Андрей Первозванный. Опыт небиографического жизнеописания

— Честно признаюсь: я не люблю высокопарных фраз. Но для меня встреча с вами — словно перст судьбы. Ещё совсем недавно я почти ничего не знал об апостоле Андрее, а теперь смогу, пожалуй, написать о нём не одну статью, даже и диссертацию, если постараться. Быть может, мои слова о том, что теперь мне всё ясно с местом Первозванного апостола в грузинской традиции, показались вам пустой бравадой, но сейчас, если хотите, я постараюсь доказать вам свою, так сказать, состоятельность.

— Хочу, — с каким-то совершенно новым, до сих пор не примеченным Гришей движением голоса ответила Нина.

— Тогда смотрите. Вы же сами начали с того, что первое грузинское житие Андрея Первозванного было переведено в одиннадцатом веке с греческого языка на Афоне, так? Кто же такой этот загадочный «Никита философ»? Несомненно, это прекрасно известный нам Никита Давид Пафлагон, недооценённый писатель и ритор конца девятого — начала десятого века. Но речь идёт не о надписанном его именем похвальном слове апостолу — том, что начинается со слов: «Всем друзьям Бога-Слова», — нет, я говорю о другом, пространном энкомии, получившем в науке условное название «Laudatio» — «похвала» в переводе с латыни. В том, что это творение именно Никиты, нас убеждает не только уникальное сходство его с грузинским житием — для этого я и спросил вас про Харакс, который упоминается только у Никиты и более ни у кого. Есть и второе доказательство: три рукописи, содержащие «Laudatio», — это собрания похвальных слов Никиты Давида в честь апостолов.

— И что же из этого следует?

— Погодите, сейчас объясню… Дело в том, что один из этих кодексов с произведениями Никиты переписан рукой Феофана Ивирита — известного афонского писца, работавшего как раз для вашего Евфимия Святогорца. Причём список этот — он хранится сейчас у нас в Москве, где-то в недрах этой самой библиотеки, — совпадает в плане текста с остальными рукописями, тогда как другой список «Laudatio», который создан тем же Феофаном и находится в Кутлумушском монастыре на Афоне, напротив, содержит огромную редакторскую правку. Думаю, вам ещё предстоит выяснить, каким именно текстом энкомия пользовался преподобный Евфимий.

— Да, я этого не знала… Продолжайте же!

— Сам Никита следовал в своём «Laudatio» второй редакции жития апостола Андрея, написанного Епифанием Монахом, как то недавно достоверно установлено немецким исследователем Герхардом Калем. Этот Епифаний, живший в первой половине девятого века, спасаясь от иконоборцев, посетил в том числе и восточный берег Чёрного моря, а именно район Поти, Сванетию, Абхазию и Зихию, то есть побережье нынешнего Краснодарского края. Следовательно, грузинское житие апостола Андрея, которое вы мне прочли, несомненно, опирается на текст Епифания Монаха в переложении Никиты Давида Пафлагона. Единственное его отличие — упоминание трёх местностей в Кларджети, откуда Евфимий, если не ошибаюсь, сам был родом, тогда как в греческой, оригинальной традиции речь идёт только о землях Западной Грузии, Абхазии и древней Зихии, подвластных в то время царю абхазов. Итак, сведения о проповеди Андрея Первозванного в Западной Грузии и Абхазии, к которым Евфимий добавил также Кларджети на юге, стали известны в Грузии не ранее начала одиннадцатого века. Так что автор вашего «Обращения Картли» ничего и не мог о ней знать!

— Как же это не мог? А Леонтий Мровели?

— А Леонтий Мровели в конце того же одиннадцатого столетия, как следует из приведенного вами отрывка, дополняет рассказ об Андрее сомнительной достоверности историей о гневе царя Адерки на кларджетцев и мегрелов, из-за чего те якобы попрятали иконы. А вот это уже интересно и означает, возможно, что к тому времени где-то в Грузии уже почиталась икона, связанная с именем апостола Андрея. Древняя икона — разве этого вам мало?

— Но ведь всё равно не та самая, которую послала с апостолом Богородица?

— Эх, Нина-Нина… Настоящую, не легендарную икону мы находим в Южной Грузии — в области Самцхе, в крепости Ацкури. Если только этот сюжет не заимствован из армянского предания о том, как апостол Варфоломей опоздал на погребение Богородицы, но в утешение получил Её икону, которую принёс на Кавказ… Очевидно, что в ацкурском предании преломилась история христианизации этого края с разрушением каких-то языческих святилищ и водружением на их местах крестов и храмов. А сама история нерукотворной Ацкурской иконы просто переписана с легенды о Нерукотворном образе Христа на убрусе, что и понятно, учитывая присутствие в житии апостола упоминания о царе Авгаре. Из той же легенды взят и рассказ о чудесном свечении образа. А вот повесть о Дид-Ачаре и воскрешении юноши взяты из апокрифических «Деяний Андрея и Матфия», причём, скорее всего, из второй их редакции, на что указывает и история с храмом Аполлона…

— Постойте-постойте, но ведь недавно один наш уважаемый археолог проводил раскопки в Ацкури и обнаружил там следы крепости римского времени!

— Что доказывает древность не Ацкурской иконы, но Ацкурской крепости. Правильно? Оно и неудивительно, учитывая стратегическое положение Ацкури при выходе из Боржомской теснины на равнину Куры.

— Да откуда вы всё это знаете?! Может, вы специалист по Грузии и просто морочите мне голову?! Или русский шпион?! Может, вы устроили этот розыгрыш, чтобы посмеяться надо мной?!

— Да нет же, Нина, дорогая, поверьте, такое бы мне даже и в голову не пришло. Просто, ну как объяснить… просто я неплохо знаю географию Кавказа. Всё, что мы тут обсуждаем, я услышал сегодня — точнее уже вчера — от вас впервые в жизни, и спасибо вам за это, да и не только за это… Послушайте, просто так получилось, что я сегодня работал как раз над кавказской частью путешествия Андрея у Епифания Монаха, да и диссертация Каля с разбором Никиты недавно подоспела. И тут вы как снег на голову — нет, скорее как утренняя роса! Ацкури же и прочее я и в глаза не видывал — просто в детстве любил изучать карты — вот и всё! Мне казалось, зря я этим занимался, ведь кавказоведом всё равно не стал. А сегодня вот пригодилось, ведь я не только с Андреем и Грузией разобрался, но и с Максимом Исповедником и Схимаром.

— Подождите, но с Химаром же всё давно ясно. Да, и почему вы говорите «Схимар»? Он находится в Цагери: мы туда ездили в паломничество, нам местный епископ Стефан показывал даже гробницу преподобного. А грузинская глосса двенадцатого века указывает, что Химар — это крепость Мури в Цагери. Вы на наши святыни, будьте уж любезны, не покушайтесь!

— Помилуйте, Нина, я ни на чьи святыни и не думаю покушаться. Я просто хочу узнать правду — вот и всё! Не важно, Схимар он или Химар, не важно, простите же меня, и то, что пишет глоссатор через полтысячелетия после смерти Максима Исповедника. Важно то, что современники самого Максима, бывавшие в тех же краях, говорят, что он находился совсем рядом с «вершиной Кавказа, выше которой нет горы на земле», то есть с Главным Кавказским хребтом, причём вблизи от алан. А под властью патрикия Лазики это могла быть либо Верхняя Сванетия, либо верховья Кодори. Но в Сванетии нет византийских крепостей — а там был гарнизон во главе с комитом! Следовательно, остаются верховья Кодори. Я как раз перед сдачей рукописи об этом размышлял: Клычская крепость — это, верно, Букол-Бухлой, Чхалтинская — Цахар-Железная, Сакенская — бронзового века. Значит, остаётся… остаётся… Омаришарская крепость — вот что остается! Ну да, как раз рядом с Буколом, то есть с аланами, которые его взяли, и недалеко от Эльбруса. И название тогда понятно: Сгимар — это же по-свански «минеральные источники», правда? Вы ведь знаете сванский? Сам-то я — нет, просто вычитал где-то. А минеральные источники там и правда рядом есть, километрах в трёх. Значит, надо ехать туда, искать мощи преподобного Максима, ведь Епифаний Монах ещё в начале девятого века их там видел, а про их перенесение оттуда ничего достоверного не известно. Поедемте, правда, туда, Нина! Знаете, какая там красота?! Я был там в детстве… Колючие горы, страшенные обрывы, снег пиками в небо. Ручьи с ума сходят, орлы летают, море видно. А небо, небо-то какое! Это не наше низкое небушко, это прямо небище какое-то, и звёзды ночью с кулак! Знаете, как здорово лежать там ночью на горе и угадывать созвездия, ждать, когда взойдёт Венера. Это такое счастье, которого нигде больше на свете нет. Поедемте!

Ответа не было. Размечтавшийся Гриша и не заметил, как за окнами стало понемножку светать, а вконец измотанная долгим разговором Нина заснула, слегка склонив свою прекрасную головку на его костистое плечо. Гриша замер и боялся пошевелиться от обрушившегося на него счастья.

5. И СНОВА НА БОСПОР

Судя по итинерарию — указателю дорог, который был с собой у Епифания, они подошли к устью реки, впадавшей несколькими своими протоками и в Понт, и в Меотиду, и в Киммерийский пролив, образуя множество островков, так что им постоянно приходилось искать удобные броды, чтобы дойти наконец до какого-нибудь портового городка и переправиться на Таврический берег. У этой реки в дорожнике Епифания было сразу несколько названий: Ипанис, Антикит, Псатис, Куфис, Укрух. Было совершенно непонятно, называется так сразу вся река или какие-то из её рукавов каждый по отдельности носят эти причудливые имена. Ещё более диковинными были названия островов между ними: Турганирх, Царбаганий и ещё один, чьё имя ни один грек не смог бы произнести ни за какие деньги.

Осторожно двигаясь вдоль морского побережья, Епифаний и Иаков оказались на плоской равнине, покрытой уже полностью выжженной солнцем травой, хотя было только начало лета. После странствий по горам Пафлагонии и Понта, Иверии и Сусанин, Авасгии и Зихии студиты никак не могли привыкнуть к открытым до самого горизонта пространствам суши, но на островках Азиатского Воспора, где в древности жили загадочные синды и меоты, и эта земля стала вдруг уходить из-под ног: острова сужались, сужались — и исчезали в море, поэтому монахи постоянно возвращались назад в поисках такого острова, который был бы населён людьми, лучше — христианами, а их тут не могло не быть, потому что в Никопсии, главном городе Зихии (его Епифаний с Иаковом покинули больше недели назад), было несколько церквей и даже епископ, который не подчинялся иконоборцам, ибо племена зихов не были подвластны ромейскому василевсу, но платили дань царьку авасгов. Несомненно, эти варварские народы впервые услышали Слово Божие из апостольских уст, ибо не только апостол Андрей прошёл через их земли, но и Симон Кананит: в Никопсии местные монахи, из народа с загадочным именем «касахи», показывали им его гробницу и даже открывали раку, в которой действительно были его мощи. Что это именно его мощи, было несомненно, потому что на раке виднелась старая полустёртая надпись: «Симон Кананит».