Андеграунд, или Герой нашего времени
Шрифт:
— А подшустрить?
Плыл сигаретный, сигарный дым — а вот людей вокруг господина Дулова было изысканно мало: пятеро. (Не считая меня.) И еще один, правда уже пьян, полеживал на диванчике в полной отключке, но интеллигентно, то бишь сняв обувь и демонстрируя красивые носки. Никому не мешал. Как пейзаж.
Телохранитель, тощ и жилист, все посматривал на меня. Я даже подумал, что так надо и что телохрану обязательно должен кто-то не нравиться, так сказать, острить его глаз. Возможно, он ревновал ко всякому нанимаемому на охранную работу.
Высоколобый Анатолий (попросту, оказывается, Толя) как раз стал нахваливать меня за особую честность, за обеспеченную интеллектом
— А не принести ли, люди, еще вина? — Бизнесмен заговорил, и сразу стало понятно, что этот господин простоватит свою речь. (Чуть насмешливо простоватит. Но и чуть всерьез — под купца.)
— Вина! Вина! — подхватили.
Бизнесмен засмеялся:
— А не попросить ли, мил друг, заодно и горяченького? Супа, что ли?
Он и простоватил речь, и заметно окал. Но надо сказать, у него получалось, ему шло — почему бы и нет? Лет 35—37, и ведь очаровательно купеческая фамилия Дулов, Дулычов...
Все были в восторге:
— Супа! Рыбного супца!.. Это отлично!
Окающий бизнесмен Дулов словно бы недоговаривал, но его желания (как световые кванты) тут же улавливались сидящим рядом высоколобым Толей:
— ... Супа? да принесут, принесут! Если бы все было так же просто, господа, как принести всем вам горячего супа! — И Толя отбил паузу тем, что подцепил пласт рыбы (к которому издалека только-только потянулся я). — Прошу прощения. — Он успел перехватить мой остекленевший на миг взгляд (мол, извини).
Но как раз с супом вышла заминка: оказалось, в наш люксовый номер никто из обслуги не приходит, так как сработалась кнопка вызова. (Вдавили намертво в стену. В ближайшие час-два мы сами попеременно спускались вниз, приносили ящик с боржоми, водку, еду.)
Пить продолжали, пока что без супа, и вот один из тридцатилетних ребятишек, рыжебородый, с вином в руке говорил тост:
— ... Уда-аача? Удача — дело звериное. Но где и в чем живет настоящая удача?
Ему сразу подбросили слово: удача в наши дни не в чем, а в ком — в умных и смелых людях!
— А что дальше? — крикнул высоколобый Толя, хотя отлично понимал, куда подкручивают тост.
— А то, что умного и смелого человека мы, господа, нашли. Он — наш босс. И он сидит с нами рядом. И мы должны выпить за то, что он есть — раз; и за то, что его нашли — два!
— Ура, — согласился высоколобый Толя.
Все слегка скосились на Дулова. Мол, пьяная лесть, босс. Сойдет?.. Тот кивнул — валяйте.
— Ур-ра-а! — вскричали.
Бокалы вновь наполнились, на огромном блюде затрещал костями уже доедаемый жареный судак.
Дулов выговорил еще несколько своих слов. Простецкий, жесткий говорок:
— Ладно. Ла-аадно, господа. Л-аадно, люди. Завтра посмотрим.
Все тотчас вновь взликовали. Завтра — это как новое начало. Схватились за бокалы. (Я так и не понимал, о чем речь.)
— За завтра! — кричали.
А Дулов щурил глаза. Люди, мил друг, — этот сдержанный молодой человек лепил из себя волжского купчика былых времен. Но при этом у Дулова, как я слышал, был современнейший компьютерный бизнес (с американцами). Да вот и сейчас господин Дулов присматривался не к баржам астраханским, а к комплексу московского бассейна «Чайка», где можно
будет не только плавать с резиновой шапочкой на голове (на головке — ассоциативный юморок, высоколобый Толя шутит!), но заодно устраивать райские встречи состоятельных господ с нашими глазастыми и неутомимыми девицами. Эту плавательную идею, проект, высоколобый Толя как раз Дулову и подсовывал. Они обговаривали покупку комплекса в целом, затраты. Дулов кивал: мол, верно... мол, понимаю... Потом я расслышал его решительные слова, Дулов заокал: «ДелО как делО. Да вот Опять же кОманда нужна...» А я подумал о себе: человек команды Дулова.Дулов настораживал (я в этом отношении ревнив): с какой подозрительной скоростью он состоялся, с какой легкостью обрел свое «я» — как упавшие с неба пять копеек. Мальчишка, окающий дундук, табуретка, а вот ведь обрел себя вопиюще быстро. (А я, лишь начав седеть. И всю жизнь бившись о лед башкой.) Разумеется, Дулов неизбежен. Появление Дулова — как дожди осенью. Купцу сделали искусственное дыхание, и вот он легко и сразу заокал, после того как 70 лет провалялся на дне глубокой воды. Которую утюжили в разных направлениях крейсер «Аврора» и броненосец «Потемкин». (Это вам не с резиновой шапочкой в бассейне плавать!) Конечно, от долгого лежания на дне Финского залива у новых купчиков легкие забиты водой, голос хрипл, в волосах водоросли, а на теле следы мелких раков, безбоязненно щипавших там и тут мясца помаленьку...
Словно поймав мою ревнивую мысль, бизнесмен сказал Анатолию (они были на «ты») — сказал и картинно раздвинул рот в улыбке, какие белые зубы!
— ... Да не я, не я это сделал, дуре-еоох. Не хвали. Не захваливай, за что не надо, — смеялся Дулов (эта его простоватая речь): — Не я сделал, а они.
Высоколобый Толя бегло (и пьяновато напористо) уточнил:
— Они — это Горбачев и Ельцин?
Дулов и вовсе захохотал. Он не ответил. Он умело придержал слова, чтобы сказать их в точку.
Наклонившись к уху Толи, Дулов чуть хмыкнул:
— Они — это рубль и доллар.
Толя замедленным движением наливал себе и боссу (боссу и себе).
Спросил:
— Может, пора закругляться? — Спросил он с очевидностью о пьянке: о всех нас, не изгнать ли лишних, босс? не отдохнуть ли от шума-гама?
Но бизнесмен, кажется, не хотел отдыхать — он не устал и не сник. (Несколько утомленный прищур; не более того.) Он сидел, прикрыв ладонью глаза. Он не хотел больше водки, он не хотел вина. Он даже курить не хотел. Слегка усталый молодой бизнесмен с неограниченными возможностями, вот он весь. Человек с деньгами. Он был как на холме, на вершине. Вероятно, ни с чем не сравнимо. (Разве что с другой какой вершиной.)
И, возможно, поэтому господин Дулов вдруг поинтересовался:
— А что у нас теперь на повестке? (на повестке дня?) — И сам ответил, отняв ладонь от лица и глаз. — А теперь она. Молодая. Красивая.
То есть женщина. От вершины — к вершине.
Дулов произнес медленно, в разрядку. Вероятно, тема уже сколько-то обсуждалась и прежде (до того, как меня привел сюда Анатолий).
Высоколобый Толя и тут нашелся с тостом:
— Господа!.. Истинная мысль — это прежде всего мысль современная, читай — своевременная!.. Вот и сидящий с нами писатель (кивок в мою сторону) подтвердит: Алексей Максимович Горький — хоть вы, нынешние писаки, его и не любите — сказал однажды замечательную вещь во время прогулки. Шли вместе лесом. Говорили об искусстве. Горький извинился. Горький остановился у куста. «Это и есть тот карандаш, которым мы все пишем», — сказал и вынул. Знаете, что он вынул?