Анафема

— Подождите, — быстро сказала Катерина, ошеломленная таким потоком информации. — А кто этот Вичкявичус?

— Вам лучше знать, — уклончиво сказал следователь.

— Нет, я имела в виду другое. Где он работает?

— Как? Вы будете утверждать, что не знаете этого?

— Нет… — беспокойно ерзая на стуле, сказала Катерина. — Скажите, пожалуйста.

— Рудольф Юозович является начальником службы безопасности риэлторской группы «Детинецъ». Все лицензии в порядке, есть даже право на проведение оперативной видеосъемки. Кстати, Вичкявичус утверждает, что вы именно поэтому и обратились к нему — знали его место работы. Несколько дней назад вы пришли в ОВД «Хамовники» с заявлением, что под личиной «Детинца» скрывается… — следователь перебрал лежащие на столе документы, — некая тоталитарная секта. Все логично, не правда ли?

Катерина ойкнула, зажала рот ладонью. Ей показалось, что под ногами разверзается бездонная пропасть.

Домой ее отпустили только вечером, взяв подписку о невыезде. На прощание следователь сказал:

— Подумайте, Екатерина Алексеевна. В первую очередь — о себе. Если вы напишете чистосердечное признание, у вас еще будет шанс получить условный приговор. Но без признания, без готовности сотрудничать со следствием, суд обойдется с вами куда как суровее. Пять, а то и семь лет общего режима. Вы когда-нибудь были в колонии? Нет? Поверьте, это не то место, которое стоит посетить. А уж тем более — остаться там на семь лет.

Катерина почти не помнила, как пришла домой. Вроде какая-то сердобольная пожилая пара на остановке, приметив ее состояние, предложила проводить, и даже как. будто действительно проводила.

Она помнила только, как открывала дверь — неожиданно тяжелый, словно чужой ключ с трудом проворачивался в замке, железный, обитый кожей монолит подавался неохотно, раздумывая пускать ее в дом или нет. Катерина представила, как ее квартира семь лет будет стоять пустой, и заплакала.

С трудом добралась до дивана, уткнулась лицом в ладони и… в этот момент зазвонил телефон.

«Вряд ли может быть хуже», — подумала она обреченно и сняла трубку.

— Алло.

— Екатерина Алексеевна, — закричали в трубку с такой силой, что даже динамик задребезжал. — Здравствуйте! Это Ира Милявская. Из «Московского региона». Помните такую?

«Конечно, помню, — хотела сказать Катерина. — Мерзкая лгунья и предательница».

Но вслух она лишь устало произнесла:

— Помню. Что вам еще от меня надо, Ира?

— Я понимаю, вы на меня злы, — затараторила журналистка. — Вы правы, есть за что. Это не моя вина, статью правил сам главред, сказал, она заказная. Но вам-то, наверное, все равно…

— Абсолютно, — подтвердила Катерина. — Если вы позвонили, чтобы оправдываться…

— Нет-нет! Я, конечно, виновата, но дело не в этом. Екатерина Алексеевна, нам срочно надо встретиться!

— Зачем? Нет, Ира, спасибо. Даже и не думайте.

— Это не по поводу статьи, — быстро сказала Милявская и вдруг, приблизив трубку ко рту, зашептала: — Очень важно, понимаете? И для вас самой тоже. Пожалуйста! Я вас очень прошу. Происходит что-то странное, неправильное…

Странно, еще пять минут назад Катерина даже не хотела разговаривать с Милявской, но теперь в ней проснулся интерес. Девочка буквально умоляла о встрече, сбивчиво рассказывая о каких-то интригах в газете, «очень важных» людях…

Она явно была напугана. Очень напугана.

Катерина долго не соглашалась. Но потом, все-таки решив, что врагов у нее и так более чем достаточно, а Милявская, кто знает, может стать если не другом, то, по крайней мере, товарищем по несчастью.

Опасаясь похищения или новых подстав, она назначила встречу недалеко от дома, в людном месте.

— Остановка «Театральное училище». Там справа есть небольшое летнее кафе. Садитесь за столик и ждите. И помните, Ира, если вы будете не одна или опоздаете хотя бы на пять минут, мы не встретимся никогда. Ясно?

— Да-да, конечно.

Катерина вышла из троллейбуса минут за двадцать до встречи. Присела на ограду маленького газончика, надвинула на лоб старую Оксанкину бейсболку с надписью «Еттет». Отсюда все кафе — четыре столика с зонтиками и передвижной прицеп-прилавок «тонар» — просматривалось насквозь.

Милявская пришла одна. Взяла у продавца бутылку «фанты», присела за крайний столик. Выглядела она беспокойно — то и дело оглядывалась по сторонам, смотрела на часы. Потом достала из кармана телефон, куда-то позвонила. Судя по выражению лица, трубку никто не снял — журналистка раздраженно сунула сотовый в карман.

«Мне звонила, — подумала Катерина. — Ну, пора, наверное».

Но стоило ей сесть на хлипкий пластиковый стульчик напротив Милявской, как с двух сторон за столик подсели еще двое крепких мужчин. Все случилось так быстро, что Катерина даже не успела отреагировать, лишь чуть приподнялась на стуле.

— Не бойтесь, Екатерина Алексеевна, — сказала журналистка. — Это друзья.

Катерина вздрогнула, беспомощно оглянулась по сторонам. Боже, ну почему ее не могут оставить в покое!

Старший из мужчин сунул руку за отворот куртки.

«Ну точно — похищение!»

Она напрягла ноги, чтобы в случае чего быстро рвануться в сторону. Хотя, наверное, бесполезно.

Но вместо пистолета мужчина достал бордовую книжечку с серебряным тиснением, развернул.

— Я старший контроллер Анафемы Артем Чернышов. Это, — он кивнул на своего спутника, — контроллер Савва Корняков. Спокойнее, Екатерина Алексевна, вы под нашей защитой.

Секунду стояла тишина, потом Катерина громко, навзрыд, заплакала.

— Ну-ну, — сказал второй контроллер, — не плачьте, все уже позади.

— Господи, — не стыдясь слез, с нескрываемым облегчением сказала она. — Спасибо тебе! Спасибо, что есть еще правда на свете!

Она схватила Артема за руку, посмотрела ему в глаза:

— Вы, правда… настоящие? Чернышов чуть улыбнулся.

— Самые что ни на есть. «Сестринство Вечной Любви» у нас в разработке давно, не хватало только свидетельских показаний их мрачно-розовых делишек. Как я понимаю, вы готовы с нами сотрудничать?

4. 2008 год. Лето. Беседа

Дело выдалось сложным. Только через два месяца Анафема смогла передать все материалы в суд. Обвинение с Екатерины Смысловой сняли, а вот сестры Распе — сами угодили за решетку. Ида и Александра ждали суда, изучая пухлые тома уголовного дела.

Оксана проходила курс психологической реабилитации. Сказать, чем он закончится, пока не мог никто, но врачи осторожно высказывались о «положительных тенденциях». Девушка уже перестала при виде матери отворачиваться к стене и молчать. Изредка она даже здоровалась с Катериной. Мужественная женщина держалась из последних сил, только непоколебимая уверенность в том, что дочь скоро станет прежней, спасала Смыслову. Валентин Павлович с удовольствием согласился сотрудничать, передал следователям все собранные материалы. Кстати, выяснилось, что Вичкявичус воспользовался его именем, чтобы втереться в доверие к Катерине. Сам глава детективного агентства ни о чем подобном и не слышал, пока ему не рассказали контроллеры. Вообще он принимал в делах Катерины самое деятельное участие.