Андрей Капица. Колумб XX века

На факультете до сих пор вспоминают, что, когда Андрей Петрович Капица стал деканом, в приемной его кабинета, где сидит секретарь деканата, стояли у стены его горные лыжи и огромные горнолыжные ботинки. Между делом он нет-нет да находил время пару-тройку раз скатиться с Ленинских гор.

Студенты его обожали.

«Он читал у нас геофизику, — продолжает Е. И. Игнатов. — Геофизические методы исследования на нашей кафедре геоморфологии. И студенты очень внимательно его слушали. Но самое интересное, что, когда мы приходили сдавать к нему экзамен, он разрешал пользоваться и книгами, и шпаргалками, и всем. Но спрашивал людей и видел сразу: знает человек или не знает? Любая книга, шпаргалка — она помогает раскрыть суть, дает возможность человеку усвоить материал более продуктивно, чем если бы он прочитал эту книгу потом или вообще не читал. Он бы пропустил этот материал и не обратил на него внимания. А так запоминается лучше — это я знаю по себе. По студенческим годам. Поэтому я вот сейчас, перенимая его опыт, не обращаю внимания на то, пользуются студенты на зачетах и экзаменах чем или нет. Наоборот, говорю: „Так откройте книгу, посмотрите: не знаете — посмотрите! При мне прочитайте“. И потом уже начинаю спрашивать. Так человек лучше усваивает. Эта методика была позаимствована Андреем Петровичем Капицей, наверное, из английской школы. Или он сам ее придумал».

К тому же Андрей Петрович был на удивление демократичен в общении со студентами.

Рассказывает Вячеслав Иванович Никифоров, работавший в 1990-е годы заместителем председателя Госкомитета по гидрометеорологии и контролю природной среды: «Познакомились мы с Андреем Петровичем в Крыму на геологической практике, я был студентом после второго курса, а он у нас был деканом факультета. Это было в 1966 году. Я сидел в аудитории и чего-то себе рисовал там. А он зашел: „Ты чего это здесь один делаешь?“ И начал проверять столы вокруг. А я ему говорю: „Андрей Петрович, вот если я вам скажу, что у вас потрясающая интуиция и вы вора поймали, то вы так загордитесь, что скоро станете академиком!“ Он так расхохотался: „Ладно, сиди!“ И ушел.

Потом он меня застукал где-то в аудитории уже на факультете. Заходит, я опять сижу. И перебираю там всякие фотографии. Он говорит: „О, какие фотографии роскошные! Может, ты мне дашь парочку, проиллюстрировать книгу надо?“ Я говорю: „Да конечно, возьмите!“ А у меня тогда были фотографии по снежным лавинам: пенетрирование снежной толщи, схема — я тогда снежными лавинами увлекался. Он взял несколько фотографий, и мы поговорили».

У Анатолия Николаевича Качура, кандидата географических наук, заместителя директора Тихоокеанского института географии Дальневосточного отделения РАН, тоже остались яркие впечатления от общения с Андреем Петровичем: «Мне не приходилось напрямую сталкиваться с нашим деканом в ходе учебы до конца первого курса. Но в мае 1967 года мы вдруг узнали, что будем проходить учебные практики не в июне — июле, как обычно, а в июле — августе. То есть наши летние каникулы неожиданно перемещались с августа на июнь! Тут же на курсе образовалась группа недовольных „дам“, у которых, видимо, были обширные планы на августовский отдых. Мне-то, в общем, было все равно, но под нажимом общественности я вошел в инициативную группу и в конечном счете стал чуть ли не ее лидером. Мы потребовали встречи с деканом, чтобы предъявить свои требования. В приемной декана было много посетителей, но когда Андрей Петрович узнал, что к нему пришла делегация студентов, прекратил прием и принял нас вне очереди.

Мы, конечно, не ожидали такого быстрого развития событий и довольно робко вошли в его кабинет. Но Андрей Петрович встретил нас очень радушно и тут же распорядился, чтобы нам принесли кофе и чай, чем окончательно нас сразил. Андрей Петрович выслушал наши возражения и с улыбкой сказал, что очень завидует нам, так как сам он уже в течение многих лет не имеет возможности для отпуска. Ведь мы должны понимать, что наши географические специальности не предполагают отдыха летом, а этот, скорее всего, станет вообще последним, когда мы теплое время года сможем потратить на отдых. Забегая вперед, надо сказать, что он оказался абсолютно прав, потому что с тех пор я стал ежегодно выезжать на учебные практики в середине мая, а возвращаться „из поля“ не ранее сентября. А у многих моих однокашников „поле“ продолжалось даже до ноября.

Как-то незаметно для себя мы забыли, зачем пришли к Андрею Петровичу. В его кабинете воцарилась дружеская атмосфера, и он в течение часа рассказывал нам о своих экспедициях и о планах развития географии, в реализациях которых нам предстояло тоже принять участие. Нам только стало жаль, что еще два года мы будем вынуждены „терять“ время на учебные практики — нам захотелось настоящих экспедиций, как у Андрея Петровича! А тогдашняя августовская практика в Крыму стала для нас лучшими проводами лета 1967 года!»

Данила Дмитриевич Бадюков, кандидат географических наук, доцент кафедры Рационального природопользования, вспоминал: «Андрей Петрович нам на втором курсе, а это был 1968 /69 учебный год, читал курс гляциологии. Меня еще тогда удивило — вроде бы говорил, что геоморфолог — а преподает гляциологию! А читал очень интересно. Я, конечно, в деталях не могу всего вспомнить, но меня поразило, как увлекательно он рассказывал о формировании снежинок. Почему они такие разные. Слайды показывал. Но только полсеместра прочитал, а потом куда-то уехал, по-моему, в Африку. Вместо него подключилась его помощница, но у нее уже так интересно не получалось».

Будимир Владимирович Поярков, доктор геолого-минералогических наук, профессор Дальневосточного государственного университета (ДВГУ), с середины 1970-х годов завкафедрой физической географии в ДВГУ, в 1980-х годах заведующий лабораторией охраны природы в ТИГ ДВО АН СССР, приводил любопытную статистику: «Андрей Петрович мне рассказывал, как он, будучи деканом Географического факультета МГУ, каждый год подсчитывал, откуда, из каких областей на факультет приходит больше всего абитуриентов. Исключая, конечно, Москву. И выяснилось, что из Семипалатинской области! Как, почему? Однажды, попав в те края Восточного Казахстана, Андрей Петрович спросил об этом первого секретаря обкома партии. И услышал в ответ: „Все правильно! В начале сороковых в Семипалатинск был эвакуирован географический факультет МГУ и оставил в области три своих выпуска. Так что к вам поступают ученики ваших выпускников“. Этим рассказом Андрей Петрович подчеркивал роль учителя, которую мы явно недооцениваем».

«Будучи деканом, он вывел факультет на более высокий уровень», — считал профессор Е. И. Игнатов.

Рассказывает Р. С. Чалов: «Меня свела судьба с Андреем Петровичем в середине 1960-х годов, потому что по его инициативе начались работы на Черноморском побережье Кавказа. Мы определяли твердый сток рек Западной Грузии, количество выноса его в море, как он влиял на развитие морских берегов и как этот твердый сток увеличить. Это была трехлетняя работа, и Андрей Петрович туда приезжал».

Началось все с того, что в 1967 году на мысе Пицунда в Абхазии в роще реликтовой пицундской сосны лучшие советские архитекторы того времени М. В. Посохин, А. А. Мндоянц, В. А. Свирский и Ю. В. Попов построили комплекс гостиниц для «Интуриста» — семь бетонных 14-этажных корпусов: «Маяк», «Амзара», «Амра», «Колхида», «Золотое руно», «Бзыбь» и «Апсны». Но мыс вдруг стал размываться волнами, и сосны начали падать в море.

«База у нас была в Новом Афоне, — продолжает Р. С. Чалов, — за железной дорогой, а Андрей Петрович снимал дом на берегу. Я мало его видел, был все время занят. Если он курировал работу в целом, то я все время уезжал на изыскания в горы, потому что мы обследовали реки от истоков до устья. В ходе наших исследований нам удалось выяснить, что эти наносы разносятся течениями вдоль берега, обеспечивая его стабильность. А оказалось, гальку для бетона строители брали рядом, из русла реки Бзыбь. Когда роща стала падать в море, это был результат не учета того, что из реки нельзя было брать строительный материал. Потому что карьеры перехватывали сток наносов, создавался дефицит наносов на побережье, и сильный шторм в 1969 году привел к разрушению пляжей и частично этих уникальных сосен, и здания эти тоже тогда пострадали.

Наша „Черноморская экспедиция“ под руководством Андрея Петровича Капицы тогда помогла решить важную экологическую проблему Кавказского побережья и, можно сказать, спасла реликтовую рощу пицундской сосны».

«Андрею Петровичу, между прочим, мы должны быть благодарны за то, что у нашего факультета появилась такая прекрасная база для практики в Сатино, — считал профессор Е. И. Игнатов. — Ведь это просто уникальное место! И то, что недалеко от Красновидово, под Боровском, на границе Московской и Калужской областей, — тоже его заслуга».

Вот как вспоминает раннее Сатино Александр Михайлович Берлянт, доктор географических наук, заведующий кафедрой картографии и геоинформатики с 1990 по 2009 год, заслуженный деятель науки Российской Федерации: «Конечно, практика — не экспедиция, но быт почти полевой, свободный. В солнечной долине реки Протвы, в грибном лесу, в жару или посреди затяжных дождей… Свежий лес в конце мая только оживает к лету, и мы окунаемся в него после московской нервотрепки и сутолоки, он пахнет сыростью мокрых корней и прошлогодних листьев, устилающих скользкие тропинки. Дурманит сладкий запах медоносов, аромат цветущей липы и молодых трав. Распустились ландыши, стоит умопомрачительный для городского жителя запах черемухи и сирени. Лирическое и беспечное настроение исходит из свежих кустарников, покрытых зеленой пеной. Начало лета оптимистично, кажется, что небо всегда будет прозрачно, свежо и чисто…