Анафема
Шрифт:
— Оксана!
Девушки продолжали идти, словно ничего не случилось.
Но от Катерины не укрылось, как при звуке своего имени дочь вздрогнула.
«Она не хочет со мной разговаривать? Но почему?» Катерина коснулась руки Оксаны, спросила:
— Ты что, меня не узнаешь?
Выпустив локоток своей подруги, дочь обернулась. Катерина вздрогнула, с трудом удержалась от негодующего восклицания. Оксана выглядела странно — волосы спереди подстрижены совсем коротко, кожа, которой дочь всегда так гордилась, сейчас казалась неухоженной, на лице почти не было косметики.
— Господи! Что с тобой случилось?
— Простите, — спокойно сказала дочь чужим, незнакомым голосом, — я вас не знаю. Вы, наверное, ошиблись.
И, снова взяв под руку свою спутницу, спокойно пошла вперед, даже ни разу не оглянувшись. Люди с любопытством смотрели на Катерину, некоторые улыбались.
Ничто так не радует, как чужой промах или ошибка.
Катерина стояла в полном оцепенении. Ей хотелось броситься вслед Оксане, крикнуть, остановить… Наверное, она бы так и сделала, если бы на несколько коротких, самых драгоценных секунд не засомневалась. Может, и вправду — ошибка?
Катерина еще раз внимательно посмотрела на девушек. Она уже спустилась в переход, вот-вот — и странная пара исчезнет из виду. На ходу «Оксана» разговаривала со своей подругой или, точнее, слушала, что она говорит. Может быть, девушки обсуждали странную женщину, неожиданно признавшую свою дочь. Подруга засмеялась, развела руками, стала что-то жарко доказывать.
Походка очень похожа… И эта знакомая привычка пожимать правым плечиком, когда не согласна.
Да нет! Даже с такой короткой стрижкой (все-таки она удивительно не идет Оксане, как она не замечает?) Катерина узнала бы дочь из тысячи.
— Оксана! — закричала она и побежала вниз.
Белая футболка уже исчезла в толпе. В час пик переход походил на бурный водоворот, то и дело выплескивая ручейки наверх, к автобусам или в двери метро.
Катерина сбежала по ступеням, огляделась. Оксаны нигде не было видно. Кругом — только незнакомые, равнодушные лица. Все еще не теряя надежды, Катерина приподнялась на цыпочки, крикнула:
— Оксана!!
И окончательно поняла: все. В такой толпе искать Оксану бесполезно.
Люди торопились домой, кто-то еще надеялся заскочить на рынок, и никому не было дела до одинокой плачущей женщины, бессильно привалившейся к стене перехода.
— Старшина Ахромеев! У вас что-то случилось?
Катерина открыла глаза. Перед ней стояли молодцеватый милиционер с несколько одутловатым лицом и грустный паренек в очках и с чертежным тубусом под мышкой.
— Вот видите, — сказал он, обращаясь к старшине. — Я же говорил: плачет.
Обращаясь к Катерине, блюститель порядка вежливо, но твердо сказал:
— Попрошу предъявить документы.
Непослушной рукой она достала из сумочки паспорт, протянула милиционеру.
— Так… Смыслова Екатерина Алексеевна… — старшина перелистнул несколько страничек — видимо, проверял прописку, —
кивнул, вернул документы.— Что случилось? — еще раз спросил он.
Катерина всхлипнула, но все-таки нашла в себе силы ответить.
— Дочь у меня пропала.
— Когда? — быстро спросил милиционер, не дав ей договорить. Рука старшины потянулась к рации.
— Около года назад. А сегодня я встретила ее, во-он там, — Катерина указала на ступени перехода.
Старшина внимательно слушал.
— Она меня не узнала, сказала: извините, вы ошиблись. Слезы душили Катерину, матери очень трудно понять, когда родная дочь вдруг обращается к ней на «вы».
— Вы уверены, что видели именно ее? — спросил милиционер.
— Да… — тихо сказала Катерина и снова заплакала.
Старшина осторожно коснулся ее руки:
— Может, еще не поздно объявить по громкой связи? Как зовут вашу дочь?
Надежда придала Катерине силы.
— Оксана. Вы действительно думаете, что…
— Сейчас посмотрим, — сказал милиционер, снимая с пояса рацию.
— Спасибо! Ох, вы даже не знаете, как я вам благодарна! И вам тоже спасибо! — Катерина обернулась к грустному очкарику. — Огромное!
— Да не за что, — смутился парень. — Просто вы на мою маму очень похожи, а я не люблю, когда она плачет. Не волнуйтесь, Оксана найдется.
Сказал, кивнул ободряюще, поудобнее перехватил тубус и пошел к дверям метро.
«Оксана Смыслова, — раздалось под потолком, — вас ожидают в комнате милиции».
К сожалению, объявление ничего не дало. Катерина полтора часа просидела в отделении, милиционеры сочувственно кивали головами, но помочь ничем не могли. Разве что предложили для успокоения немного водки, а потом упросили коллег из ППС подвезти Катерину до дома.
В квартире было пусто и тихо. Катерина устало опустилось в кресло, прикрыла глаза. Не может быть, чтобы она ошиблась! Неужели она не в состоянии отличить собственную дочь от чужого человека?
Звякнул телефон.
Подходить не хотелось. Звонки следовали один за другим, в гулкой тишине комнаты они грохотали, как колокола громкого боя. Наконец, включился автоответчик.
Лишенный какой-либо интонации мужской голос сказал:
— Забудь, что у тебя есть дочь. Ясно? Иначе ни тебе, ни ей не поздоровится.
Катерина вздрогнула, словно от удара. Это еще что? Через минуту звонок повторился, она схватила трубку:
— Да! Алло!
— Ты поняла? — спросил тот же голос. — Дочери у тебя нет и никогда не было.
— Подождите! Кто вы? Где Оксана? — выкрикнула Катерина.
— Какая Оксана? — глумливо поинтересовался голос. — Ты, кажется, ошиблась?
И гудки.
Звонки с угрозами прекратились только через три дня, когда Катерина установила определитель номера. Но в конце недели она нашла в ящике пустой, без обратного адреса и почтовых штемпелей, конверт. В нем не было ни письма, ни открытки, только фотография спящей девушки, в которой Катерина безошибочно признала Оксану. Укрывшись пледом, дочь лежала на чистеньком, но довольно ветхом диване советских времен.