теперь представь, – сказал тибетец. – Что с каждым вдохом ты пьешь дух Будды, дух твоего Бога, мудрость и все, что существует в мире благородного и прекрасного. Сосредоточься на этом, отрешись от всего, что тебя окружает, погрузись в покой. Теперь вообрази в своем теле, в области пупка, золотой лотос. А в центре лотоса – сияющее солнце. И от этого солнца по всему телу разливается тепло…
С первого раза, конечно, у Алексея почти ничего не получилось. Но помощь тибетца, его теплые, почти горячие, руки помогли снять скованность в теле каторжанина, и он впервые за многие зимние месяцы смог уснуть умиротворенно – не думая о холоде.
В последующие дни обучение правильному дыханию продолжились. Если в первый день Таньба обучил его, как расслаблять тело и отрешаться от происходящего, то сегодня они сосредоточились на собственно тумо.
Тумо можно было вызвать с помощью задержки дыхания и особыми движениями живота. Медленное глубокие вдыхания действуют наподобие кузнечных мехов, раздувая тлеющий огонь на углях. Этот комочек угля находится в центре лотоса. Таньба смешно сравнил его с овечьим пометом, мол, такой же величины. Каждый осторожный глубокий вдох дает ощущение струи воздуха, проникающий до пупка и раздувающий огонь. После вдоха надо задержать дыхание, причем длительность задержки дыхания с каждым разом возрастает. При этом мысль сосредоточенно следит за рождением пламени. Внимание должно полностью занимать этот процесс, исключив все другие мысли.
Первоначально Алексею было сложно сосредоточиться на пламени: мешали другие мысли, холод, голод и громкие разговоры сокамерников. Но постепенно, с помощью тибетца, ему удалось сосредоточиться. Для этого ему понадобилось не меньше часа. Чтобы было легче сосредоточиться, тибетец подсказал ему вообразить в своем теле сосуд, который поднимается вертикально вверх от центра пупка. Сначала сосуд толщиной с волос. Он наполнен поднимающимся по нему пламенем. При дыхании через пламя проходит воздушная струя, еще больше раздувая огонь. Затем сосуд расширяется в толщину мизинца, потом становится как объем руки. В конце концов, сосуд вмещает все тело, становится размером в печную трубу. Тело перестает ощущаться. Непомерно раздувшийся сосуд вмещает теперь всю вселенную. Алексей чувствует, будто сам превращается развеваемое ветром пламя посреди пылающих волн огненного моря. Ему кажется, что он готов согреть собою всех находящихся рядом людей. Но Таньба приказывает ему остановиться и повторить видения в обратном порядке. Такие упражнения они теперь проделывают вдвоём дважды в день.
Удивительный был человек Таньба. Алексей многому успел научиться у него, прежде чем тот исчез. Однажды, проснувшись утром в камере, он обнаружил, что место тибетца пустует. Вначале Алексей подумал, что его вызвало тюремное начальство. Но Таньба не появился даже тогда, когда их повели на рудник. Только в этот момент охрана обнаружила отсутствие одного каторжника. Многодневные поиски ни к чему не привели. Только Алексей догадался, что Таньба ушёл домой, оставив для него небольшую фигурку Будды. Значит он получил знак. Знак самого Будды. Как-то Алексей спросил Таньбу: