Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915
Шрифт:
В 1909 г. складывались благоприятные внешние условия для вступления нового участника на литературную арену: заканчивались изданием главные московские символистские журналы – «Весы» и «Золотое Руно», метнеровскому детищу не грозила конкуренция с их стороны в еще малом кругу приверженцев «нового» искусства и религиозно-философской мысли. Ситуация, наконец, определилась летом 1909 г., когда, после несостоявшейся попытки издательского союза с музыкальным деятелем С. А. Кусевицким, Метнер нашел финансовую поддержку в Германии. Ее оказала Хедвиг (Ядвига) Фридрих, с которой у «трио» Метнеров незадолго до того завязались дружеские отношения и которые у Эмилия Метнера переросли в отношения романические. «История эта тянулась целых шесть лет и кончилась разрывом, – свидетельствует Морозова. – Это была девушка лет 25-ти, немка, жившая постоянно в Пильнице (близ Дрездена), довольно красивая, культурная, имевшая большие личные средства. Она мечтала его превратить в немца и перевести на постоянное жительство в Пильниц, но „этого никогда не будет“ – писал мне Эмилий Карлович. А он думал на ней жениться при том условии, чтобы она стала москвичкой. ‹…› Так как Эмилий Карлович всегда мечтал основать культурное издательство в Москве, то она дала ему довольно крупную сумму денег, чтобы начать это дело. Так возникло книгоиздательство „Мусагет“» [81] .
81
Морозова М. К. Мои воспоминания. С. 107. Морозова по памяти пересказывает письмо к ней Метнера от 23 июля (5 августа) 1913 г.: «Ядвига обнаруживает явную тенденцию сделать из меня: а) просто мужа; b) просто немца; с) просто обитателя Пильница. Этого ей, конечно, никогда не удастся» (РГБ. Ф. 171. Карт. 1. Ед. хр. 52 б).
«Вы же весь „Мус<аге>т“ завели не ради себя, а ради Белого главным образом – все это знают», – заявлял Эллис в письме к Метнеру от 14 (27) декабря 1913 г. [82] Сам Метнер также неоднократно заявлял, что главной целью организации «Мусагета» для него было предоставление Андрею Белому беспрепятственной возможности публиковать свои сочинения. Во главе всего предприятия был определен триумвират в лице Метнера, Белого и Эллиса [83] ; в числе ближайших участников первоначально предполагались московские авторы из их окружения, в том числе из «аргонавтического» сообщества, которое осознавалось как неформальный прообраз нового объединения (А. С. Петровский, М. И. Сизов, Н. П. Киселев, В. О. Нилендер и др.). В августе 1909 г., по достижении принципиальной договоренности о финансировании, было решено начать издательскую
82
РГБ. Ф. 167. Карт. 7. Ед. хр. 23.
83
На высказанные Эллисом сомнения в собственной пригодности к исполнению руководящей роли Метнер возражал в письме к нему (Веймар, 18 сентября (1 октября) 1909 г.), свидетельствующем о его нерастраченных «дирижерских» наклонностях: «Ваш беспощадный прямолинейный артистический абсолютизм (которого до конца я не разделяю) является отличным и желательным коррективом к гениальной широкости, к страсти примирять, синтезировать, политизировать и уступчивости Бугаева; кроме того, мы с Вами спелись и… одним словом, я не знаю никого, кто мог бы заменить Вас; Вы можете разумно устраняться от дел, которые вне Вашего диапазона, но устраняться частично, а не устраниться всецело и официально» (РГБ. Ф. 167. Карт. 6. Ед. хр. 14).
13 (26) августа 1909 г. Метнер писал Эллису из Пильница: «Направление журнала (по желанию издателя) должно быть германофильское (в широком неполитическом нефанатическом культурном смысле слова) и отнюдь не враждебное Вагнеру; вот и всё» [84] . Тот же акцент он делал и в позднейшем письме к В. В. Пашуканису (Цюрих, 22 апреля (5 мая) 1915 г.), говоря об идейных установках «мусагетской» группы литераторов: «Независимо от других соображений эта группа или это течение должно было признать примат германской культуры, как несравненно более насыщенной элементами религиозными и философскими, нежели культура романская ‹…›» [85] . Было ли действительно ультимативным требование Фридрих к программе «Мусагета» или в данном случае сам Метнер определял идейно-эстетические нормы и культурные предпочтения, которым должно было следовать новое издательство, – вопрос, не сулящий однозначного ответа. Германофильская составляющая, как показала последующая издательская практика, была доминирующей в тех широких и разнонаправленных культуротворческих усилиях, которым была подчинена деятельность «Мусагета». Германофильство, возведенное в непререкаемую догму, – отличительная черта миросозерцания Метнера, которое было подвержено также сильному влиянию расовых теорий, и прежде всего построений Хаустона Стюарта Чемберлена [86] ; его книгу «Арийское миросозерцание» Метнер называл (в письме к Эллису от 2 (15) апреля 1907 г.) на первом месте в перечне тех, которые желательно, в планах будущего издательства, перевести на русский язык, и впоследствии она вышла в свет под маркой «Мусагета». Арийцами (индоарийцами) Чемберлен называет народ, несколько тысячелетий тому назад спустившийся с гор в долины Инда и Ганга, долгое время остававшийся «свободным от всяких посторонних расовых примесей» и заложивший основы древнеиндийской философии – высшей формы познания, доступной только избранным и способствовавшей «рождению европейской духовной царственности» [87] . Чемберлен прослеживает близкое сходство между индоарийцами и германцами (особенно немцами); Бог индоарийцев, познаваемый не через внешний, а через внутренний опыт, «и был в действительности Богом всех истинно религиозных германцев-христиан, во все времена» [88] . В оппозиции индоарийскому аристократическому и индивидуалистическому началу находится, по убеждению Чемберлена, начало семитское, заключающее в себе антикультурный смысл: «…одно только древне-индусское мышление, как и поэзия, осталось свободным от всякого, даже самого отдаленного, соприкосновения с семитическим духом ‹…› мне известно, насколько эта удивительная порода – семит, – распространяющаяся по всему миру и обладающая такою изумительною способностью всё себе ассимилировать – глубоко и внутренно изменяет всё, к чему прикасается» [89] .
84
РГБ. Ф. 167. Карт. 6. Ед. хр. 13.
85
РГБ. Ф. 167. Карт. 13. Ед. хр. 13.
86
В архиве Метнера сохранилась подборка материалов к исследованию культурологических воззрений Чемберлена («Чемберлен. Культура. Раса…» // РГБ. Ф. 167. Карт. 18. Ед. хр. 9. 115 л.).
87
Чемберлен Хоустон Стюарт. Арийское миросозерцание / Пер. с нем. О. К. Синцовой. М.: Мусагет, 1913. С. 7, 10.
88
Там же. С. 81.
89
Там же. С. 35.
Ознакомившись с культурологическими мифологемами Чемберлена, Метнер выразил полную солидарность с автором: «Арийское миросозерцание» «высказывает о расе, семитах, арийцах и, в частности, о германцах мнение ‹…› буквально тождественное с моим, основанным на внутреннем чутье и незначительных наблюдениях. Некоторые абзацы – точно мною написаны» [90] . Построения Чемберлена могли только укрепить идейную базу, лежавшую в основе воззрений и оценок Метнера как музыкального критика, со всей отчетливостью сформулированных в статье «Эстрада» (Золотое Руно. 1908. № 11/12; 1909. № 2/3, 5). В ней противопоставлялись «музыкальный германизм», «немецкая музыка великой эпохи» (Бах, Моцарт, Бетховен, Вагнер) «и все, что выросло из нее и не стало ей враждебным у других народов», и «музыкальный юдаизм», который «образовался как уродливое, беспочвенное, однобокое и не чисто-художественное полупромышленное явление», проявляющееся в «эпоху господства эстрадно-рекламного духа» и «расцвета интернационально-еврейской виртуозности» [91] . Первое явление имеет свои великие образцы в прошлом и несет в себе непреходящие культурные ценности, второе торжествует в музыкальной современности, где, по убеждению Метнера, господствует культ исполнительства, «стремление к эффектам, превращение эстрады во внешнее зрелище, угодливое отношение к публике и т. д. и т. д.» [92]
90
Письмо к А. М. Метнер от 4 сентября 1906 г. Цит. по: Юнггрен Магнус. Русский Мефистофель. С. 27.
91
Вольфинг. Модернизм и музыка: Статьи критические и полемические (1907–1910). Приложения (1911). М.: Мусагет, 1912. С. 117.
92
Вольфинг. Модернизм и музыка. С. 108.
Концепция, обоснованная Метнером в «Эстраде», негативная оценка им «музыкального юдаизма» отражала его общие антисемитские установки, безусловные в культурологическом плане, но в плане житейском не лишенные своеобразия (если учесть хотя бы факт его женитьбы на еврейке Анне Братенши и позднейшей интимной связи с Рахилью Рабинович). Эти же воззрения Метнера оказали определенное воздействие на Андрея Белого в 1908–1909 гг. – в период, когда влияние личности и идейных воззрений «старинного друга» на него было особенно действенным и эффективным. Характерно в этом отношении его стихотворное письмо «Э. К. Метнеру», помещенное в книге стихов «Урна» (1909); насыщенное воспоминаниями о былых встречах («…нескончаемые речи // О несказанно дорогом» [93] ), оно исполнено чувства любви и нерасторжимой связи. Под непосредственным влиянием Метнера-Вольфинга была написана статья Белого «Штемпелеванная культура»; в ней он пространно цитирует «Эстраду» и солидаризируется с ней, называет ее автора «нашим лучшим теоретиком музыки» [94] . Прежний тотальный демарш «против музыки» обернулся на сей раз столь же тотальным ниспровержением восторжествовавшей «интернациональной, прогрессивно-коммерческой культуры во всех областях искусства»; губительный для национальной культуры интернационализм насаждается в основном «одной нацией, в устах интернационалистов все чаще слышится привкус замаскированной проповеди самого узкого и арийству чуждого национализма: юдаизма» [95] . И хотя Белый здесь же аттестует евреев как «глубокоталантливый, способный и самобытный народ», говорит о необходимости их правового равноправия, признает бесспорную «отзывчивость евреев к вопросам искусства» [96] и т. д. – все эти оговорки не могли приглушить скандальный эффект, который произвела «Штемпелеванная культура» в литературной среде (достаточно привести хотя бы заглавие фельетона Оскара Норвежского, опубликованного 26 ноября 1909 г. в газете «Раннее Утро»: «Андрей Белый без маски. Первый погром в литературе»). В мемуарах Белый признавал: «Эта заметка моя – неудачна; во-первых: в ней мысль плохо выразил я; во-вторых: если б даже и выразил, то – неверна она; ‹…› и наконец: „маниакальное“ настроение отпечаталось в этой заметке (я вскоре потом понял промах: заметку – не перепечатывал), и – влетело: пребольно! Во-первых: от многих друзей из евреев; и – во-вторых: от сочувствия мысли моей в черносотенном круге; выслушивал горькие истины; и происшествие это меня угнетало ужасно» [97] .
93
СП – 1. С. 355.
94
Бугаев Борис. На перевале. XIV. Штемпелеванная культура // Весы. 1909. № 9. С. 78.
95
Там же. С. 74, 76.
96
Там же. С. 76.
97
Андрей Белый. Начало века. Берлинская редакция. С. 604. Ср. свидетельство Белого в мемуарных записях «К материалам о Блоке» (1921) о раннем «мусагетском» периоде: «…я, инспирированный Метнером в эти месяцы, переживал нечто вроде „юдобоязни“ (скверная болезнь, быстро прошедшая); это – эпоха моей заметки „Штемпелеванная культура“» (О Блоке. С. 462). См. также: Безродный М. О «юдобоязни» Андрея Белого // Новое литературное обозрение. 1997. № 28. С. 100–125; Богомолов Н. А. Русская литература начала XX века и оккультизм: Исследования и материалы. М., 1999. С. 72–74.
Среди тех, кто приветствовал появление «Штемпелеванной культуры», была Анна Рудольфовна Минцлова [98] . Теософка, ученица Р. Штейнера, визионерка и «инспиратриса» Вячеслава Иванова в 1908–1909 гг., она вовлекла Андрея Белого в сферу своих оккультных интересов и «тайновидческих» фантазий, а через него – и других лиц, группировавшихся вокруг зарождавшегося «Мусагета», в том числе и Метнера. Последний, при всем рациональном складе своей личности, также оказался подвластен воздействию флюидов, исходивших от Минцловой [99] . Она в значительной мере способствовала тому, что в объединении литераторов-«мусагетцев» стала с особенной силой звучать мистическая, эзотерическая составляющая; за внешними формами московской книгоиздательской фирмы вырисовывались контуры эзотерического братства, союза «посвященных», наподобие тайного розенкрейцерского сообщества. Образами розенкрейцеров, реальными или вымышленными, было заполнено галлюцинаторное сознание Минцловой, и они стали – во многом ее усилиями – питательной почвой для той мифологии, которая зарождалась в «мусагетской» среде и которая способна была подчинять себе даже при скептическом отношении к «больной, перемученной кем-то, клокочущей женщине» – по позднейшей аттестации Белого, вспоминавшего про «атмосферу упорнейшего напряжения, опасений,
надежд, сказок, бредов, в которых „она“ продержала нас год» [100] . Таким образом, уже в первый год, ознаменовавший начало деятельности «Мусагета», в ней были проявлены оккультистские уклоны, которые впоследствии окажутся камнем преткновения на последующем его пути.98
16 ноября 1909 г. она писала Белому о «Штемпелеванной культуре»: «…Вы – именно сказали так, как должно… Эта тонкость, это „рыцарство“ – в требовании „полноправия“ для евреев, которые освободят нас, арийцев, разомкнет уста наши – Андрей Белый, я считаю эту Вашу статью – истинным подвигом, первым актом рыцаря Славянства» (РГБ. Ф. 25. Карт. 19. Ед. хр. 17). О Минцловой см. подробное исследование Н. А. Богомолова «Anna-Rudolf», основанное на многочисленных документальных источниках (Богомолов Н. А. Русская литература начала XX века и оккультизм. С. 23–110).
99
Сохранились записи Метнера, в которых изложены разговоры с Минцловой и ее высказывания относительно сокровенной сути его личности; в частности (29 января 1910 г.): «Все, чт'o я подозревал в себе (наполеонизм, волчье – Вольфинг – гётеанство – активность – единственность – арийство – das ausgew"ahlte Geschlecht – das K"onigliche Priestertum – das heilige Volk <избранный род – царственное священство – святой народ – нем.>, все налицо и даже гораздо больше, величайшая гениальность, однажды воплощенная… личность, способная в чем-то спасти мир; так что я и знаю и не знаю, кто я. Я окружен многими тайнами и трагичностями, моя судьба исключительна; я не жил еще, я безумно молод и телом, не только духом; я падал, но оттого, что проходил пояс огня, как Зигфрид; и я иду к Брюннгильде и эта Брюннгильда не только идея, но и женщина ‹…›» (РГБ. Ф. 167. Карт. 22. Ед. хр. 16).
100
Андрей Белый. Начало века. Берлинская редакция. С. 640. О мистической атмосфере, рождавшейся в ходе общения с Минцловой, дает представление инскрипт Белого Метнеру на «Симфонии (2-й, драматической)»: «1902–1909 25 мая. В России 1-й треугольник должен быть в течение 09 года. Или все надолго исчезнет. С запада (Германия) свет востоку (Россия), с востока свет западу. Уже нет ни титанов (Гёте, Ницше), ни религий, а только „старое и новое во все времена“: Э. К. Метнеру Борис Бугаев» (Автографы поэтов серебряного века: Дарственные надписи на книгах. М., 1995. С. 94–95 – факсимиле. В тексте – цитата из «Симфонии (2-й, драматической)»).
Первые издания «Мусагета» появились в 1910 г., среди них – том статей Андрея Белого «Символизм», включавший его работы философско-эстетического характера (в том числе программную статью по теории символизма «Эмблематика смысла») и стиховедческие исследования, заложившие основы современного состояния этой филологической дисциплины. В ряду других действовавших символистских издательских объединений («Скорпион», «Гриф», «Оры») «Мусагет» выделялся преобладающим религиозно-философским, теоретико-эстетическим и культурологическим уклоном, своей ориентацией на узкий круг просвещенных читателей и на утверждение преемственности по отношению к высшим ценностям западноевропейской культуры: «…тут царствовали тени Гёте, Вагнера и немецких мистиков» [101] . С опорой на непререкаемые авторитеты мыслилось исполнение главной задачи объединения – созидание синтетической символистской культуры, сочетающей в себе духовные ценности эстетического, философского и религиозного порядка. Какие-либо злободневные темы, отражающие общественно-политическую ситуацию в стране и мире, задачи переживаемого исторического момента «Мусагетом» отторгались. За годы своей активной деятельности (1910–1916) «Мусагет» выпустил в свет 44 книги, и это было лишь малой частью той широковещательной программы, которая вырисовывалась в первоначальных планах учредителей издательства [102] . Ближайший круг в «Мусагете» составляли московские авторы, преимущественно литературная молодежь из окружения Белого и Эллиса, но с самого начала стали играть значимую роль и петербургские корифеи символизма – Вяч. Иванов и А. Блок.
101
Степун Ф. Бывшее и несбывшееся. London, 1990. Т. 1. С. 208.
102
См. библиографический перечень «мусагетских» изданий в статье: Толстых Г. А. Издательство «Мусагет» // Книга: Исследования и материалы. Сб. LVI. М., 1988. С. 112–133. Деятельность издательства охарактеризована в статьях М. В. Безродного «Издательство „Мусагет“: групповой портрет на фоне модернизма» (Русская литература. 1998. № 2. С. 119–131), «Из истории русского германофильства: издательство „Мусагет“» (Исследования по истории русской мысли. Ежегодник за 1999 год. М., 1999. С. 157–198), «Издательство „Мусагет“» (Книжное дело в России в XIX – начале XX века: Сб. научных трудов. Вып. 12. СПб., 2004. С. 40–56). На основе материалов научной конференции по «Мусагету», проведенной в РГГУ в 2009 г., издан сборник: Книгоиздательство «Мусагет». История. Мифы. Результаты: Исследования и материалы / Сост. Анна Резниченко. М., 2014.
В журнале «Труды и Дни», выпускавшемся «Мусагетом» с 1912 г., Метнер обосновал общие принципы и установки руководимого им издательства. Цель «мусагетского» содружества – в усилиях, направленных к преодолению культурного кризиса современности, искание путей к новой, органической культуре, творческая деятельность на объективно-идеалистической основе, сочетающая художественный и философский подходы, с опорой на традиции недогматического и духовно-преемственного мышления. Истолковывая избранное название издательства (Мусагет – Аполлон, предводитель муз), Метнер утверждал: «…это имя подчеркивает аполлинизм (вовсе не отрывая его однако от дионисизма) и отмежевывается от эстетства, ибо означает объединение всех видов творчества в согласном служении цели создания культуры» [103] . Последнее, ключевое в идейном базисе «Мусагета» понятие он называет, вслед за Ницше, «единством художественного стиля, охватившим все жизненные проявления народа»; «процесс формования ее движется от интуитивно-предвосхищенного невыразимого знания культурно-должного к реализации этого должного; в этом смысле культура – как бы самоцель, но опять-таки и автономно-целевой характер ее ценен не как таковой, а потому, что только при его наличности и достижима через культуру ‹…› высшая задача человечества»; «…можно определить культуру как естественно проявляющуюся власть художественного и религиозного творчества над жизнью. ‹…› Эта власть культуры над жизнью необходима для роста культуры, как пути» [104] . Универсальные персональные символы культуры, провозглашаемой «Мусагетом», – Гёте, осуществивший грандиозный синтез положительной культуры, и Вагнер – синкретическая личность, соединяющая в своем творчестве поэзию, музыку, мифотворчество и религию. В согласии с этими приоритетами Метнер учредил в «Трудах и Днях» отделы «Goetheana» и «Wagneriana»; позднее к ним добавилась, по инициативе Эллиса, «Danteana».
103
Метнер Эмилий. «Мусагет». Вступительное слово редактора // Труды и Дни. 1912. № 1. С. 55.
104
Там же. С. 56, 57.
Два относительно самостоятельных крыла в цельном идейном организме «Мусагета» представляли издательские серии «Орфей» и «Логос». Первая была создана для издания произведений мистической литературы – художественной и философской, главным образом классической переводной (Мейстер Экхарт, Якоб Бёме и др.). Вторая, обладавшая определенной автономией, объединяла вокруг предпринятого «Мусагетом» русского издания «международного ежегодника по философии культуры» «Логос» преимущественно философов-неокантианцев (С. И. Гессен, Ф. А. Степун, Б. В. Яковенко) [105] . Между «западниками» – «логосовцами» и представителями русской религиозной философии, объединившимися вокруг издательства «Путь», «неославянофилами», намечалась последовательная конфронтация, время от времени вспыхивавшая в печатной полемике; в нее оказывался вовлечен и Андрей Белый, попеременно отстаивавший то одну, то другую из противоборствующих сторон.
105
См.: Безродный М. В. Из истории русского неокантианства (журнал «Логос» и его редакторы) // Лица. Биографический альманах. 1. М.; СПб., 1992. С. 372–407; Сапов В. В. Журнал «Логос» – прерванный на полуслове диалог // Вестник Российской академии наук. 1993. Т. 63. № 3. С. 267–279.
Внутренний распорядок функционирования издательского объединения был четко прописан в выработанном его учредителями декретивном документе – «Домашних правилах книгоиздательства „Мусагет“» [106] (над текстом помета: «Проект»; утвержденный текст, по всей видимости, не имел принципиальных отличий от него). Приведем некоторые из сформулированных в нем положений:
§ 1. Книгоиздательство «Мусагет» составляют:
1) несменяемый редактор, Э. К. Метнер,
2) несменяемый казначей, К. П. Метнер,
3) члены редакции.
§ 2. Состав членов редакции в настоящее время следующий: А. А. Блок, Б. Н. Бугаев, В. И. Иванов, Н. П. Киселев, Л. Л. Кобылинский, В. О. Нилендер, А. С. Петровский, Г. А. Рачинский, Б. А. Садовской, М. И. Сизов, С. М. Соловьев, Г. Г. Шпетт; далее, три редактора журнала «Логос» – С. О. Гессен, Ф. А. Степпун, Б. В. Яковенко [107] . <В. Ф.> Ахрамович, <А. М.> Кожебаткин, Метнер К. П., Метнер Э. К.
П р и м е ч а н и е. Редактору и общему собранию предоставляется право кооптировать новых членов редакции.
§ 3. Редактор «Мусагета» является единоличным хозяином всего предприятия, и окончательное решение по всем вопросам принадлежит ему.
‹…›
§ 5. Власть редактора сохраняется за ним на время его отлучек из Москвы и ни к кому не переходит. Разрешение неотложных и мелких вопросов предоставляется остающемуся в Москве составу совета, который о своих распоряжениях немедленно доводит до сведения редактора.
‹…›
§ 7. При редакторе, в помощь ему, состоит совет. Его составляют:
1) редактор, председательствующий на заседаниях,
2) секретарь издательства, ведущий делопроизводство совета,
3) четыре члена, избираемые редактором.
П р и м е ч а н и е. При рассмотрении в совете вопросов, касающихся издания журнала «Логос», в состав его приглашается с правом голоса один из редакторов «Логоса».
§ 8. Совет собирается еженедельно; заседания его закрытые; постановлениям ведется протокол.
§ 9. Совет ведает все вообще дела издательства, вносимые на его рассмотрение редактором; в частности:
1) рассматривает составленный редактором план издательской деятельности,
2) рассматривает поступающие от редактора предложения о издании новых книг ‹…›
§ 10. Постановления совета либо утверждаются редактором и обращаются им к исполнению, либо вносятся на рассмотрение общего собрания.
‹…›
§ 14. Общее собрание составляют 20 лиц, поименованных в §§ 1 и 2, и состоящие при издательстве секретарь и заведующий коммерческою частью.
П р и м е ч а н и е. По желанию или с согласия редактора в общее собрание могут быть приглашаемы (без права голоса) и посторонние лица. ‹…›
106
РГБ. Ф. 167. Карт. 17. Ед. хр. 23.
107
Последующие имена вписаны между строк (рукой Э. К. Метнера).
Как ясно из тщательной проработанности этих положений, «Мусагет» осмыслялся его учредителями как сложный коллективный организм, призванный результативно действовать сообразно предписанным условиям, наподобие уставов политических партий или профессиональных сообществ. На практике, однако, эти «Домашние правила» существенной роли не сыграли – не смогли противодействовать сказывавшейся с самого начала несогласованности и дезорганизованности, а то и просто бездеятельности, в которой более других отличился первоначальный секретарь «Мусагета» А. М. Кожебаткин. Высокие культурные помыслы «мусагетцев» тонули в житейской рутине, разбивались об их собственный непрофессионализм в делопроизводственной сфере. «Я не знаю, – пишет Ф. Степун, – какую сумму истратил „Мусагет“ за три или четыре года своего существования, но уверен, что по сравнению с тем, что он сделал, – огромную. И это не мудрено, так как дело велось, в конце концов, не Медтнером и даже не Кожебаткиным, а совсем уже неопытным в издательских делах кружком молодых поэтов, писателей и философов, который из вечера в вечер чаевничал в „Салоне“ редакции ‹…›. На этих вечерах и разрабатывалась программа издательства, исключительная по своему культурному уровню, но и исключительная по своей бюджетной нежизнеспособности» [108] .
108
Степун Ф. Бывшее и несбывшееся. Т. 1. С. 270.