Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Анастасия или Анна? Величайшая загадка дома Романовых
Шрифт:

Если верить фон Клейсту, фрейлейн Анни дважды заявляла, что ехала в столицу Германии одна, без сопровож-дения, хотя позже она говорила, что ее сопровождал Сергей Чайковский {44}. Прибыв в Берлин, говорила фрейлейн Анни Зинаиде Толстой, она сняла комнату в небольшом пансионате, расположенном на Фридрихштрассе близ железнодорожной станции. Однако вспомнить название пансионата фрейлейн Анни не смогла, правда, в разговоре с другими она позже утверждала, что не помнит ничего о том времени ее пребывания в этом городе {45}. «Моим намерением было, – говорила она барону фон Клейсту, – жить незаметно и тихо, опасаясь преследователей, а также работать, чтобы было на что жить» {46}. Позднее она добавит, что в ней жила надежда каким-то образом добиться аудиенции у принцессы Ирэны Прусской {47}.

И вместе с этим в первый же вечер своего пребывания в Берлине или неделей позже (она настаивала на том, что верны обе версии) фрейлейн Анни совершила попытку самоубийства {48}. Она обычно признавалась в этом деянии, считая его «величайшей глупостью» {49}. Одному из докто-ров претендентка призналась, что, когда она лежала предоставленная самой себе в гостиничном номере, не знающая пределов безнадежность положения, в котором она оказалась, сокрушила ее, и ей стало страшно показаться

на глаза принцессе Ирэне, потому что «в этом случае всем станет известен ее позор, все будут знать, что она родила ребенка от спасшего ее простолюдина и что этот ребенок брошен ею где-то в Румынии». Все это, заявила она, и заставило ее броситься в канал Ландвер {50}. Но если верить Пойтерт, претендентка говорила ей, что вскоре после приезда в Берлин она заметила слежку. В один из вечеров ее втащили в проезжавший мимо автомобиль и накачали наркотиками; люди, похитившие ее, сняли с нее принадлежавшую ей одежду и, перед тем как подъехать к каналу Ландвер, одели как заводскую работницу, а затем бросили ее, находящуюся в полубессознательном состоянии, в воду {51}.

Таким был рассказ о спасении в изложении фрейлейн Анни – сложная путаница невероятных приключений и противоречий, которая не способствовала укреплению доверия к ее словам. Совершенно невероятная история приобрела ореол правдоподобия, после того как в эмигрантской общине возникли и просочились в печать многочисленные слухи, подтверждающие эту сказку. Начиная с конца двадцатых годов сторонники претендентки на титул великой княжны выступили с серией заявлений и сплетен, которые содержали предположение, что Анастасия выжила во время той массовой казни. Военнопленный австриец Франц Свобода, который был в Екатеринбурге во время казни, говорил, что ранним утром 17 июля 1918 года ему случилось проходить мимо дома Ипатьева, и он тогда услышал приглушенные звуки выстрелов. Вбежав во двор, он увидел «солдата, наклонившегося над телом женщины; она закричала, и солдат ударил ее прикладом по голове». Свобода говорил, что эта молодая женщина подавала признаки жизни; вместе с двумя приятелями, имена которых не установлены, он втащил эту раненую девушку, то есть Анастасию, в тележ-ку и тайно отвез ее в дом, расположенный дальше по улице {52}. Еще один человек, а именно Генрих Клейбенцетль, подхватил этот вымысел, сказав, что вскоре после казни он видел раненую Анастасию, и хозяйка дома, в котором он жил и который стоял неподалеку от дома Ипатьева, ухаживала за ней {53}.

И кроме того, еще были слухи, которые привозили те, кто приехал из Сибири, и сведения, распространяемые советским правительством, о том, что одной или более великим княжнам удалось избежать смерти; по утверждению одного из прибывших оттуда «слухи о княжнах беспрестанно ходили по всему Екатеринбургу» {54}. Несколько человек заявляли, что большевистские власти провели в Екатеринбурге повальные обыски, переходя от дома к дому в поисках пропавшей дочери императора. Они также говорили об афишах, в которых извещалось о вознаграждении за ее поимку {55}. Артур Розе, лейтенант русской Белой армии упоминал об «особых приказах», изданных военным командованием, предписывавших подготовить «четыре бронированных и полностью укомплектованных личным составом вагона», которые предполагалось послать через всю Сибирь, чтобы отыскать и вывезти в безопасное место спасенных великих княжон {56}. В дополнение к истории княгини Елены Сербской, которую большевики осенью 1918 года сочли Анастасией, граф Карл Бонде, глава шведского отделения Красного Креста в Сибири, подробно рассказывал, как в один из дней 1918 года его личный поезд «был остановлен и обыскан с целью найти великую княжну Анастасию, дочь императора Николая II. Однако великой княжны на поезде не было, и никто не знал, где она скрывается» {57}.

Эта любопытная и на первый взгляд впечатляющая масса свидетельских показаний придала убедительность рассказам, которые даже сторонники фрейлейн Анни признавали не заслуживающими доверия. Еще более сомнительной оказалась фигура спасителя претендентки на княжеский титул – таинственного Александра Чайковского. Хотя ни одного человека с таким именем и фамилией не оказалось в отряде, который сторожил дом Ипатьева, сторонники претендентки сделали предположение, что это был псевдоним. В конце концов они высказали догадку, что таинственным Чайковским являлся поляк – Станислав Мишкевич, который вместе со своим братом Николаем действительно числился в охране в Екатеринбурге {58}. После того как был опубликован рассказ фрейлейн Анни, а вместе с ним и многочисленные просьбы о подтверждении представленных сведений, на первый план вышел некий Константин Анастасиу, который заявил, что осенью 1918 года он встретил в Бухаресте солдата, которого звали Станислав, и тот сказал ему, что, когда тела убитых отвозили в лес у деревни Коптяки, он спас одну из великих княжон. Она была ранена и нуждалась в медицинской помощи, но он боялся отвести ее хоть в какую-нибудь больницу {59}. Хотя эта версия находилась в противоречии с тем, что поведали Свобода и Клейбенцетль, сторонники претендентки на княжеский титул ухватились за нее, как за дополнительный аргумент в этом деле. Кроме того, был еще некий Сарчо Грегорян, он говорил, что 5 декабря 1918 года (это день, в который, по словам претендентки, она в Бухаресте родила сына) несколько человек, которых вел мужчина, похожий, судя по описанию, на Мишкевича, пересекли реку Днестр. По его словам, он запомнил это, потому что ему сказали, что среди этой группы находится спасенная великая княжна, и за его услуги ему заплатили деньгами, полученными от продажи нитки жемчуга {60}. Немецкая оккупация Бухареста продолжалась до осени 1918 года, и много лет спустя данное обстоятельство позволило нескольким бывшим офицерам германской разведки дать показания в пользу слушания уже бывших в употреблении историй о спасшейся Анастасии, которая скрывалась в этом городе, вероятно, не без немецкого участия {61}.

Весной 1925 года один человек, которого сторонники претендентки на великокняжеский титул описали как «русского солдата по внешнему виду», пришел в Дальдорф и стал наводить справки о Неизвестной, данная версия приняла еще более странные формы. Кто-то отправил его к Кларе Пойтерт, и, как об этом говорилось потом, он, увидев фотографию претендентки, залился слезами и воскликнул, что это Анастасия. Он оставил письмо, в котором говорилось, что ее ребенок помещен в сиротский приют в Румынии, а на обратной стороне фотографии написал «Анастасия Николаевна… Александерева… Иван Алексев. Шоров… geb. (рожден) Pittersburg (Петербург)».

Сторонники претендентки подозревали, что этот мужчина являлся Сергеем Чайковским, братом человека, считающегося спасителем княжны, лицом, которое сопровождало ее на пути из Бухареста в Берлин, и ее мужем. Однако этот неизвестный исчез раньше, чем его смогли допросить, и больше никто и никогда не видел его и ничего не слышал о нем {62}.

Такие слухи, рассказы и любопытные переплетения версий требовали объяснения, и в январе 1926 года берлинские сторонники претендентки послали в Бухарест женщину по имени Гертруда Шпиндлер с целью провести расследование этой истории. Задача, поставленная перед ней, была непростой, нужно было установить следующее: имеются ли какие-либо документы, подтверждающие, что Чайковский, Мишкевич или кто-либо еще, соответствующий описанию, пересекал, в одиночку или в составе группы, румынскую границу в 1918 или 1919 годах? Имеются ли какие-либо свидетельства, подтвержденные документально или нет, которые доказывали бы, что претендентка и ее так называемые спасители действительно жили в Бухаресте в период между 1918 и 1920 годами? Имеются ли какие-либо записи в актах гражданского состояния или в церковных книгах о заявленном браке между претенденткой и Чайковским, сделанные в январе 1919 года? Существуют ли какие-либо свидетельства, подтверждающие, что сын, о котором сообщала претендентка, действительно был рожден и крещен в Бухаресте? Имеются ли какие-либо данные – заметки хроникеров, полицейские отчеты или даже газетные репортажи о человеке, который убит или ранен в уличной перестрелке в конце 1919 или в начале 1920 года, как, по словам фрейлейн Анни, это случилось с Чайковским? И имеются ли какие-либо записи о похоронах Чайковского, состоявшихся, как утверждают, в этом городе? Шпиндлер встретилась с бывшим послом России в Румынии М.В. Поклоевским-Козелом, последний изъявил готовность сотрудничать. Он связался с министром внутренних дел Румынии и директором государственной полиции. Рассказав им о целях расследования, Поклоевский-Козел сумел получить от них полную поддержку правительства. В помощь Шпиндлер был назначен детектив, и, чтобы облегчить проведение расследования, ей предоставили полицейский автомобиль с водителем. Готовность к сотрудничеству продемонстрировала даже пресса: в газетах страны были напечатаны очерк о претендентке на княжеский титул и просьба к свидетелям или любым другим лицам выступить и поделиться сведениями, помогая тем самым расследованию {63}.

Шпиндлер проводила недели, разъезжая по всему Бухаресту и его окрестностям, роясь в записях и блуждая по узким переулкам, переходя от забытых всеми церквей к самым бедным хижинам. Она расспрашивала чиновников, священников, полицейских, докторов, санитарок и всех, кто мог бы дать показания, подтверждающие то, что было рассказано фрейлейн Анни. В ее распоряжении были неограниченные средства и поддержка правительства, помогало также и то, что она проводила расследование на месте спустя малое количество лет, прошедших после предполагаемых событий. Но в конечном счете ей ничего не удалось обнаружить. Не было ничего, что подтверждало бы пересечение границы, никто не мог засвидетельствовать, что претендентка или кто-то из ее предполагаемых спасителей проживали в Бухаресте. Не было найдено также и записей, подтверждающих рассказ претендентки о том, что она якобы вступала в брак, а также о рождении и обряде крещения ее сына или о смерти и похоронах человека, которого она назвала своим спасителем и мужем. Единственным достижением Шпиндлер стало то, что она смогла найти улицу, название которой впервые было предложено Зинаидой Толстой в качестве возможного места, где могла жить семья Чайковских. Улица называлась Светны Воевода, это был узкий переулок, который тянулся по городу позади бывшей аристократической виллы {64}. Но ни о Чайковских, ни о Мишкевичах, ни о самой претендентке Шиндлер не смогла найти никаких сведений.

Семья румынского короля, венценосные родственники Романовых, очень серьезно отнеслись к слухам о спасенной Анастасии и о том, что она оказалась в Бухаресте. Мария, королева Румынии, проявила личный интерес к судьбе претендентки и попросила сделать все необходимое, чтобы Шпиндлер всемерно содействовали в проведении расследования {65}. А ее дочь принцесса Илеана сказала юристу Брайену Хорену следующее: «Наша семья сделала все, что было в ее силах, чтобы выяснить, есть ли хоть доля правды в ее претензиях, но не смогла найти каких-либо следов ее пребывания в Бухаресте» {66}.

И такое отношение к ней сохранялось на протяжении всей жизни претендентки на княжеский титул. Великая княгиня Ольга Александровна считала ее претензии «полностью и явно ложными. Я была убеждена тогда так же, как и сейчас, что это – ложь от начала до конца. Взять хотя бы этих предполагаемых спасителей, исчезнувших неизвестно куда! Да если бы дочь Ники была действительно спасена, ее спасители четко знали бы, что это для них значит. Каждый королевский дом Европы наградил бы их. Да я уверена, что в знак благодарности моя мать без тени сомнения опустошила бы свою шкатулку с драгоценностями. В этой истории нет ни одного пункта, который мог бы служить подлинным доказательством» {67}.

Конечно, ходило множество слухов о судьбе Романовых, из вторых и третьих рук передавались сказки об их казни, рассказы и слухи об их бегстве в каких-то таинственных поездах, заявления мнимых свидетелей об их секретном содержании в монастырях и сомнительные утверждения об их чудесном спасении с помощью кого-то из их венценосных родственников. Такие вести из Сибири расходились по всей России, попадали в оккупированную немцами Украину, в Румынию и далее распространялись по всей Европе. Говорили и о спасенной великой княжне, однако подтвердить эти слухи не представлялось возможным. Некоторые припомнили, что большевики открыто вели поиск пропавшей дочери императора, но ведь все это происходило в то время, когда Советы вели активное распространение ложных слухов; говорилось о плакатах, извещавших о бежавшей Анастасии, однако никто не мог продемонстрировать хотя бы один из них или доказать, что они действительно существовали; а еще были те, кто заявлял, что располагает сведениями о местонахождении Анастасии или сведениями об ее предполагаемом спасителе, но ведь подобные сообщения появлялись только после того, как был опубликован рассказ претендентки и появлялись просьбы о дополнительных сведениях. Не имелось никаких доказательств ни того, что Александр Чайковский действительно существовал, ни того, что на самом деле его звали Станислав Мишкевич, а также того, что кто-либо, подпадающий под его описание, когда-либо жил или умер в Бухаресте. Не было также и доказательств того, что претендентка вышла замуж за своего спасителя и крестила их общего ребенка.

Поделиться с друзьями: