Андрей Беспамятный - Кастинг Ивана Грозного

Илья Федотович, продолжая удерживать девку, налил еще:

— Вот, знакомься, Варя. Помещик ваш новый, боярин Андрей. Ему Порез отдаю и земли окрестные. Будет вам защитой и опорой.

— Бросаешь, Илья Федотович, — укоризненно покачала головой девка и опрокинула стаканчик. А потом решительно вывернулась из рук бывшего крепостника: — Каша подгорит…

— И-и-и-э-эх… — выпил боярин, проводив ее голодным взглядом, тут же налил себе еще и снова выпил. Потом спохватился: — Ты, служивый, не беспокойся. Обмануть не хочу. Земли здесь добрые, смерды работящие. Токмо Гришке не доверяй. Он хоть и хваткий, но… но хва-ат… Старостой его поставить — половину оброка мыши съедят, другая по дороге потеряется. А он себе через год хозяйство новое отстроит, а еще через два — с казной хозяйской сбежит. Ловок, пес, и понять за ним ничего не успеваешь, как что-то твое к своему двору пристроит. Трифон хоть и туговат маленько, а за делом хозяйским, коли поручили, следит. Что скажут — сделает. Чего делать не захочет — так сразу и откажется, вилять не станет. Ну, давай выпьем, служивый.

Матях отказываться не стал. После пары стопок самогона и изрядной пивной запивки уверенности в своих силах у него прибавилось, и он отчаянно пытался вспомнить хоть чего-нибудь из агрономической науки далекого двадцатого века. Трехполье, лесозащитные полосы, культивация, рекультивация, плоскорезы, капельное орошение, севооборот… Вот только что бы все это значило? Нет, переворота в здешней агротехнике он явно не произведет…

Вошла Варвара, молча и быстро поставила на стол большой пахнущий мясом горшок, тут же вышла наружу. Илья Федотович вздохнул, скинул с угощения крышку. Внутри оказалась хитрая смесь капусты, лука и мяса в густом сметанном соусе. Сержант почувствовал, как во рту появилась обильная слюна, придвинулся ближе, покосился на дверь, ожидая, когда наконец принесут тарелки. Однако боярин вытянул из-за голенища крупную — примерно такую, как подарил Матяху — серебряную ложку, запустил ее в лакомство. Андрей, спохватившись, достал свою и пристроился рядом.

«Вот так и боролись с эпидемиями, — промелькнуло у него в голове. — Посуду с мылом, может, и не мыли, но у каждого была своя».

Горшок не в счет, он подвергался тепловой обработке.

В две ложки они быстро добрались до самого дна, после чего Илья Федотович тщательно облизал свой столовый инструмент, завернул его в чисто-белую тряпицу и вернул за голенище. Еще раз наполнил стаканчики.

— Эх, служивый, успеха тебе. Устраивайся. Сегодня-завтра осмотрись, а завтра к вечеру в усадьбу приезжай. В Москву будем отправляться. Походные получить нужно, с друзьями пива сварить, тебя показать… — Умильный выпил и решительно поднялся: — Поскачу, Ждана нагоню. Хоть время и мирное, а от видишь, что творится. Сопровожу до усадьбы от греха.

Илья Федотович хлопнул по плечу пытающегося подняться сержанта, поправил тафью и вышел из горницы. Андрей остался хозяином. Осмотрел ложку, прикидывая, где и как ее тут можно вымыть, поскольку изукрашенное каменьями серебро так просто в мойку не бросишь. И как он будет выглядеть в глазах подчиненных, выполняя бабью работу. И Матях принял свое первое в качестве боярского сына решение: тщательно облизал свою ложку, а затем завернул в тряпочку и убрал назад в поясную сумку. Наколол ножиком один за другим несколько грибов, переправил в рот. Налил еще пару глотков, выпил. Отошел к окну, попытался выглянуть, но, опять уткнувшись глазами в ровную глянцевую поверхность, повернул к топчану, сел, привалившись спиной к стене. Тут приоткрылась дверь, в горницу зашли Варвара и Лукерья. Матях, естественно, тут же вскочил — не мог же он сидеть, когда перед ним женщины стоят!

— Что прикажешь, боярин Андрей? — спросила хозяйка.

— Что прикажу? — вздохнул сержант. — Баня у вас тут есть? Тут так получается, что я уже неделю не мылся.

— Как можно, — хмыкнула Варвара, и щеки девушки порозовели еще сильнее. — Конечно есть!

— Тогда баню мне истопите, вечером помоюсь, — распорядился Матях. — Ужин, надеюсь, и так сделаете. А я пока по окрестностям пройдусь, осмотрюсь все же немного.

Глава 11 БАРИН В БАНЕ

Умильный не обманул — лес вдоль реки стоял крепкий, сосновый, пахнущий сухим мхом и покрякивающий на ветру стройными вековыми стволами. От границы поля до воды было около километра, так что особо опасаться за бор не стоило: деревня в семь дворов не способна разорить такие заросли ни на дрова, ни на хозяйственные постройки, даже если очень постарается. Лумпун оказался вполне приличной речушкой: метров пять шириной, с прозрачной водой и песчаным дном, над которым шастала рыбья мелочь. Андрею сразу захотелось на рыбалку — но он даже не представлял, имелись ли в шестнадцатом веке такие простые вещи, как леска или рыболовный крючок. Хотя — крючок всегда у кузнеца заказать можно, а вместо лески тонкую бечеву использовать. Грузило добыть можно точно — раз пищали есть, должен быть и свинец.

Старательно отворачиваясь от моховиков и маслят — что он тут с ними делать станет? — Матях прошел пару километров вдоль берега, потом повернул назад к деревне, остановился на краю желтого поля ржи.

— Мое поместье! — торжественно произнес он и прислушался к происходящему в душе.

Ничего. Как чувствовал себя двадцатилетним сержантом-срочником, так и чувствует. Хотелось домой. Обнять маму, подпоить и потискать Верку из квартиры напротив, погонять «Формулу-1» на компьютере, завалиться в ночной клуб. Дать в лоб какому-нибудь лоху, вообразившему себя крутым Рэмбо. В душе постоянно сохранялось такое чувство, что до приказа осталось всего полгода. Вот-вот служба закончится — и тук-тук, замелькают елочки за окнами скорого поезда.

Андрей тряхнул головой, двинулся вдоль поля до ближайшей межи и повернул к Порезу. Он и так часов пять погулял. Конец лета на дворе. Скоро стемнеет.

Правда, время сержант рассчитал все-таки плохо, и когда дошел до дома, то действительно начало смеркаться.

— Батюшка! — разглядела его с крыльца Лукерья. — Мы уже затревожились. Варька баню стопила, как велено, свечи жжет. Как тебя по отчеству величать, боярин?

В первый миг Андрей удивился, что женщина чуть не в полтора раза старше его собирается обращаться по имени-отчеству, собрался было отмахнутся — но вовремя спохватился. Все-таки не просто сосед он здесь, а боярин. Хозяин. И Лукерья, кстати, его рабыня, как это ни странно звучит. Боярин Умильный подарил.

Как раз по имени боярина он отчество и выбрал:

— Андрей Ильич! — В случае чего всегда можно сказать, что не вспомнил отца своего и в честь спасителя назвался.

— Так ступал бы париться, Андрей Ильич. Справы на тебе никакой, а вода остывает.

— Где?

— Так за домом, батюшка. Промеж яблонь. Не дай Бог, пожар, так на дом бы не перекинулось…

Оказалось, что баню с дороги не видать из-за дома, заслонявшего ее вместе со всем садом своей громадиной. Подсвеченная изнутри дверь выделялась четким прямоугольником, и сержант в очередной раз удивился, какими ослепительными кажутся в темноте свечи. В предбаннике он скинул поясной набор, разделся, прихватил свечу и прошлепал босыми ногами в парилку. Тут было не то чтобы жарко, но продолговатая печь со вмазанным посередине котлом давала достаточно тепла, чтобы всласть расслабиться и пропотеть. Но стоило ему вытянуться на полке, как громко хлопнула входная дверь. Матях приподнялся на локтях, кляня себя за то, что не взял оружия, и окидывая взглядом помещение. Два деревянных ковша, три бадьи, кадушка, корыто. Бадьей кое-как можно отмахаться, коли противник один и без копья или меча…

Но внутрь быстро просочились две обнаженные фигуры, причем обе были Андрею уже достаточно знакомы.

— Э-э… вы чего? — хрипло поинтересовался он, прикрывая руками срам. Между тем «срам», не видевший женского тела уже неведомо сколько месяцев, прятаться ни в какую не желал, напрягался изо всех сил, норовя выглянуть хоть краешком плоти.

— Это мы, — бодро сообщила Варя, словно это хоть что-то объясняло, и плеснула на печь возле трубы. Послышалось грозное шипение, помещение заволокло клубами кисло пахнущего пивом пара, и теперь в бане стало действительно жарко.

— Сейчас пропарим… — Лукерья зашелестела веником, придвинулась ближе, решительно уложила не знающего, как поступить, сержанта на полку, прошлась горячили листьями по самой коже. — Варя, ты посмотри, межа-то как вкопана. Мы тут осторожненько…

Андрей почувствовал, как ветки веника щекочут мошонку, касаются его мужского достоинства, уже готового взорваться от долгого воздержания и столь нечеловеческих издевательств.

— Андрей Ильич. — Варя приблизилась вплотную, скользнула по плечу розовыми сосками крупных, но хорошо удерживающих форму девичьих грудей, потянула его с полки. — Ты и меня веничком парни…