Анатомия любви

Мы вышли из зоны выдачи багажа медленно, как будто боялись расставания.

– Где ты остановишься? – спросил Стью.

Мои планы не заходили дальше того, чтобы поехать куда-нибудь поближе к центру и найти подходящую по цене гостиницу.

– У друзей, – ответил я.

– Правда? У кого?

– У одного моего знакомого.

– Он из Чикаго?

– Нет.

– Как его зовут?

Я остановился. Мы спустились на нижний этаж аэропорта Ла Гуардиа. Мир за стеклянными дверьми был цвета голубого газового пламени. Выстроившиеся в ряд такси и два громадных автобуса стояли в ожидании.

– Почему ты спрашиваешь? – поинтересовался я.

– На тот случай, если захочу тебе позвонить, – ответил Стью, пожимая плечами, словно дядюшка. – Слушай, я буду в отеле «Тафт». До него отовсюду рукой подать.

– Парня, у которого я остановлюсь, зовут Бен Экрест.

– А телефон?

– Не помню. Но он точно есть в справочнике. Бен живет в Виллидж.

– Виллидж – отстой, – заявил Стью. – Слушай, ты не хочешь взять такси вскладчину? Получится примерно по три бакса с носа. Оно того стоит.

– Нет, спасибо. – Я ожидал, что теперь-то он сдвинется с места, но он так и стоял рядом. – Бен за мной заедет.

– О, правда? Отлично. А он не сможет подбросить меня до Манхэттена? Оттуда я бы доехал до гостиницы на метро. И на сэкономленные денежки можно было бы покутить.

– Если ты готов подождать, – сказал я.

– Что ты имеешь в виду?

– Он будет поздно. Может, часа в два.

– Черт, это мне не подходит. У меня в два часа встреча на Пятьдесят седьмой улице. А почему он приедет так поздно?

– Он работает.

– Ну так почему бы тебе не позвонить ему и не сказать, что доедешь сам, избавишь его от поездки сюда.

Мои тревоги сменились огромной усталостью. Казалось, что бы я ни сказал, Стью выдаст очередную, доводящую до исступления идею. Мне становилось все уютнее наедине с моей ложью, в компании моего выдуманного друга. Я мог представить себе, как стою здесь несколько часов, отбиваясь от вопросов Стью.

– Он работает. Я никак не могу с ним связаться.

– Он работает не в офисе?

– Нет.

– И чем он занимается?

– Он коп.

– Коп? Нью-йоркский коп?

– Именно так. Странно, верно?

– Странно? Ты что, псих? Это чертовски странно. И он твой друг?

– Он отличный парень. Не такой, как ты думаешь. Он курит травку. И еще он социалист.

– Да, только Аксельрод мог познакомиться с единственным на свете копом-хиппи.

Я понял, что перехитрил сам себя. Мой мифический товарищ получился настолько блистательным, что Стью позабыл об алебастровых зубах, которые дожидаются его в бархатных коробочках. Я видел, как он размышляет, не остаться ли ждать вместе со мной. Он метался взад-вперед, одержимый этой идеей, как снедаемый чувством вины мужчина мечется перед кинотеатром, где показывают порнофильмы: то приближаясь к окошку кассы, то уходя от него. Стью поглядел сквозь стеклянные двери. Длинная очередь людей, грузившихся в автобус, почти рассосалась. Водитель садился на свое место.

– Я поеду этим автобусом, – неожиданно выпалил Стью, схватив меня за руку. – Так не забудь. Отель «Тафт». Помнишь мою фамилию?

– Нейхард.

Стью казался довольным, даже несколько тронутым.

– Позвони мне, – сказал он, отворачиваясь. – Позвони, и мы что-нибудь придумаем.

Я выждал несколько минут, прежде чем уйти. Нашел телефонный справочник и посмотрел номер телефона и адрес Энн, хотя знал их наизусть и даже записал на обороте читательского билета, который лежал у меня в кармане. Но я почувствовал себя лучше, увидев ее имя, и отправился ловить такси, вернув себе часть самообладания и решимости. Я попросил водителя отвезти меня к универмагу «Мейсис». Я никогда не бывал в Нью-Йорке, понятия не имел, где искать гостиницу. Я знал только названия шикарных отелей из книг, но мне хватало ума понять, что подобные места мне не по карману. «Мейсис», рассудил я, находится в центре, а значит вокруг него полно гостиниц. Шофер вел машину так, словно больше привык ездить на мотоцикле. Мы едва не врез'aлись в бамперы передних автомобилей, сновали из ряда в ряд и умудрились обогнать почти всех, кто ехал по запруженной Лонг-Айлендской скоростной магистрали.

– Хотите ехать через тоннель? – обернувшись через плечо, спросил водитель.

Я не вполне понял его вопрос, однако из глупого страха признаться, что совершенно не знаю города, сказал «да». В какой-то момент мы оказались зажатыми в пробке, которую водитель не смог проскочить. Справа тянулось одно из тех бесконечных кладбищ, которые вызывают у нас, чужаков, чувство, близкое к неодобрению, как будто такое обилие мертвецов плохо отражается на репутации города. А слева оказался большой серебристый автобус, его мотор ревел, бока были забрызганы грязью.

После нескольких удручающих, типичных ошибок я наконец поселился в гостинице «Макальпин». В холле было полно людей, которые казались еще более смущенными и растерянными, чем я: мужчины в зеленых брюках и галстуках-ленточках, восточная женщина с прической фута два в высоту, вороватого вида парочка подростков с грязными рюкзаками. Ребята ели «Сникерсы», стараясь не попадаться никому на глаза. Они больше походили на брата с сестрой, чем на влюбленных. Вероятно, они были из последней волны массовых побегов подростков и болтались в холле, не спасаясь от непогоды (день стоял изумительный), а отдыхая от бесконечной жизни на улице. В огромном конференц-зале, расположенном в глубине холла гостиницы, сайентологи тестировали людей, которых им удалось отловить на улице. Продавцы, бродяги, бизнесмены, не спешащие возвращаться к работе, сидели на складных стульях и отвечали на вопросы по поводу своей эмоциональной жизни, пока несколько угрюмого вида сайентологов вышагивали по залу, словно надзирая за ходом экзамена в колледже.

Мой номер оказался вполне подходящим местечком, чтобы свести счеты с жизнью. Я включил телевизор и разложил вещи. Зазвонил телефон, и я кинулся к нему в сумасшедшей, смутной надежде. Но, к сожалению, звонили со стойки администратора. Женский голос извинился: ошиблись номером. Я повесил трубку. В мое одиночество начали вплетаться нити паранойи. Я пошел в душ и, стоя под мощной горячей струей, вдруг с живостью осознал, что наконец-то я в том же городе, где и Энн Баттерфилд, и сердце забилось так быстро, что я уперся руками в мокрые плитки стены, чтобы не упасть.

– И что я ей скажу? – услышал я голос.

Я пребывал в таком смятении, что далеко не сразу понял, что этот голос принадлежит мне.

Я не собирался тратить впустую столько часов, однако никак не мог совладать с собой. Сидя в гостиничном номере и глядя в телефонный справочник, я был ближе к Энн и Джейд, чем когда-либо за последние четыре года, но боялся, что неверный ответ Энн разрушит все чары. Затем меня захватила мысль, что звонить ей совершенно неправильно и что мне следует просто появиться у нее на пороге. Она жила на Двадцать второй улице.

Выйдя из гостиницы, я пошел по Тридцать четвертой к центру от авеню Америк. Это уже не был Нью-Йорк кинематографа или моего воображения. Маленькие магазинчики, некоторые закрыты наглухо, у остальных в закопченных витринах выставлен какой-то старый хлам; еврейские кафешки вперемежку со скобяными лавками, допотопными салунами и оптовыми распродажами; плотный поток такси и невероятно шумных грузовиков; солнечный свет, белесый, мутный, теплый; запахи картона и бензина, внезапно сменившиеся запахом эвкалипта и гвоздики, когда я проходил через три длинных квартала цветочных магазинов.