Андреевский кавалер

Не торопись он так, возможно, и заметил бы спрятавшихся за проходную при его приближении трех мальчишек, но его глаза были прикованы к кирпичному зданию небольшой одноэтажной электростанции. Мальчишки залезли на чердак проходной, Заваленный мотками медной проволоки, приникли к круглому окошку, из которого как на ладони были видны электростанция и два красноармейца, сидящих на скамейке.

– Чего это твой батька сюда причесал? – шепотом спросил Вадим.

– Гляди, он спрятал велосипед в кустах! – заметил Иван Широков.

– Чего-то крадется, – прибавил Павел. – А бойцы ничего не видят.

– Что это у него в руке? – оглянулся на приятелей Вадим.

– Наган, – сказал Иван.

– А зачем он… – начал было Вадим, но рев «мессершмитта», прошедшего на бреющем полете над территорией базы, заставил его замолчать.

Дальнейшее произошло очень быстро: выросший перед бойцами Шмелев стал в упор в них стрелять. Мальчишки видели, как один свалился со скамейки, второй успел вскочить, но, сделав два шага навстречу убийце, грохнулся навзничь прямо на ящик с песком, стоявший неподалеку от скамейки. Первого заведующий молокозаводом ногой перевернул, нагнулся над ним и стал выворачивать карманы. Обыскал и второго. Документы положил во внутренний карман своего пиджака. Вытащил из обоих карабинов затворы и тоже спрятал в карман, а карабины занес на электростанцию.

Мальчишки будто онемели: расширившимися глазами они смотрели на Шмелева, убитых красноармейцев, на валявшуюся у скамейки сумку. Убийца вытряхнул из нее проводки, бикфордов шнур, связки толовых шашек. Долго разглядывал детонаторы в упаковке, затем осторожно убрал их в карман. Сумку он тоже отнес внутрь помещения.

– Вот сволочь! – прошептал побелевшими губами Павел. – Он же наших саперов…

– Надо скорее нашим все рассказать! – сказал Вадим. – Это же шпион! – Он быстро взглянул на Павла: – Твой батька – фашистский шпион!

– Не мой он вовсе! – зло сузил глаза Павел. – Мой отец – Дмитрий Андреевич. И моя фамилия – Абросимов.

– Может, это он и ракеты пускал? – сказал Иван Широков.

– Опять пошел на электростанцию, – прошептал Вадим. – Наверное, разминировать будет… Что же делать?

– Тише вы! – сказал Иван. – Слышите? Пушки совсем близко гукают! Немцы идут… Может, уже в Андреевке!..

– Все ясно, – сказал Вадим. – Твой батька убил саперов, чтобы для немцев сохранить станцию.

– Еще раз скажешь, что он мой батька, морду набью! – сквозь стиснутые зубы выдавил из себя Павел.

Вадим хотел что-то ответить, но тут из здания вышел Шмелев с мотком проволоки в руке. Отшвырнув ее, он запер дверь на большой навесной замок, сунул ключ в расщелину между кирпичей, но затем вытащил и положил в карман брюк. Не глядя на трупы, вывел велосипед на тропинку и покатил к проходной. Переднее колесо было с восьмеркой, и покрышка с шипением задевала за вилку.

– Надо было взять винтовку, – глядя на приближающегося Шмелева, прошептал Иван. – Сейчас бы прямо ему в лоб!

– Мы искали диверсанта в лесу, а он тут рядом жил… – Вадим покосился на Павла: – Жил в одном с тобой доме! Ты что же, не догадывался, что твой батька шпион?

В следующее мгновение от удара в лицо он опрокинулся на проволоку, видно, ногой задел один моток, который с грохотом полетел в чердачное отверстие…

– Говорите, гаденыши, зачем сюда пришли? – спрашивал их Шмелев, подталкивая парабеллумом к электростанции. – Кто вас послал? Какого черта вам здесь понадобилось?

Он был разъярен и не знал, что делать: пристрелить всех тут? Рука не поднималась на малолеток…

– Кончить вас, паршивцев, и дело с концом… – вырвалось у Шмелева.

Мальчишки молчали. Вадим бросал быстрые взгляды вокруг, выбирая момент, чтобы удрать, но от Шмелева это не укрылось.

– Кто побежит, считай, что покойник, – усмехнулся он. – Я не промахиваюсь.

Шмелев перешагнул через труп сапера, отпер дверь электростанции, отступил в сторону:

– Заходите, паскудники!

Запер за ними двери, бросил взгляд на забранное решеткой высокое окно и зашагал к проходной, где валялся в траве его велосипед.

2

Не пришлось Шмелеву и Чибисову хлебом и солью встретить немцев в Андреевке: за несколько часов до их прихода Константин Петрович прибежал на молокозавод с расшифрованной радиограммой. Обычно невозмутимое его лицо было хмурым.

– Приказано эвакуироваться с отступающими, – отрывисто сообщил он. – В Климове нас ждет Желудев, адрес явки имеется.

– А после Климова прикажут в Новосибирск? Или еще дальше? – проворчал Григорий Борисович.

– Андреевка уже не представляет интереса для немецкого командования, – продолжал Чибисов. – Как говорится, пройденный этап.

Шмелев рассказал ему, как прикончил саперов и напоролся на мальчишек.

– Надо было и их в расход, – заметил Чибисов.

– Я их надежно запер, – сказал Григорий Борисович. – Из этого каменного мешка и мышь не выскочит. Я забегу на минутку домой, предупрежу жену, а вы погрузите на телегу – ну хоть несгораемый ящик с квитанциями. – Он направился было к двери, но на пороге задержался. – И еще… захватите из холодильника пару коробок с маслом и скажите Якову Ильичу, чтобы все, что осталось в кладовой, себе забирал…

Шмелев на велосипеде поехал к своему дому. Улица была пустынной. Отступающие больше не тянулись по проселку. От тяжелых ударов канонады справа позвякивали в окнах домов уцелевшие стекла. Фронт уже переместился за Андреевку, пушки грохотали в той стороне, где Климово. В Андреевке боя не будет. Зенитные батареи снялись еще вчера, санитарный эшелон со станции ушел, у стрелки стояла моторная дрезина с двумя платформами, возле них суетились путейцы в железнодорожных фуражках, очевидно грузили инструмент. На пустынном перроне стоял Архип Алексеевич Блинов и смотрел на путейцев, у ног его притулился большой чемодан с блестящими замками. Неожиданно завклубом шагнул к станционному колоколу и резко дернул за веревку – тоскливый протяжный гул разнесся над вокзалом.

Откуда-то вынырнул «юнкерс», и застрекотал пулемет. Григорий Борисович видел, как расщепилась пополам тонкая жердь совсем рядом с ним. Скатившись с велосипеда, он прижался к забору. «Как глупо можно сыграть в ящик», – тоскливо подумал Шмелев, поднимаясь с земли. Он вскочил было на велосипед, но переднее колесо едва проворачивалось в вилке. Отшвырнув его к забору, побежал к своему дому.

Запыхавшийся, с громко стучащим сердцем, он отворил калитку и, прислонившись плечом к изгороди, изумленно уставился на Александру: она сидела посередине двора на низенькой скамеечке и доила корову. Тонкие упругие струйки молока тихо дзинькали в жестяной подойник, бурая корова Машка лениво жевала траву, кося на него большим фиолетовым глазом. Белая косынка жены сбилась на затылок. Полные руки двигались равномерно, косынка покачивалась на голове. У забора в лопухах похрюкивал трехмесячный поросенок, в огороде в картофельной ботве кудахтали куры. Тихий, спокойный, далекий-далекий от войны мир. Мир, в котором и должен жить нормальный человек, а то, что происходило вокруг, – это безумие, какая-то нелепость, нонсенс, как когда-то любил говорить полицейский офицер Вихров…

– Саша, – тихо позвал он. – Я должен…

– Я никуда с тобой не поеду, – не поворачивая головы, сказала жена. У него бы язык не повернулся сообщить ей, что он едет один.

– Я скоро вернусь, – торопливо заговорил он, подходя к ней. Саша сама облегчила ему столь трудную задачу. – Ты ничего не бойся… Тебя не тронут.

– Чем же я лучше других? – удивленно подняла она на него свои светлые, холодные глаза.

– Я сдам документы в Климове и вернусь, – уклонился он от ответа. – А где Игорь?