Андреевский кавалер
Шрифт:
– А вам?
– Называй меня на «ты», – улыбнулся он. – Все-таки мы старые знакомые…
– Тогда приходи к нам на жареные грибы, – вдруг, удивляясь себе, пригласила Тоня. – Я сама их приготовлю.
– А ты смелая, – глядя ей в глаза, произнес он. – Одна в глухом лесу.
– Там девочки! – кивнула она в сторону, откуда доносилось чуть слышное ауканье. – И потом, я хорошо оринтируюсь…
– Ориентируюсь, – поправил он. – А медведя не боишься?
– Я их никогда вблизи не видела.
– Вдруг недобрый человек на пути встретится?
– Что он мне сделает?
– Все-таки держись ближе к подружкам, – сказал он.
Тоня нагнулась, аккуратно срезала гриб-крепыш ножом. Если она поначалу
– Только тебе позволяет Юсуп такие вольности, – подивился Кузнецов.
– Он знает, что я его люблю, – стрельнула зеленоватыми глазами на командира девушка.
Иван Васильевич вдруг задумался, нахмурил лоб, что-то припоминая. Тоня наконец не выдержала и, бросив на него насмешливый взгляд, сказала:
– Как бабка Сова! Что-то колдуешь про себя?
– Вспоминаю стихи, – улыбнулся он. – Знаешь, я сам попробовал стихи сочинять.
Тоня в школе легко заучивала наизусть заданные учительницей на дом стихотворения. Алена не раз уговаривала ее прочесть что-нибудь в клубе со сцены, но Тоня не соглашалась.
Обеих вас я видел вместе —И всю тебя узнал я в ней…Та ж взоров тихость, нежность глаза,Та ж прелесть утреннего часа.Что веяла с главы твоей!И все, как в зеркале волшебном,Все обозначилося вновь:Минувших дней печаль и радость,Твоя утраченная младость,Моя погибшая любовь!Тоня долго молчала, осмысливая услышанное, стихи ей понравились.
– Это ты сочинил про Варю и… меня? – не подымая глаз от земли, спросила она.
– Если бы я! – усмехнулся он, – Это стихи Федора Ивановича Тютчева.
– Ты все еще любишь ее? – помолчав, спросила она. И вдруг почувствовала, как сильные руки взяли ее за плечи, властно повернули – она совсем близко увидела крупные светлые глаза.
– Я другую люблю, Тоня! Глазастую, добрую, нежную…
– Кого же? – пролепетала она, чувствуя непривычную слабость в коленях.
– А ты подумай, Тоня, – мягко говорил он. – Помнишь осень, речку, мокрое белье?.. Ты сказала, что любишь…
– Я сказала, что люблю Юсупа, – прошептала она.
– У тебя были удивительные зеленые глаза. Ты знаешь, что у тебя очень красивые глаза?
У нее бешено заколотилось сердце, перехватило дыхание, все поплыло перед глазами: он ее поцеловал. Она не помнила, сам он ее отпустил или она вырвалась. Юсуп громко лаял, стараясь лизнуть в лицо.
– А кто обещал за меня замуж выйти и любить до гробовой доски? – как сквозь сон доносился его глуховатый голос. – Кто обещал кормить оладьями со сметаной и пришивать пуговицы к гимнастерке?
– Еще вспомни про серые щи… с ребрышками, – смущенно улыбнулась она. Конечно, она все помнила, удивлялась другому – как он все запомнил? Ведь столько лет с тех пор прошло!
– Помнишь, ты обещала стать красивой? Ты самая красивая на свете, Тоня!
2
– Юсуп, милый, ты очень любишь своего хозяина? – заглядывая собаке в глаза, спрашивала Тоня.
Овчарка смотрела на нее умными глазами, кивала, улыбаясь, показывая белые клыки. Во дворе, нежно позванивая стременами, щипали вдоль изгороди траву две лошади под седлами. Одна была гнедой масти, вторая – вороной.
Усыпанную красными ягодами рябину, что росла у сарая, облепили черные дрозды. Из сада иногда доносился глухой шелест и.стук – это с приземистых корявых яблонь сами по себе падали перезревшие плоды.– Хороший он, Юсупушка? – допытывалась девушка. – Добрый? Ласковый?
Лицо ее порозовело, она то и дело оглядывалась в сторону крыльца. В горнице Иван Кузнецов и его приятель – красный командир Григорий Елисеевич Дерюгин – разговаривали с родителями… Короче говоря, сейчас там решалась судьба Тони Абросимовой. Под вечер на конях прискакали из военного городка Кузнецов и Дерюгин; увидев их, Тоня все поняла, залилась краской и спряталась на сеновале. Несколько раз выбегала на крыльцо Аленка и звала ее – Тоня не отзывалась. «Господи, что-то там, за большим столом в комнате, где сидят отец, мать и гости?» Отец в новой косоворотке с вышивкой на рукавах, в суконных штанах, а мать в праздничном платье и шелковой косынке. Они знали, что сегодня придут сватать Тоню, – Иван Васильевич еще вчера предупредил ее. Разговор с отцом был короткий:
– Такой человек за тебя посватался! Парень он толковый, все его уважают, сам председатель поселкового первый с ним здоровается. И нос ни перед кем не задирает, хоть и служба у него оё-ёй какая сурьезная! В общем, повезло тебе, дочка. Иди за него и радуйся…
Мать не разделяла оптимизма мужа. После обеда собирали яблоки в саду. Алена залезала на деревья и трясла ветви, крупные яблоки падали на землю, раскатывались во все стороны. Те, что было не достать, Тоня сбивала жердью.
– Гляди, девка, тебе жить, – сказала мать. – Спору нет, мужчина видный из себя, красивый, а глаз у него, хоть и светлый – суровый. Я вот гляжу на вас и все вижу, что у вас на душе, а Иван будто и открытый, а в душу к нему не заглянешь. И глаз у него, говорю, острый, в других все замечает, а себя не открывает.
– Душа у него нежная, мама, – задумчиво произнесла Тоня. – Он даже стихи… про любовь сочиняет.
– Я ведь знаю тебя, девонька, – продолжала мать. – Тебе нужно все отдать без остатка, потом ты ревнивая, а Иван со всеми бывает, часто уезжает… Изведешься ты с ним! Наплачешься!
– Серые у него глаза, – тихо произнесла Тоня. – Не замечала в них суровости, а когда стихи читает, мне плакать хочется.
– Я и говорю, еще наплачешься, – вставила мать.
– Ты и Варе все это говорила, – упрекнула Тоня. Ей неприятно было такое слышать.
– Дай бог, чтоб все было наоборот, – сказала мать.
– Счастливая ты, сестрица, – притворно вздохнула Алена. – Замуж выходишь, а я еще в девках кукую…
– Недолго и тебе осталось, – усмехнулась Ефимья Андреевна. – Девка в поре – и женихи на дворе…
– А этот… что с Ваней прискакал, ничего-о-о… – протянула Алена. – Синеглазый, кудрявенький, вот только ноги чуть кривоваты.
– Лучше бы этот за тебя посватался, – сказала мать Тоне. – Дружок-то его сурьезный. Погляди, как у него седло прилажено. Каждая железка блестит, грива у коня расчесана, шерсть лоснится… А Иванова коня неделю не скребли, и стремена ржавые.
– Тонькин жених больше в собаках разбирается, чем в лошадях, – хихикнула сестра.
– При чем тут лошади? – вздохнула Тоня.
Ну как мать не понимает, что Иван ей нравится? От военных она слышала, что Кузнецов скоро заканчивает свою учебу и возвращается в Андреевку. Она и сама себе не признавалась, что ждала Ивана, надеялась, что он обязательно вернется… Вот почему местные парни получали от ворот поворот.
Какое счастье, что теперь другие времена! А то выдали бы ее за нелюбимого – и век живи… Тоне даже страшно подумать об этом. Если бы родители отказали Кузнецову, она не задумываясь ушла бы к нему вопреки их воле.