Анатом

Маша продолжала стоять надув губки, но победный блеск в ее глазах говорил, что девочка несказанно рада своей очередной победе.

Катя продолжила:

— Если ты сейчас вернешь мне мое платье, я обещаю, что на выходных, отведу тебя в парк, покататься на снежных горках..

— Не хочу в парк, — надулась Машенька.

— А куда ты хочешь?

— В музей, — радостно воскликнула девочка.

— Хорошо, я отведу тебя в музей. Только давай больше не будем ругаться.

Машенька улыбнулась и бросилась на шею сестре, крепко обнимая ее своими маленькими, пухленькими ручонками.

Обе княжны понимали, что это не примирение, а очередная победа Машеньки. Но у Кати не было ни времени, ни желания продолжать этот спектакль, поэтому она сдалась.

Маша вернула сестре платье, инцидент был исчерпан, как показалось сначала Кате. Отвоевав свои позиции, как настоящий Наполеон, Маша с высоко поднятой головой выплыла их комнаты, не забыв на прощание показать Кате язык.

Пока Катя готовилась к выходу, проказница сбежала вниз, в гостиную, где уже сидел приехавший за княжной сыщик. Иштван расположился в удобном кресле, и листал оставленную князем на столе газету, когда в комнату, словно ураган влетела маленькая разбойница.

Увидев гостя, проказница замерла на месте и пристальным взглядом уставилась на незнакомца. В голубеньком платьице, с распущенными волосами, похожими на огромную белую шапку одуванчика, Маша выглядела настоящим ангелом во плоти, и всегда так умиляла гостей.

Иштван тоже попал под чары малютки и подмигнул ей.

Маша покраснела, и звонко рассмеялась.

Затем она осмотрелась, в поисках чего-нибудь интересного для себя. Не обнаружив какого-либо достойного занятия, девочка решила всю свою неуемную энергию выплеснуть на гостя.

— Вы за Катей? — серьезно спросила девочка.

Иштван улыбнулся. Непосредственность детей, всегда поражала его. Они редко когда думали, прежде чем сказать, чем часто ставили взрослых в неловкое положение.

— А я знаю. Я видела вас. В парке. Вы с ней целовались. — не унималась Маша.

Услышав последние слова, Иштван подавился и закашлялся от смущения.

Маленькая проказница! Это хорошо, что они были наедине, ведь скажи она это при ком-то еще, мог бы разразиться скандал.

— Ты наверное что-то напутала, — осторожно, чтобы не обидеть девочку сказал Иштван.

Но Маша уперла свои ручки в бока, отчего ее вид стал еще более очаровательным и сжав губки обиженно фыркнула.

— Ничего я не напутала. Я все видела из своего окна. Папа подарил мне трубу, как у настоящего моряка, теперь я могу следить за всем, что твориться в нашем парке.

Иштван вздрогнул. Раз она увидела ту картину, может она видела и то, что случилось после. И стараясь не испугать Машеньку, Иштван подался вперед и спросил:

— А ты еще что-нибудь видела?

— Видела. — гордо сказала Маша.

— А ты не расскажешь мне?

Но вместо ответа, Маша развернулась и выбежала из комнаты. Иштван остался один, пытаясь сообразить, как можно у девятилетнего ребенка спросить, не видела ли она убийцу.

Но к его огромной радости, спустя пять минут, в комнату вновь впорхнула Маша. Под мышкой она держала увесистый альбом для рисования. Он был довольно потрепан, некоторые листы торчали, но все же видно было, что с ним обращаются бережно и с любовью.

Девочка плюхнулась на пол перед сыщиком, и с грохотом бросила перед собой свою ношу. Иштван внимательно следил за ее движениями, не понимая, что она собирается делать.

— Я умею рисовать. — гордо пояснила Маша, открывая свою сокровищницу.

— Вы молодец, Мария Дмитриевна. — дежурной фразой ответил Иштван.

Она начала листать свой альбом, показывая свои рисунки. Иштван не разбирался в искусстве, но даже он мог сказать, что для ребенка княжна рисовала довольно неплохо, четкие линии, правильная игра красок и теней, у девочки явно был талант.

Маша перевернула страницу, и Иштван невольно поежился. На ней, в полный рост был изображен какой-то жуткий монстр, в черном плаще. Кожа его была белой, глаза пустыми и бездушными, казалось что в нем совсем не было жизни. И он неожиданно вспомнил слова в толпе, когда сани наехали на Смолянкова: «Смерть пришла за ним.» У девочки была богатая фантазия, раз она смогла выдумать такого монстра.

— Кто это? — осторожно спросил Иштван, стараясь не напугать ребенка.

— Призрак. — искренне ответила девочка.

— А где ты его увидела?

Маша вскочила на месте и подошла к окну.

— Там!

Иштван проследил за направлением ее ручки. Девочка указывала на беседку.

— Давно?

— Да. — звонко воскликнула Машенька.

Больше Иштван не стал мучить ее вопросами. Скорее всего девочка не рассмотрела убийцу, и ее воображение просто дорисовало все за нее. Это вполне объяснимо, решил Иштван.

В этот момент в комнату, в красивом платье, расшитом мелким жемчугом вплыла Катя. Она улыбнулась сыщику, и бросила строгий взгляд на малютку.

— Надеюсь она вам не очень надоела? — вежливо спросила Катя.

— Что вы, ваше высочество — Мария Дмитриевна самый прелестный ребенок на свете, — ни чуть не слукавив ответил Иштван.

Маша обернулась, одарив сестру злобным взглядом, затем вырвала листок из своего альбома, протянула его Иштвану и вышла, оставив сестру наедине с сыщиком.

Катя удивленно посмотрела на листок в руках Иштвана.

— Она рисует в своем альбоме с пяти лет. И за все это время, не вырвала ни одного листочка. Даже те которые ей не удавались. — пояснила свое удивление Катя, — Что вы сделали, Иван Аркадьевич? Продали моей сестренке свою душу?

Девушка лукаво улыбнулась, явно поддразнивая сыщика.

В ее взгляде уже не было той грусти, которую она явила сегодняшнем утром на кладбище. Она вновь сияла красотой и нежностью.

— Ее высочество, довольно любезна. — явно намекая на Машеньку, отшутился Иштван.

На этом они оставили этот разговор и вышли.

В Александровском показывали «Грозу» Островского. Мария Ворошина, играла главную героиню Катерину.

Зал был полон. Внизу собралась разношерстная публика из купцов, военных приходивших в театр показаться, и простых театралов. Все верхние ложи были заняты своими хозяевами. Пустовала только императорская ложа, но оттого, что вся царская семья объявила Николаю о своем нежелании видеть его супругу на сцене, как сказал сам император: Пусть она хотя бы не позорит нашу семью, раз уже осмелилась украсть нашего сына.