Андреевский кавалер

Водокачка средь мохнатых сосен и елей выглядела избушкой на курьих ножках, крыша тускло светилась под луной каким-то мерцающим светом, слепые окна мокро поблескивали, с речки доносились приглушенные шлепки, будто кто-то огромный бил мощным хвостом по тихой воде. Заморосил мелкий дождик. Странно было видеть при полной луне и сверкающих звездах тонкие серебристые нити дождя.

– Я знаю, вы любите веселых, остроумных, – вдруг заговорил Дерюгин. – А со мной вам скучно.

– Да нет, – улыбнулась Алена. – Вы не скучный…

– Какой же я?

– Если бы мне было плохо и нужно было бы к кому-нибудь обратиться… я выбрала бы вас, – задумчиво произнесла она.

Он благодарно пожал ей руку выше локтя и произнес:

– Вы сказали, Алена, замечательные слова, спасибо вам.

– За что? – удивилась она.

– Только не смейтесь, моя мать и вы – самое дорогое, что есть у меня на свете… Ну и еще моя служба.

До самого дома он рассказывал, как с детства мечтал стать военным, собирал портреты великих полководцев, помнил наизусть многие изречения Суворова:

«Срубишь дерево – упадут и ветви; уничтожишь армию – сдадутся и крепости»; «Солдату надлежит быть здорову, храбру, тверду, решиму, правдиву…». Он, Дерюгин, следует этому золотому наказу. Отец хотел отдать его на выучку столяру-краснодеревщику, тогда он убежал из дома – родом он из Витебска, – год работал в Питере на Путиловском и учился на рабфаке, потом поступил в школу красных командиров. Теперь готовится поступать в академию. Пусть не сейчас, а через год-два-три, но поступит.

– Я всегда добивался того, чего хотел, – глядя в глаза девушке, сказал он.

Они уже стояли у калитки, почуявший их Буран гремел цепью и повизгивал. Старый стал Буран. Как отец перестал ходить на охоту, так и пес заскучал, глаза слезятся, целыми днями дремлет во дворе у поленницы, и только дождь загоняет его в конуру.

– Только бы не было войны, – сказала Алена и поежилась в своей плюшевой жакетке.

– Вокруг нас столько врагов, – покачал он головой. – Кирова вот убили… Я Кирова слышал на выпускном вечере в нашем училище.

– У него лицо хорошее, – сказала Алена. – Доброе. Я Кирова видела только на портретах. Скажи, а Ваня много врагов поймал?

– Ты его сама спроси, – усмехнулся Григорий Елисеевич – Только я тебе не советую этого делать.

«Поцелует или нет? – вдруг подумала Алена, держась одной рукой за калитку. – Если поцелует, больше встречаться с ним не буду.»

Он не поцеловал, лишь почтительно пожал ей маленькую руку.

– Я завтра на машине еду в Климово, могу заехать за вами в педучилище.

– У нас завтра репетиция, – быстро произнесла она – Наверное, останусь в общежитии ночевать.

Он еще раз нежно пожал ей руку и, выбирая сухую дорогу, зашагал в военный городок. Укладываясь слать, Алена думала: почему она наврала ему, что завтра репетиция? На машине-то приятнее было бы ехать, чем в переполненном поезде…

Глава четырнадцатая

1

13 мая 1938 года Григорий Борисович Шмелев проснулся от осторожного стука в окно. Поначалу ему показалось, что стук в стекло – это продолжение сна. А снился ему глубокий ров, внизу которого звенел ручей, сам он стоял на шаткой балке, перекинутой через ров, и протягивал руку бородатому Андрею Ивановичу Абросимову, но тот отталкивал руку и, разевая рот, кричал: «Пропадай ты пропадом, сукин сын, грёб твою шлёп!» И туг в этот странный сон ворвался тихий стук… Даже через двойные рамы было слышно, как заливаются в саду скворцы. Солнце еще не взошло, но на зеленоватых обоях поигрывал багровый отсвет занимавшейся зари. Еще какое-то время Шмелев неподвижно лежал на широкой деревянной кровати рядом с женой. Белая полная рука ее была подложена под голову, размякшие губы приоткрылись.

«Вот и пришел конец моей спокойной жизни, – подумал он. – Это оттуда, из прошлого…»

Снова настойчиво постучали костяшками пальцев по стеклу. Григорий Борисович спустил ноги на пол, застеленный домотканым полосатым половиком, быстро натянул брюки, босиком подошел к окну и встретился с пристальным взглядом незнакомого человека в железнодорожной форме.

– Кого еще принесло в такую рань? – заворчала на кровати Александра.

– Спи, я сейчас, – пробормотал Шмелев и зашлепал к двери.

– Выпусти во двор кур, – зевая, вдогонку произнесла Александра.

– Вам привет от полковника Вениамина Юрьевича Никольского, – тихо сказал ранний гость. И назвал пароль.

Григорий Борисович мучительно вспоминал: кто же это такой? Память не подвела – перед его мысленным взором возникло красивое лицо петербургского офицера, бриллиантовый перстень на пальце. Он приезжал в Тверь, когда в их сети попадала особенно важная политическая птичка. Сам допрашивал.

– Он за границей? – спросил Шмелев. Незнакомец на это ничего не ответил. Назвавшись Лепковым, он на словах передал, что оба сына Шмелева живы-здоровы, старший, Бруно, служит в военной разведке, младший, Гельмут, летчик. О бывшей жене ни слова. Сыновья взяли фамилию своего деда – барона фон Бохова. Что ж, внуки барона устроились неплохо.

– Говорите… Борис, то есть Бруно, служит, в военной разведке? – улыбнулся Шмелев. – А как же чистота арийской расы? Я ведь чистокровный русский.

– Меня просили передать, что очень надеются на вашу помощь, когда придет час освобождать от большевиков Россию.

– Долго я ждал этого часа, – вздохнул Шмелев. – Так что же я должен делать?

– Ничего, – ответил Лепков. – Ровным счетом ничего. Спокойно живите, дышите прекрасным хвойным воздухом.

– И вы специально приехали сюда, чтобы мне это сказать? – холодно спросил уязвленный Шмелев.

– Рядом с вами воинская база. Зачем рисковать? Когда нужно будет действовать, вам скажут, – жестко бросил Лепков.

– Кто?

– Вот новый пароль: «Сойка прилетит в полдень». Вы должны ответить: «Лучше в полночь». Человек, который придет с этим паролем, все вам объяснит. Вы должны выполнять его указания.

– Пока я никому ничего не должен, – заметил Шмелев. – Я хочу знать: кому все это нужно? Вы уже второй приходите ко мне и ничего толком не объясняете. «Ждите, скажут…» А время, дорогой господин, идет. И у меня не две жизни.

– Неужели вы не чувствуете запаха пороха? – улыбнулся Лепков. – Теперь недолго ждать.

– А тот человек, который ко мне приходил, где он?

– Вы ведь работали в полицейском управлении, а такие наивные вопросы задаете.

– Когда это было, – вздохнул Григорий Борисович. – И потом, старые навыки вряд ли теперь понадобятся.

– Не прибедняйтесь, – снова улыбнулся Лепков.

– Существует ли какой-нибудь центр? – нажимал Шмелев. – По-русски: кто наш хозяин? Кому мы будем служить? И какой прок от всего этого?