And she recalls his yellow cat

– Что это? – потрясла Вайолет пустой баночкой.

– Осторожно! – взволнованно прокричал старик Гиббс, протягивая руки на случай, если вдруг предмет выскользнет из пальцев Вайолет. Девушка смутилась. – Это были духи, - поспешил продолжить старик. – Духи Коти с фиалками. Они принадлежали Анастасии.

И действительно, Вайолет чуть не выронила пузырек. Либо она и правда держит в руках начало прошлого столетия, либо этот человек сумасшедший.

– Анастасии? То есть, княжне Анастасии?

– Так точно. Она пользовалась исключительно ими. Так странно… - Гиббс выдавил подобие улыбки, что по задумке должна была получиться теплой, но вышла натянутой и грустной. – Твое имя, духи с фиалками… - старик усмехнулся. Вайолет бил едва заметный мандраж. Девочки копались в сундучках, разглядывая монетки и жемчужины давным-давно рассыпавшихся украшений.

– Анастасия была Вашей любимицей, не так ли? – спросила Вайолет, подгибая под себя ноги. Старик снова улыбнулся. Подушка все время съезжала с масляного обогревателя, тому постоянно приходилось ее поправлять под собой.

– Она напоминает мне тебя.

– Меня?

– Выражения лица. Одухотворенность и загадка. У нее был такой же взгляд: она смотрела на тебя, но ты никогда не мог сказать, о чем она думала. И губы. Вот также сомкнуты и поджаты. Вроде бы и улыбка, а вроде и нет.

Вайолет убрала прядь волос за ухо, окончательно смутившись. Под платками торчал уголок книги. Вайолет откинула ткани. На исцарапанной обложке были птицы.

– Это русский алфавит. Что здесь написано?

Старик склонил голову.

– «Птицы». Они любили птиц.

***

Тридцатое октября было красным днем в вымышленном календаре Вайолет. Этот день означал конец спокойной размеренности вялотекущей круглогодичной вечности. Визги и смех за окном напоминали о том, что в мире еще остались живые существа, требующие своей порции сахара и шоколада в блестящих обертках.

Читать и писать не удавалось с самого утра, но зато Вайолет спокойно притворялась, что усердно размышляет над продолжением рассказа, вырисовывая узоры на страницах блокнота.

– Так странно все это, - Тейт листал историческую энциклопедию, рассматривая фотографии.

– Наши с тобой разговоры – вот что странно.

Тейт улыбнулся.

– Ты раньше не говорила мне, что пишешь.

– Это было еще до тебя. Когда родители рассорились, я утратила желание. Но все равно знала, что если начну, то смогу выразить то, что захочу. А теперь нет… - Вайолет сбилась с мысли, забыв, что хотела нарисовать.

– Ты знаешь, почему это произошло?

Глубоко вздохнув, Вайолет отложила карандаш, перекатившись с живота на бок, устремив взгляд на сидящего на полу Тейта. К черту. Раз он тут, то почему бы не попытаться высказаться? Может, даже полегчает.

– Билли Дин как-то заходила к нам в прошлом месяце. Принесла карты Таро и прочую ерунду. Моей маме стало совсем скучно, вот она и устроила в гостиной вечер спиритической чепухи. Я не помню, как зашла речь обо мне, но мама захотела узнать, что бы ждало меня в будущем, не… - Вайолет запнулась, -… не покончи я с собой. В общем, та наплела что-то по-поводу дизайна и еще какой-то тягомотины. И, - сделала паузу Вайолет, - сказала, что моя тяга к писательской деятельности прошла бы со временем. Меня это задело. В смысле, очень задело…

Вайолет замолкла, рассеянно дергая пододеяльник, делая «башенки».

– Ты так любила писать?

– Я словно пряталась в своем мире. Я писала, потому что мне не с кем было говорить. Я страдала, когда пребывала вдали от ноутбука, а значит и не могла писать. То, что сказала Билли Дин, практически разорвало мне сердце. Мне захотелось заново умереть. Знаешь, какого это – садиться за клавиатуру или брать в руку карандаш и думать «А что если сегодня именно тот день, когда это должно пройти? Что если я уже не могу соединять два слова?». Отстойно это.

Тейт тихо прикрыл книгу, поднимаясь на ноги. Вайолет лежала на руке, глядя куда-то в пустоту. Казалось, она и не заметила, как кровать приняла на себе еще одного гостя.

– Мне жаль.

– Я знаю.

– Хочешь я расскажу тебе сказку? Может, у тебя появится вдохновение?

Вайолет улыбнулась, поднимая взгляд.

– Как она на называется?

– «Дурак и фотографии в исторической энциклопедии».

Вайолет рассмеялась. Впервые за год. И особняк будто бы запел, засверкал, словно давно написанная картина вмиг ожила, люди сошли на паркет и закружились в вальсе. Смех получился странным, как первые слова младенца. С примесью хрипоты, но звонкий, такой, каким он был раньше. Таким, каким его помнил Тейт.

***

– Они хотят меня нарядить.

– Кто?

– Дочери Ларри, - Вайолет сидела в темной гостиной, подтянув коленки к груди и обхватив руками голени.

Задернув плотные шторы, Тейт присел рядом. Гостиная и правда походила на одну из комнат замка в Трансильвании.

– Тот старик в полосатой кофте, с которым ты разговаривала. Кто это?

– Питер Гиббс. Он знал русского царя.

– Какого?

– Последнего.

– Оу, - выпятил нижнюю губу блондин. – Тогда его истории намного интереснее моих…

Вайолет рассмеялась.

– Его напоминают мне о прошлом, словно я снова в том веке, в каком должна была бы быть, распорядись судьба иначе. Твои же обращены в будущее. Ты заставляешь меня чувствовать, что впереди меня действительно что-то ждет…

Тейт молчал, повторяя про себя только что услышанное. Заставляешь чувствовать.

– Настоящее время?

Вайолет бросила хитрый взгляд.

– Можно мне прикоснуться к тебе? – продолжил Тейт. Вайолет сощурилась.

– Только не тыкай в меня пальцем.

– Пальцем?

– Дурак, - улыбнулась та, толкнув юношу в плечо. – Да. Да, ты можешь меня коснуться.

Тейт встрепенулся, приподнимаясь на сидении дивана. Вайолет не шевелилась, слушая дыхание юноши с опущенным на коленку подбородком. Тейт придвинулся ближе. Еще ближе. Вайолет чувствовала тревогу и дрожь в ногах. В следующий миг она уже ощущает теплое прикосновение на коже лица, непроизвольно следуя за рукой, вкладывая свою щеку в его ладонь. Так странно. Ее руки всегда холодные, а у него нет, совсем наоборот. Вайолет прикрыла глаза, разжимая хватку рук и отпуская свои коленки. Кожа лица покалывала, словно от маленьких, совсем незаметных электрических разрядов.