Анатомия зла

– Кажется, мы о чем-то говорили... Нет, мы ни о чем не говорили. Я просто отдыхал после того, как овладел тобою. И вдруг передо мной возникли люди... Ну те, что окружали меня, когда я проснулся. Я видел их так же ясно, как сейчас вижу тебя. Они спорили, кричали, ссорились. Они обвиняли тебя в предательстве, жалели, что выпустили живой. Они... они обезумели от страха. Одни предлагали бежать, другие – убить нас обоих. А один, тощий такой, сутулый...

– Да-да, Джек.

– Не знаю. Он пробирался к выходу... К тем самым воротам, у которых мы с тобой ждали. Он собирался пойти в... полицию, о чем-то рассказать... Так он про себя думал.

Гроэр умолк. Взгляд у него был странный – сосредоточенный и отключенный одновременно. Вывернутый наизнанку взгляд.

– Возникло ощущение опасности. И потребность действовать. Я знал одно: нужно найти рубильник и включить его. Иначе нам грозит беда... Ну вот и все. Я нашел его. И включил.

"Если когда-нибудь нападут на мой след, – всплыли в памяти Клары слова Гроссе, – мне достаточно будет отжать вверх рубильник, и моя "кровеносная система" включится. Из "артерий" хлынет вода, а из "вен" сухая смесь. Соединившись, они образуют раствор, который заполнит все помещения и затвердеет. Нижняя Клиника превратится в монолитный фундамент Клиники Верхней. И тогда никаким археологам не справиться с моими Помпеями в миниатюре."

– Но как?! Как тебе удалось отыскать его и открыть замок?

– Разве я искал? – удивился Гроэр.

– Какая же связь между рубильником и чувством опасности, которое ты испытал? – допытывалась Клара, пытаясь найти логическое объяснение необъяснимому.

– Связь? – Гроэр задумался. – А почему собственно должна быть связь?

– Ты ведь для чего-то его включил?

– Разумеется.

– Ни и..? Для чего? – Задавая вопросы, она уже не ждала ответа. Ответ был на поверхности. Кларе оставалось только признаться самой себе в том, что поединок с Гроссе она проиграла.
– Ты хоть знаешь, что натворил?

– Включил рубильник. Я сделал что-то не так?

– Радуйся, ты похоронил их заживо, – еле слышно прошептала она, потому что голос не повиновался ей. – Первый взнос сделан. Твое первое жертвоприношение. Великое Братство зачтет тебе это.

– Какое еще "братство"? – нахмурился Гроэр.

– Боже милостивый! Он даже не помнит того, чем только что был так воодушевлен! – простонала Клара.

– Не понимаю, что ты от меня хочешь. – Гроэр раздраженно передернул плечом, будто отгоняя надоедливую муху, и отвернулся.

Кларе казалось, что ее собственные вены вскрыты и обескровлены, что вместе с подземной клиникой они заполняются жидким, быстро каменеющим раствором. Ей казалось, она уже превратилась в бетонный слепок себя самой, настолько тяжелым и непослушным стало вдруг ее тело.

Ей даже трудно было представить себе, что происходит в эти минуты в клинике, как мечутся по коридорам обезумевшие от ужаса люди. Да нет, холодея сообразила Клара, не могут они метаться. Вязкая масса сковывает их движения. По той же причине не могут они и кричать. Там гибнет сейчас всё – люди, бывшие ей много лет коллегами, лаборатории, оборудование. Бесценный уникальный Виварий – слава и позор гениального Гроссе. Руками созданного им клона он забрал с собой на тот свет свои великие открытия и омерзительное варварство.

Клара налила себе виски и, не разбавив, выпила. Руки ее дрожали, губы совсем побелели. Где-то внутри, под самым сердцем мучительно болезненным холодом разливалась пустота, заполняя собою то место, где столько лет хранилась ее самоотверженная уродливая любовь.

Она с трудом поднялась и вышла на балкон.

ГЛАВА 45

Мрак все еще окутывал дом, плотной завесой укрыв их от всего мира.

Ах, если бы не было вовсе этого мира с его моралью, с его тяжкими, непререкаемыми догмами...

Ну, Клара, что было бы тогда? Ты смогла бы оправдать себя, Гроссе, Гроэра? Ты смогла бы спокойно спать и жить? Преступления перестали бы быть преступлениями и не терзали бы угрызения совести?

Все условно в этом мире условностей.

Условно ли?

Что такое человек? Лист на древе человечества. Век листа короток, жизнь дерева, в сравнении с ним, бесконечна. Разве плачет дерево по листу? Листья рождаются и опадают, а ветви благодаря им тянутся к солнцу. Так было. Так будет.

Из-за горизонта, слабо мерцая, просачивался свет. Еще немного, и мир вновь обретет очертания, реальность и смысл. Оформится в предметы, угрызения совести, мораль. В человеческие судьбы, что осыпаются осенней листвой, ложась под могильные плиты. Лист Гроссе уже сорван с ветки и унесен в неведомые дали. Но осталась на месте обрыва почка. И почка лопнула... но не листом, а нарывом.

Так что же в сущности произошло? Она предала возлюбленного, ограбила его, отняла будущее. По ее вине мир никогда уже не узнает о совершенных им открытиях. Она убила не просто человека-клона, но редкий могучий ум ученого.Жестокого, поправшего людские законы, но несомненно гениального.

А кто, собственно, сказал, что право на жизнь принадлежит только добрым? Разве не сама природа родит зло. Разве не в противоборстве добра и зла постигается истина. Постигается кем – человеком? Природе и Богу она ведь и так известна. Побеждает сильнейший – вот неумолимый постулат эволюции. А сильнейший, увы, далеко не всегда оказывается "добрым". Но ведь Гроссе проиграл. Выходит, он был недостаточно силен?

Проиграл ли? Не возродился ли он вновь в своем фантастическом клоне? Не стал ли еще более опасен? Клон №1 искал бессмертия для себя, довольствовался тайными единичными опытами. Клон №2 замахнулся на все человечество, правда пока только в бредоподобной демагогии. Одним движением руки он невзначай уничтожил колоссальный труд своего предшественника. Или сам предшественник продиктовал ему с того света свою волю?

Клара понимала, что расправа с клиникой – акт неосознанный, а следовательно Гроэра нельзя обвинить в преднамеренности преступления. Да и можно ли назвать преступлением уничтожение зла? Все так. Но ее беспокоило другое. Своим поведением Гроэр только что доказал, что он всего лишь суррогат, вульгарная копия с оригинала – первого? второго? Или обоих сразу? Попугай, проговаривающий отголоски чуждых ему идей, о которых сам он не имеет ни малейшего представления.

Кто ты, красивый юноша по имени Гро-Эр? Пассивный проводник сил зла и разрушения? Мембрана, способная звучать лишь в заданной тональности? Человекоподобная биомашина, воспроизводящая и гипертрофирующая до абсурда идеи, питавшие когда-то нацистскую верхушку, но не способная на самовыражение? Не зря ведь Гроссе отказывал ему в праве называться человеком. Правда себя-то он при этом считал человеком номер один.

Допустим, размышляла Клара, Гроэр пользуется невидимым суфлером, выкрикивает чьи-то идеи и тут же забывает их. С этим еще можно было бы как-то смириться. Но ведь отсутствие собственной индивидуаль-ности не помешало ему совершить вполне реальный поступок, весь ужас которого только усиливается неведением невольного палача. И, кто знает, сколько еще неосознанных бед способен он натворить.

Легкой, обновленной жизни явно не получалось. Любви и покоя – тоже. Она жестоко просчиталась. Таков видно ее удел. Клара понимала, единственный выход из создавшейся ситуации – отправить Гроэра вслед за его оригиналом. Но что ей делать одной в этом огромном, враждебном мире? Кто нужен ей и кому нужна она? Своей ничтожной преступной жизнью она приносила людям и себе одно только горе. Что она, как личность, из себя представляет? Если Гроэр – эхо Гроссе, она – его безликая тень. Но если не существует больше Гроссе, то по всем законам природы должны исчезнуть и эхо его, и тень...