Андрей Миронов: баловень судьбы
Шрифт:
21 июля в Прибалтике, в городе Советске Калининградской области, режиссер Наум Бирман начал съемки фильма «Трое в лодке, не считая собаки» по одноименной книге английского писателя Джерома Клапки Джерома. С этим режиссером судьба уже сводила однажды Миронова: он снимался у него в небольшой роли врача-стоматолога в комедии «Шаг навстречу». На этот раз у Миронова роль была куда шире, и он играл главного героя – самого автора Джерома Клапку Джерома, – а в напарники себе взял своих коллег по «Сатире» Александра Ширвиндта (Харрис) и Михаила Державина (Джордж). Более того: в картине снималась и жена Миронова Лариса Голубкина (Энн). Короче, те съемки в Советске (снимали также под Черняховском – объект «шлюз») можно было смело назвать веселым междусобойчиком. В роли собаки снимались два фокстерьера Герцех и Грех. У Миронова и Державина отношения
В паузах между съемками Миронов успел слетать в Москву, где заканчивалась работа над фильмом «Особых примет нет». Так, 4 августа в течение одного дня (с 12.00 до 0.10) Миронов озвучил почти всю роль Глазова и на следующий день вернулся на съемки «Трое в лодке…». Однако неделю спустя – 11 августа – Миронов опять был в Москве, где принял участие в последней сессии озвучания (7.30–12.00) фильма «Особых примет нет», после чего до восьми вечера снимался в новом эпизоде, наскоро дописанном сценаристом по решению худсовета студии. В эпизоде, который снимался в декорации «кабинет Глазова», были заняты: Миронов, Басилашвили, Назаров и Гарлицкий. Стоит отметить, что за эту роль Глазова Миронов удостоился гонорара в сумме 1144 рубля (для примера приведу гонорары других исполнителей: Юрий Назаров – 1125 руб., Олег Видов – 888 руб., Павел Панков – 675 руб., Олег Басилашвили – 675 руб. и т. д.).
Между тем в августе на Немане были отсняты практически все натурные объекты в фильме «Трое в лодке, не считая собаки»: шлюз, река, берег с кустарником, берег у кладбища, завтрак на берегу и др. В сентябре неожиданно похолодало, но съемки прерывать не стали и снимали в том же режиме. В простои тогда были записаны только четыре дня: 5, 8–9 и 14 сентября.
Вспоминает А. Ширвиндт: «Стояла осень, и, скажу вам, было не очень уж и тепло. А мы в таких элегантных „плавательных“ костюмах. Замерзали жутко.
Ребятам-водолазам нас было очень жалко. Они потихонечку привозили нам что-нибудь алкогольно-согревающее. Чаще всего – литовскую водку. Мы переливали напиток в медный чайничек и выпивали в перерывах. Режиссер кричит с берега: «Что это вы там пьете?» А мы: «Кипяченой водичкой согреваемся!» Но, честное слово, пьяными мы не были…»
Тем временем 6 сентября в газетах появилось сообщение о том, что родители Андрея Миронова удостоились высоких званий: Мария Миронова стала народной артисткой РСФСР, а Александр Менакер – заслуженным артистом РСФСР. Будучи плотно занятым на съемках, Миронов поздравил родителей по телефону.
13 сентября на «Мосфильме» состоялся просмотр законченного фильма «Особых примет нет». Приведу лишь небольшой отрывок из заключения по фильму, где речь идет о герое нашего рассказа: «В фильме много удачных актерских работ, режиссеру удалось создать цельный и слаженный актерский ансамбль, но даже в нем следовало бы выделить превосходную работу А. Миронова (подполковник Глазов), П. Панкова (полковник Шевяков)…»
15 сентября фильм был показан в Госкино и получил самые лестные отзывы. Кстати, в этот же день руководство «Мосфильма» смотрело еще одну картину с участием Миронова – «Обыкновенное чудо». И вновь: восторги, одобрение, хвала. Правда, с этим фильмом до этого не все было гладко. Еще месяц назад, во время чернового просмотра кое-кто из руководства студии требовал от Захарова внести в него купюры: в частности, ему предлагалось выкинуть из фильма «Песню про бабочку», поскольку она имеет в себе… сексуальные мотивы. «Это что ваш воробей вытворяет с бабочкой? – вопрошали цензоры у режиссера. – Что это за „шмяк, шмяк“ и „шмыг, шмыг“?» Захарову стоило большого труда убедить ретивых перестраховщиков, что песня эта шуточная и никакого намека на секс в себе не таит. «Съел воробей бабочку – вот и вся история!» – заявил Захаров. И песня осталась в фильме.
16 сентября Театр сатиры открыл свой 54-й сезон в Москве. Поскольку в родном здании на Большой Садовой все еще шел ремонт, спектакли пришлось показывать на других площадках. В частности, на сцене ДК МАИ. В тот день был показан «Замшевый пиджак», в котором Миронов не играл. В те дни он все еще находился в Советске и доснимался в последних натурных эпизодах фильма «Трое в лодке…». Спустя несколько дней он приехал в Москву, но только для одного – чтобы собрать вещи и отправиться с частью труппы родного театра
на двухнедельные гастроли в Ташкент. Но лучше бы он туда не ехал. Миронов пробыл в столице Узбекистана всего лишь несколько дней, как вдруг ему стало плохо. У него сильно разболелась голова, причем боли были настолько сильными, что он потерял сознание. По счастью, поблизости оказались его коллеги по театру, которые немедленно вызвали «Скорую». Осмотрев артиста, врачи настояли на госпитализации. Миронова поместили в одну из лучших ташкентских клиник. Как выяснится много позже, у Миронова лопнул сосудик в мозгу. Кровь вытекла и запеклась, создав тем самым искусственную пробку. По счастью, это был всего лишь микроразрыв, однако местные врачи поставили неверный диагноз: серозный менингит. Судя по всему, кризис случился у Миронова не случайно: уж больно интенсивно он в том году работал, совмещая работу в театре, съемки в кино, да еще успевал разъезжать с концертными гастролями по стране. Если бы врачи не ошиблись с диагнозом и провели тогда Миронову операцию, то он бы прожил еще много лет. Правда, при одном условии: ему надо было срочно менять профессию на более спокойную. Но согласился бы он с этим? Вряд ли. Кроме актерской, ни в какой другой профессии он себя не мыслил. Хотя нет, еще мечтал быть переводчиком с английского. Но актерство все равно перевешивало. Об этом слова его друга Григория Горина:«Вечерний звонок. На часах 11 часов вечера, позади спектакль, в гости Андрей ни к кому не пошел и к себе не позвал (редкий случай), теперь можно отдохнуть перед сном, позвонить друзьям, обменяться новостями…
– Здравствуй, Григорий!
– Здравствуй, Андрей!
– Чего делаешь?
– Пишу про тебя.
– Тема интересная… И как получается?
– Пока не знаю. Прочтешь, скажешь… Впрочем, поскольку пишу не столько для тебя, сколько для читателя, давай проведем короткое интервью по принципу: «что было бы, если бы?..» Например, если бы ты не жил в Москве, в каком городе еще хотел бы жить?
– Не думал… Наверное, в Ленинграде.
– Если б ты не стал артистом, какой профессией хотел бы заниматься?
– Переводами. Быть переводчиком с английского…
– Хотел бы быть знаменитым переводчиком, хорошо обеспеченным?
– Ну, а почему бы нет?
– Хорошо. Итак, ты знаменитый переводчик, богатый человек, у тебя огромная квартира в Ленинграде, машина, «видео» и прочее… И вдруг тебе говорят: товарищ Менакер, готовы ли вы оставить все это и пойти работать в театр артистом… Для начала – в массовках… Оклад – 90 рублей… Пошел бы?
Пауза.
– Идиотская постановка вопроса…
– Нет, ответь: пошел бы?
– Ну, конечно, пошел бы… Хотя «видео» жалко…»
И вновь вернемся в сентябрь 78-го.
Спустя сутки после мироновского кризиса, прервав гастроли в Одессе, в Ташкент прилетела Лариса Голубкина. Она вспоминает:
«Месяц я провела у его постели, он лежал белого цвета в больнице. Придумали эту жуткую историю с менингитом. Если бы тогда сделали обследование и поняли, что это было первое кровоизлияние, то все-таки он мог бы лечиться. В то время в Америке уже делали такие операции. Цареву в таком почтенном возрасте сделали операцию, и он семь месяцев прожил. Значит, если в молодом возрасте это сделать, как знать… Андрею было тогда тридцать семь лет.
Кризис случился сразу после съемки фильма «Трое в лодке…». Я не врач, но я так себе представляю: работали в Тильзите (Советске), там уже была осень, прохладно, они, раздетые, сидели в реке все время, в холодной воде. Все время в воде торчали. Он не простой был человек. Вот, скажем, если Шура Ширвиндт и Миша Державин могли бы и посидеть в сторонке, то Андрюша все время встревал в режиссерские дела, он все время что-то советовал, суетился постоянно. Ну и в результате – болезнь…»
А вот как про эти же дни вспоминает актриса Театра сатиры Т. Егорова: «Осень 1978 года. Малые гастроли в Ташкенте. Я в Москве, и, как под дых, известие:
– Миронов в Ташкенте умирает. У него что-то с головой!
Что? Говорят, клещ укусил! Какой клещ? Менингит! У меня подкосились ноги. Вся трясусь. Бегу к Наташе (Н. Селезнева. – Ф. Р.), – она только оттуда вернулась, – слушаю и плачу, а в груди громко бьется сердце, и я кричу внутри себя: «Какая же я сволочь бесхарактерная, ну почему я не могу его разлюбить? Ну почему? Я ведь так стараюсь…» – и вместе мешаются в платке и слезы, и сопли, и вопли…»
Между тем по Москве тотчас пошли слухи, что Миронов… умер. Но он был жив, лежал уже в столичной больнице и уверенно шел на поправку.