Анатомия скандала
Шрифт:
Острота вопроса поубавилась с появлением Элисон, которую Холли побаивалась бы, не будь они землячками. Йоркшир и Мерсисайд, сливаясь в один сплошной непонятный «суро-о-овый» север, делали Элисон и Холли двумя белыми воронами в единообразной черной стае. Конечно, не только они выделялись из массы общительных южан – выпускников частных школ: на их потоке был и открытый гомосексуалист, который в конце первого курса уехал жить в Бристоль, и азиат с математического, выделявшийся по естественным причинам. Эти белые вороны держались особняком и не общались с теми, кто бегал из библиотек в бары,
Холли и Элисон от них отличались. Во-первых, девушки в «мужском монастыре» автоматически вызывали к себе повышенный интерес. Во-вторых, они вовсе не были социально неадаптированными – во всяком случае, Эли. И вместе с эксцентричной, остроумной, горластой подругой Холли какое-то время удавалось участвовать в студенческой жизни, держась за фалды Элисон.
В конце первой недели, называемой отчего-то нулевой, шум из бара в подвале распространился по всему общежитию. Густой утробный мужской смех смешивался с визгливым и делано веселым хохотом девиц, пытавшихся вписаться в коллектив.
Конденсат буквально стекал по ступеням: в тесном зальчике дышали более восьмидесяти студентов. Холли проталкивалась сквозь толпу вслед за Элисон, когда ее нечаянно прижали к мокрой спине молодого человека. Футболка на нем промокла от пота, а ягодицы, обтянутые джинсами, показались горячими даже через одежду.
– Два «Змеиных укуса» с ликером, – сказала Эли бармену, небритому красавцу-третьекурснику. Запустив пальцы в вырез кофточки, она выудила из лифчика смятую банкноту в пять фунтов, а три фунта сдачи затолкала в карман джинсов.
Нижний слой коктейля оказался приторным и липким – к горлу Холли подкатывал противный комок, когда она пробиралась в плотной массе пульсирующих тел. Общий разговор то стихал, то оживлялся и тогда усиливался до крика. В углу бара висел табачный дым, колечками вылетавший изо рта Неда Иддслея-Флайта, приветствовавшего Холли ироническим кивком, и других одинаково одетых третьекурсников – рубашки с подвернутыми манжетами и приспущенные джинсы, над поясом которых виднеется резинка трусов от «Кельвин Кляйн». Волосатое запястье Неда было обвязано тесемкой.
Девушки протолкались в самый дальний угол бара, за бильярдный стол. Время было позднее, бар уже закрывался. Холли рвалась поработать в библиотеке, но Элисон, озадаченная поведением подруги («Незачем быть такой зубрилкой»), затащила ее сюда. В этом темном углу пили, наверное, уже несколько часов. Холли поскользнулась на разлитом сидре, гулко задела бедром темный деревянный стол и сконфузилась, когда кто-то схватил ее под локоть и помог восстановить равновесие, небрежно приобняв за талию.
– Да это малютка первокурсница! Куда спешишь? – прокричал парень ей в ухо.
Холли почувствовала, как напряглось ее тело от мимолетного прикосновения. Студент не имел в виду ничего такого, но все равно это было неожиданно. Холли сразу вспомнилась фраза «Трахни первокурсницу», гудевшая в
столовой, когда второкурсники оценивали новеньких. Холли покосилась на парня: что это он задумал? Но он уже отпустил ее и, запрокинув голову, залпом пил пиво из пинтовой кружки. Его кадык двигался вверх-вниз, золотистая жидкость лилась в горло, а Холли смотрела как завороженная, не в силах забыть прикосновение его пальцев.– Иди сюда, все интересное пропустишь! – позвала ее Элисон, протянув руку – на ее ногтях был облупленный лак цвета фуксии. Холли схватилась за руку подруги и буквально прокатилась по разлитому на полу сидру, расталкивая и распихивая толпу. – Все в порядке? – спросила Элисон. Ее лицо, разрумянившееся в этой оживленной сутолоке, блестело от пота.
Холли кивнула, подавив нехорошие предчувствия и поддавшись разгоравшемуся в ней острому любопытству. Рядом затевалось что-то новое и, скорее всего, недозволенное: студенты сгрудились в дальнем углу, загораживая стол, и начали скандировать:
– Рос-ко, Рос-ко, Рос-ко!
Несколько рук синхронно барабанили по столу, и наконец толпа взорвалась оглушительными одобрительными возгласами: это был брутальный рев удовольствия от нарушения какого-то табу.
– Да черт возьми! – Роско, пошатываясь, пробился через толпу. – Мне нужно пива. – Его симпатичное широкое лицо раскраснелось, но за возбуждением Холли угадывала смущение. А может, это действовало выпитое: запрокинув голову, Роско лил в рот пиво из пинтового пластикового стакана.
– А ну, давайте Гиза! – объявил другой парень, такой же широкоплечий, как и первый. Его предложение было встречено общим радостным ревом.
– Эн-ди, Эн-ди, Эн-ди! – начали скандировать студенты.
Парня вытолкнули из толпы и затащили на стол. Он огляделся, ухмыляясь от радости, что его поддерживают друзья-регбисты. Кругом были одни участники местной команды регби – Холли поняла это по эмблемам на футболках с гербом колледжа.
– Эн-ди, Эн-ди, Эн-ди!
Энди лег на стол лицом вверх.
– Давай, парень!
Холли наблюдала сначала с интересом, затем растерянно и, наконец, с ужасом, как другой парень из команды регбистов спустил джинсы и трусы и встал на четвереньки над хохочущим Энди.
– Солсбери! – поднялся рев.
Третий парень поднялся на скамью с пинтой пива и начал лить его на голую задницу Солсбери, откуда все стекало в рот Энди.
– Эн-ди, Эн-ди, Эн-ди, – ритмичный стук по столу почти заглушил скандирование, но вскоре раздался торжествующий рев: Энди с трудом поднялся, отплевываясь пивом и требуя себе еще пинту, а полуголый Солсбери, спрыгнув со стола, натягивал трусы и джинсы.
– Черт! – Энди выплюнул чуть не половину пива. – Гадость какая!
– Еще кто выпить желает? – Заводила, ливший пиво, огляделся вокруг, и, к недоумению Холли, следующий регбист, выпятив грудь и виляя бедрами, как ковбой перед дуэлью, занял место Солсбери.
– Что они делают? Зачем они это вытворяют? – вырвалось у Холли. Она проводила взглядом побагровевшего Энди, которого дружеским захватом за шею приятели тащили к бару, хлопая по спине.
– Это анальная пьянка! – прокричала Элисон ей в ухо. – Регбисты развлекаются!