Анатолий Зверев в воспоминаниях современников

Из стихотворной автобиографии А. Зверева:

…Осень, почти поздняя, «устраивает» зимы… — Оказался я в кругу — — своём… — в семействе: Тони, Зины…

Отец наш, Тимофей Иванович, родился в 1898 году в Кирсанове Тамбовской области. С трёх лет остался без родителей, которые умерли от тифа. Воспитывала его бабушка.

Мама, Житина Пелагея Никифоровна, тамбовская, из крестьянской семьи, в 17 лет вышла замуж.

Вскоре после женитьбы папа ушёл на фронт, служил у Ворошилова писарем. Затем попал в плен к Деникину, после освобождения лечился в московском госпитале. Мама продала дом и приехала в Москву, устроилась работать в этом же госпитале, где выхаживала раненых.

Отец, инвалид второй группы, работал на заводе СВАРЗ бухгалтером, мама — на фабрике «Буревестник», но больше ей приходилось заниматься домашним хозяйством.

В январе 1943 года отец умер. Как могла, мама одна нас вырастила, за что мы её все очень любили.

Анатолий учился в школе № 370. Любимыми его предметами были рисование и немецкий язык. Николай Васильевич Синицын — учитель рисования — был для Анатолия лучшим человеком, дружба между ними продолжалась всю жизнь.

После семилетки, по совету Н. В. Синицына, Толя закончил Художественное ремесленное училище по специальности маляр-альфрейщик. Затем пробовал учиться в Художественном училище памяти 1905 года, но при бедственном материальном положении, из-за «внешнего вида», был отчислен с первого курса. Тяга же заниматься живописью, рисованием не покидала Анатолия. Немного поработал в должности маляра в парке «Сокольники». Детский городок оживился от причудливых животных, ярких цветов, которые рисовал Анатолий. В парке его заметил артист Румнев, Анатолий показал ему свои работы. Восхищённый его рисунками, Румнев познакомил его со столичными знатоками живописи, которые оценили талант Анатолия.

В 19 лет Анатолия призвали на военную службу, во флот. Там он простудился, пролежал в госпитале с двусторонним воспалением лёгких, после чего был комиссован.

После возвращения из армии вновь занимался только рисованием, живописью, графикой. Ходил по музеям, в зоопарк, уезжал на этюды в Подмосковье. В сутки спал иногда два-три часа, а остальное время работал. За работы брал мизерную плату — хватало лишь на краски, кисти. Но вскоре выпал случай познакомиться с Георгием Дионисовичем Костаки.

Костаки был потрясён картинами Анатолия, стал ему помогать, пригласил рисовать на свою дачу (в шестнадцатиметровой комнате, в которой жили шесть человек, работать было невыносимо трудно).

В доме Г. Д. Костаки работы брата увидели такие известные люди, как дирижёр И. Маркевич из Франции, Р. Фальк и многие знаменитости — знатоки искусства. Г. Д. Костаки говорил нашей маме: «Пелагея Никифоровна, о вашем сыне будут писать века».

В дни всемирного фестиваля 1957 года в Москве Толя, узнав о конкурсе художников в парке имени Горького, под видом рабочего принял в нём участие. Председатель жюри присудил ему высшую награду, но сделали так, будто и не существовало этого инцидента. Победа не принесла славы. Но друзья, ценители картин Анатолия, помогали устраивать его персональные выставки за границей. Костаки на протяжении многих лет поддерживал Анатолия.

Судьба свела Анатолия с Оксаной Михайловной Асеевой. Она стала ему второй матерью, другом, создавала Толе все условия для работы. Своей мастерской у Анатолия никогда не было: где рисовал картину, там оставлял.

В 1979 году умерла наша мама. Для нас всех это было большой утратой.

Смерть матери, а в последующем смерть О. М. Асеевой потрясли душевное состояние Анатолия. Здоровье резко ухудшилось… 9 декабря 1986 года его не стало.

ТЕОДОР ГЛАНЦ Памяти Анатолия

Он был художником, но умер, как поэт. Когда вдруг в зале вспыхивает свет, Всех на мгновение охватывает страх. Ведь окончание сеанса — в небесах, Куда для зрителей пути покамест нет. Он был художником, но прожил, как поэт. Король подъездов, тамада больниц, Пред Богом и вином склонённый ниц, Вся жизнь, как полотно, размыта в сюре, Вся жизнь, как полотно, сплошной абстракт. И сотни ангелов, шутов и фурий Собой украсили прощальный тракт. Везёт не Конь, а Кот, но тоже блед. Был человек, а умер, как поэт. Киркой теперь по сомкнутым губам! Растоптанный, он не услышит зова! Когда внутри не тело, а судьба, Когда снаружи краски, а не слово. Когда живой рассвет стал мёртвым светом, Художник мёртвый стал живым поэтом.

АНАТОЛИЙ ЗВЕРЕВ

Импровизации

Слово за слово цеплялось [5] . Мысль гнала и впутывала вновь, И дрожала, жалко даже стало, Где-то жалом странно льётся кровь. Бровь подёргивалась где-то, На лице — печать весны, Всё хотелось бы поэту Описания сосны, и куста, Растущих вишен, что в саду цвели, Цвели вокруг. И зелёный весь заросший Где-то тиной старый пруд. Возле леса туман синий Кинет взор и на узор Близ лежащих двух песчаных Синих с лилией озёр. Слово за слово цеплялось, То ли цепко — то ли так, В тапках ночью всё писалось Хорошо и кое-как. 1965 г.

5

Здесь и далее в стихах А. Зверева орфография и пунктуация автора полностью сохранены. (Прим. ред.).

«нас воспитали и растили…»

нас воспитали и растили а всё равно все-все умрём конечно всё-всё умирает ещё при жизни эгоизм лишь только пылкость порождает и в заблужденьи убивает тот признак нежности такой что породилась в силу тленья и лень мне было бы писать но вот тетрадь и вот бумага калякать станешь вспоминать

«маленький выпачканный…»

маленький выпачканный жалкий слабый и горбат и тёмен весь осморканный запачканный и вялый изнурённый голоден больной истощён избит и проклят изнасилован и туп точно труп живой что тень забора забран выброшен измучен он бродит спит не спит и хнычет что-то тихо шевелит губа его смотрит странно улыбаясь алкоголиком зовут его тенью слабою скользящей мимо полных и изящных мимо ящиков пустых он проходит Бог прости

Лермонтов (из автобиографии в стихах)

Вне всяких сомнений — Мне гений Юрьевича нужен… И вот, под — «ужин» — Явился он со своею «Дюжиной» Стихов, — Поэм и всяческих «Стихий». Своих всех повестей: «Вадим» — (ну, погодим) — Блондин — — Брюнет — — (Сонет ли это, нет?) — ПОЭТ!.. «Герой нашего времени» — И я «забеременел» Поэзией Сразу, — «с-глазу-на-глаз» — И враз: — Быстро, страстно И откровенно — И «верно» — До степени — Веры в торжество Господа — Бога!..

Врубель

Серо-сиреневый Тёмный и грустный Знает Лермонтова Поэзию устно И в кустах сирени Тёмные очи гадалки Глядели…

«Что греет живописца, когда в крови…»

Что греет живописца, когда в крови — пожар, Хотя порою бледен, и бедный, худ, поджар? Поджаренной котлетой, аль чаем чуть — с огня, Аль солнышко не чает: греть спину возле пня? Аль рюмка близ поллитры Теплит мечту о том, что стоном Вдруг с палитры сорвётся новый тон…