Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Анастасия или Анна? Величайшая загадка дома Романовых
Шрифт:

Вечером 12 августа, а это был тринадцатый день рождения цесаревича Алексея, императорская семья собралась в забитом багажом полукруглом зале, с нетерпением ожидая извещения о том, что поезд, который был подготовлен для них по приказу Керенского, подан на станцию. В прошедшие счастливые годы они собирались здесь, чтобы смотреть кинофильмы, и дети хихикали, увидев на экране чей-то многозначительный взгляд или выразительное трепетание ресниц, которое ускользнуло от внимания цензора; теперь этот зал превратился в место пыток, поскольку один, полный мучений час проходил за другим, а никаких известий не поступало. Предоставленные самим себе великие княжны собрались в одном углу зала и «заливались горькими слезами» в свете приближающегося утра {40}. Наконец, когда в Царское Село пришел рассвет, узники были посажены в колонну автомобилей и в сопровождении вооруженного конвоя отправлены на ближайшую станцию, где поезд, декорированный японскими флагами, чтобы сбить с толку революционеров, настроенных на немедленное отмщение, повез их на восток, в Сибирь.

Они ехали целую неделю. «I will describe to you who [how] we traveled» («Я опишу тебе, как мы путешествовали»), – писала Анастасия на своем далеком от совершенства английском: «We started in the morning and when we got into the train I went to sleap, so did all of us. We were very tiered because we did not sleap the whole night. The first day was hot and very dusty. At the stations we had to shut our window curtainse that nobody should see us. Once in the evening I was loking out of the window we stopped near a little house, but there was no station so we could look out. A little boy came to my window and asked: “Uncle, please give me, If you have got a newspaper”. I said: “I am not an uncle but an anty and I have no newspaper”. At the first moment I could not understand why did he call me “Uncle” but then I remembered that my hear [hair] is cut and I and the soldiers (which were standing next to me) laught very much. On the way many funy things happened, and if I shall have time I shall write to you our travell father on. Good by. Don’t forget me» {41}.

(«Мы

выехали утром, и, когда мы сели на поезд, я легла спать, и так сделал каждый из нас. Мы были очень усталыми, потому что не спали всю ночь. Первый день был очень жарким и пыльным. На станциях мы были обязаны закрывать окна занавесками, чтобы никто не мог видеть нас. Однажды вечером я выглянула из окна: мы остановились возле маленького дома, но станции здесь не было, поэтому мы могли смотреть из окна. К моему окну подошел маленький мальчик и попросил меня: «Дяденька, пожалуйста, дайте мне газету, если она у вас есть». Я ответила: «Я не дяденька, я тетенька, и у меня нет газеты». Сперва я не могла понять, почему он назвал меня «дяденькой», но потом я вспомнила, что я коротко острижена, и я, и солдаты, стоявшие рядом со мной, очень долго смеялись. В дороге случилось много всего смешного, и, если у меня будет время, я напишу тебе о нашем дальнейшем путешествии. До свидания. Не забывай меня»).

Пунктом назначения царской семьи был Тобольск – небольшой далекий город в Сибири. Он был настолько далеким, что с ним не было железнодорожного сообщения, и последний отрезок пути узники проплыли по реке на пароходе, носившем название «Русь». На этом пароходе они проплыли мимо небольшой деревушки Покровское и издали увидели родную деревню Распутина, как это было когда-то предсказано им этим крестьянином {42}. С пленниками на берег сошли три их любимые собаки, сорок два человека придворных и прислуги, чьей обязанностью было обслуживание семейства, десятки дорожных чемоданов с упакованной в них одеждой, с альбомами с фотографиями, с картинами и памятными подарками, а также армейское подразделение численностью около трехсот вооруженных солдат под командой полковника Евгения Кобылинского; оно имело задачей охрану арестованной царской семьи {43}. Семейство также везло с собой бриллианты, жемчуг, сапфиры, изумруды, рубины и золото общей стоимостью более 14 миллионов долларов. Все это богатство было тщательно спрятано от любопытных глаз среди прочих вещей, и оно должно было обеспечить семейству безбедную жизнь в случае, если их вынудят покинуть страну {44}.

Дом губернатора, который стал местом заключения семьи Романовых в Тобольске, представлял собой большое двухэтажное здание, которое эти узники убрали и украсили, развесив на стенах свои любимые картины, ковры и другие элементы декора, привезенные из Александровского дворца {45}. Всех четырех великих княжон расположили в угловой комнате на втором этаже, «сделав ее совершенно уютной», как об этом писала Ольга Николаевна в своем письме к Анне Вырубовой. Здесь княжны спали на своих походных кроватях, расставленных вдоль стен, увешенных иконами, семейными фотографиями и снимками, напоминавшими о более счастливых днях на борту яхты «Штандарт» {46}. Но как бы ни был велик дом, в нем могла разместиться лишь малая часть той свиты, что последовала в ссылку вместе с семьей императора; другим придворным и слугам были предоставлены помещения в большой, богато украшенной вилле, которая носила название «Корниловский дворец» и располагалась прямо на противоположной стороне улицы. Однако когда сосланная императорская семья от случая к случаю заходила в дом, где разместились придворные, это вызывало возражения некоторых военнослужащих специального подразделения, обеспечивавшего охрану заключенных, и, чтобы умиротворить своих солдат, Кобылинский был вынужден обнести дом губернатора высоким частоколом {47}. Теперь Романовы стали настоящими заключенными.

Приезд Романовых в Тобольск означал не только конец периода их пребывания в качестве особо привилегированных заключенных, он также во многом положил конец и их восприятию как реально существовавших личностей для многих из их бывших подданных. Дело не просто в том, что их так хорошо знакомые лица и имена исчезли со страниц газет и журналов. Дело в том, что в Царском Селе они вели жизнь, в основном такую же, как и до революции – во дворце и в той обстановке и окружении, которые ставили их над всеми в качестве правящего семейства. В общественном сознании они там оставались царственными особами и вели жизнь, отнюдь не лишенную удовольствий и уж, конечно, с избытком обеспеченную всем необходимым. Теперь же, лишенные не только власти, титулов и денег, но и того привилегированного положения, которое выделяло их среди всех простых смертных, они подобно видению растворились в бескрайних сибирских просторах. Сказка кончилась, ей на смену пришел ужасный, постепенно заползающий в душу кошмар, и в нем Тобольск был первым этапом в земном пути семьи Романовых на Голгофу.

В первое время жизнь в Тобольске была вполне сносной, если не считать того, что с наступлением сибирской зимы в доме стало невероятно холодно. То, что, как писал Жильяр, «жители Тобольска были благожелательно настроены в отношении императорской семьи», ни у кого не вызывало сомнений. Горожане часто собирались на улице напротив дома губернатора, они с любопытством пытались разглядеть, что происходит в нем, они крестились и кланялись, заметив хоть какое-то движение за окнами {48}. Люди собирали подношения и посылали узникам печенье, яйца, молоко, свежую рыбу, конфеты и другие подарки, собранные для них {49}. Жизнь в доме была подчинена определенному распорядку дня. После завтрака Анастасия несколько часов посвящала занятиям: уроки английского давал Гиббс, когда он в конце концов смог добраться до Тобольска; Жильяр преподавал французский язык; обучение русскому языку и арифметике было поручено молодой женщине Клаудии Битнер. Религиозным образованием Анастасии занималась ее мать, а отец читал ей курс истории {50}. В одиннадцать часов заключенные обычно выходили на прогулку. Вокруг дома не было

сада; в качестве зарядки они могли только ходить вдоль отрезка дороги, с обеих сторон ограниченного заборами. Здесь Николай и его дети, и не без помощи своих старых преданных слуг, по очереди пилили бревна двуручной пилой; когда выпал снег и толстым слоем укрыл окружающую территорию, великие княжны катали друг друга и своего брата в санях, и кроме того, они построили ледяную горку, чтобы спускаться с нее на санках {51}. Второй завтрак (ленч), который приходился на час дня, как правило, состоял из четырех блюд (суп, рыба, основное блюдо и десерт); в то же время обед, который подавали в восемь часов, мог иногда включать в себя и пятое блюдо, состоявшее из фруктов. {52} Во второй половине дня императорская семья пила чай, а по вечерам все Романовы и их самые верные слуги собирались в гостиной, играли в карты и слушали, как Николай читает что-нибудь вслух. Время от времени великие княжны, за исключением Татьяны, она всегда оставалась с матерью, заходили в комнаты, которые занимала нянька Александра Теглева и горничные императрицы, чтобы пошутить, посмеяться и поиграть в какие-нибудь игры, позволяющие скоротать время {53}. Развлечений, как Анастасия писала Анне Вырубовой, было немного: «Мы часто сидим у окна, смотрим на людей, которые проходят мимо, и в этом заключается все наше развлечение» {54}. Для великих княжон на смену удушающей скуке, сопровождавшей их жизнь в Царском Селе, просто пришел новый вид заточения.

Той осенью дети доктора Боткина – девятнадцатилетняя Татьяна и семнадцатилетний Глеб – приехали в Тобольск и стали жить вместе с отцом в отведенном ему помещении в Корниловском доме. Однако когда они попросили разрешения посетить великих княжон и цесаревича, им было отказано под тем предлогом, что они не относились к числу приближенных и их никогда не приглашали во дворец {55}. Из окон Корниловского дома Глеб и Татьяна могли только случайно и лишь мельком увидеть узников, однако Боткин изобрел оригинальный способ развлечь младшее поколение Романовых. Будучи одаренным художником, Глеб создал аллегорическую повесть о группе благородных животных, которым выпало жить в пору революции, и иллюстрировал ее очаровательными рисунками. Затем он отдавал свою работу отцу, а тот тайком ее проносил в дом губернатора с тем, чтобы показать Анастасии и Алексею; последние высказывали свои соображения о дальнейшем развитии сюжета, и доктор Боткин передавал их своему сыну {56}.

Прошла зима. Анастасия, как писала ее мать, к этому времени стала «очень толстой», и даже в свои шестнадцать лет она имела рост чуть выше пяти футов (чуть выше 152,5 см) {57}. Кобылинский считал ее «физически слишком развитой для своего возраста…. тучной и малорослой, даже слишком тучной для ее роста», а Гиббс находил Анастасию «лишенной грации» и довольно зло утверждал, что «если бы ей подрасти и похудеть, она могла бы стать самой хорошенькой из всего семейства» {58}.

Дни протекали за днями, одинаковые и однообразные. Чтобы преодолеть скуку, Жильяр и Гиббс ставили небольшие пьесы, их разыгрывали Мария, Анастасия и Алексей, чтобы как-то развлечь своих родителей и всех домашних, которые поехали с ними в изгнание. В один из вечеров ставилась английская комедия-водевиль с названием Packing up, и в этой пьесе Анастасия играла главную мужскую роль. Она, как всегда, получала огромное удовольствие от внимания зрителей и вкладывала всю душу в постановку, до тех пор, пока она в конце спектакля повернулась так резко, что полы домашнего халата ее героя взлетели вверх, открыв взору присутствующих «крепкие ноги и зад, обтянутые шерстяным трикотажным егеровским бельем императора», как вспоминал об этом Гиббс. Зрители заходились в хохоте, тогда как Анастасия, не имевшая никакого представления о том, что случилось, замерла на импровизированной сцене с выражением полного непонимания на лице {59}.

А смех в Тобольске становился все более и более необходимым, потому что будущее узников становилось все более и более неопределенным В ноябре большевистская Октябрьская революция, которая сместила Временное правительство, положила конец тому довольно мягкому обращению, что до тех пор проявлялось в отношении Романовых. В течение последовавших месяцев были введены дополнительные ограничения, в том числе и на личную свободу: новая и гораздо более решительно настроенная стража пришла на смену старому составу солдат, что несли охрану до них и относились к своим узникам с дружелюбием, а заключенным было отказано в праве посещать церковные службы. Денег тоже не стало хватать: вместе с падением власти Керенского прекратились и финансовые поступления из государственной казны и на содержание заключенных, и для выплат солдатам, охраняющим их {60}. К весне 1918 года семье Романовых был предоставлен обычный солдатский паек. Яйца, масло и кофе ушли из их рациона, хотя время от времени сочувствующие жители города передавали им корзинки с провизией {61}. Обед теперь, как его описывал Жильяр без малейшего намека на иронию, «состоял из двух блюд, и такое положение вещей трудно было выносить тем, кто с рождения вел совершенно иной образ жизни» {62}. Хотя семейство Романовых владело несметными богатствами в виде драгоценностей, которые они тайно взяли с собой в ссылку, – их хватило бы, чтобы подкупить целые полки солдат и спастись бегством, – но недальновидность, поразительная неспособность распознать силы, что поднимаются и выстраиваются против них и, что важнее всего, подход к жизни с позиций веры в неотвратимость судьбы – все это слилось в поразительное настроение готовности покориться неизбежному. С окончанием зимы и наступлением весны пленники стали перешептываться, обсуждая возможные варианты спасения и мечтая о мире свободы, который раскинулся за сибирскими равнинами, все еще скованными морозом.

В конце апреля в Тобольск приехал Василий Яковлев, новый командир из Москвы, и он привез с собой новые тревоги. Освободив Кобылинского от возложенных на него обязанностей, Яковлев сообщил, что он прибыл с задачей немедленно вывезти семью Романовых из Тобольска, но при этом отказался назвать место, в которое им назначено прибыть. Однако плохое состояние здоровья цесаревича Алексея стало преградой неотложному выполнению задания, порученного Яковлеву: он увидел, что тринадцатилетний мальчик прикован к постели сильным внутренним кровоизлиянием и что перевозить его не представляется возможным. Когда этот комиссар стал настаивать на том, чтобы вывезти, как это планировалось, Николая II, Александре пришлось выбирать между мужем и больным сыном; после ужасной ночи, которую вся семья провела в слезах, император и императрица вместе с Марией и небольшим количеством слуг приняли решение ехать вместе с Яковлевым, а остальные должны будут последовать за ними, как только поправится Алексей. Перед самым рассветом утра 26 апреля Ольга, Татьяна и Анастасия стояли на ступенях губернаторского дома, «три человеческих фигуры в серых одеждах, – такими их видела Татьяна Боткина из своего окна, – которые долго смотрели куда-то вдаль», пока повозки, в которых сидели их родители и сестра, не растворились в предутреннем сумраке {63}.

Поделиться с друзьями: