Андрей Сахаров. Наука и свобода

Но, самое главное, путь от Третьей идеи до инженерной конструкции в Лос-Арзамасе имел основания быть короче, чем в Лос-Аламосе.

Дело в том, что одним из ключевых элементов этой конструкции является свеча зажигания — проходящий по оси термоядерного цилиндра плутониевый стержень, который в результате атомного обжатия подает «искру» в виде внутреннего атомного взрыва и поджигает термоядерную реакцию по всей длине цилиндра.

Ничего похожего не было в американском Классическом супере, а в сердцевине Слойки исходно сидел атомный заряд. Надо было только сообразить, что сферическая Слойка под влиянием атомного обжатия с боков сама собой сжимается в цилиндр и что лучше этот цилиндр приготовить заранее.

Не менее важно было, что в результате расчетов и испытания Слойки советские физики приобрели опыт, который им помог в реализации Третьей идеи.

Поэтому, можно сказать, что для создания супербомбы американским физикам пришлось сделать один большой прыжок изобретательства, а российским — два меньших, с промежуточной «опорой» в Слойке.

В этих шагах важнейшим фактором успеха было сотрудничество Сахарова и Зельдовича на разных этапах — от быстрого признания Слойки до воплощения Третьей идеи. Различие стилей делало это сотрудничество особенно плодотворным. По свидетельству очевидца:

У этих двух выдающихся теоретиков были очень разные «способы мышления». Сахарова отличала изобретательность и глубокая проницательность, а Зельдовича — очень «проворное» мышление и высокая эрудиция. Эти ученые создали исключительно творческий климат; институт[Объект] осиротел после их ухода в конце 60-х годов. [253]

Другой очевидец вспоминает, как интересно было наблюдать за дискуссией этих внешне противоположных людей:

253

Ю.А. Романов, интервью 11.11.92.

Один небольшого роста, в очках, быстрый в движениях, с четкой дикцией, другой — высокий, медлительный, немного картавящий. Но объединял их острый ум и громадная физическая интуиция. Взаимные вопросы стимулировали работу их мысли, они быстро схватывали суть процессов, мало кто успевал следить за ходом их рассуждений. [254]

За термоядерные шаги 1953-го и 1955 годов Сахаров и Зельдович получили по две звезды Героя Социалистического Труда.

254

Феодоритов В.П. Сгусток веселой энергии // Люди Объекта. Очерки и воспоминания. Саров—Москва, 1996. с. 75.

Сахаров и сам не преуменьшал героичность того, что он сделал. Двадцать лет спустя, когда он получил приглашение приехать с докладом в США, жена спросила его, что ему было бы интереснее всего в Америке. Тогда научным воображением Сахарова уже владели космология и физика элементарных частиц, и совсем иначе он уже воспринимал государство, для которого создавал термоядерное оружие. Однако он ответил жене, что очень хотел бы сесть рядом с Уламом и сравнить пути, которыми они пришли к одному и тому же решению [255] (В 70-е годы, когда состоялся этот разговор, еще не было ясного представления о ролях Улама и Теллера в создании водородной бомбы.)

255

Е.Г. Боннэр, интервью 18.12.97

Восхищаясь талантом Сахарова, Зельдович «исключительно бережно», «трепетно» относился к нему и говорил: «Я — что, а вот Андрей!» [256] По другому свидетельству, Зельдович говорил: «Других физиков я могу понять и соизмерить. А Андрей Дмитриевич — это что-то иное, что-то особенное». [257]

Похоже, что такое «понимание несоизмеримости» сформировалось именно на Объекте в годы их наибольшей близости, когда они создавали советское термоядерное оружие и в особенности когда работали над Третьей идеей.

256

Герштейн С.С. На пути к универсальному слабому взаимодействию // Знакомый незнакомый Зельдович. М.: Наука, 1993, с. 167, 177.

257

Гинзбург В.Л. О феномене Сахарова // О физике и астрофизике. М.: 1995, с. 465. См. также: В.И. Мохов, цитированный в: Люди Объекта. Очерки и воспоминания. Саров—Москва, 1996, с. 207—208.

Физики-теоретики в практической советской жизни

В 50-е годы Сахарова с Зельдовичем связывало повседневное общение в маленьком мире Объекта:

В течение дня то он, то я по нескольку раз забегали друг к другу, чтобы поделиться вновь возникшей научной мыслью или сомнением, просто пошутить или что-то рассказать.

Знакомство их началось в 1948 году с того, что Зельдович «мгновенно» оценил сахаровскую Слойку. Это определило и энтузиазм руководства проекта по отношению к новобранцу. И в последующем Сахаров никогда не ощущал ничего похожего на «нездоровую конкуренцию» со стороны Зельдовича, старшего его на семь лет. У обоих в равной степени было рыцарское отношение к науке, состоящее в том, что «истина дороже». Долгое время Сахаров не осознавал, что Зельдович предполагал тут эпитет — научная истина.

Мир, в котором рождаются, живут и умирают научные истины, это мир человеческих отношений. Радоваться идее, которую высказал не ты, уметь признавать ошибочной собственную идею, совместно и бескорыстно искать истину и отважно защищать ее от невежества и глупости все это было присуще Зельдовичу. Однако для него чистая, высоконравственная страна науки отделялась от всего остального мира строго охраняемой им границей — очень колючей проволокой. Сахаров много позже понял, но не принял эту нравственную географию.

Близость с Зельдовичем многое значила для Сахарова не только потому, что их общение и работы Зельдовича по космологии «послужили толчком и отправной точкой» в возвращении Сахарова к чистой физике в 60-е годы. Дружба в науке — в главном деле жизни — создала у Сахарова иллюзию и близости общечеловеческой. В самом начале 70-х годов, уже совмещая физику с правозащитной деятельностью, Сахаров еще считал Зельдовича своим другом. [258]

Об их близости в 50-е годы свидетельствует разговор, оставшийся в памяти Сахарова:

258

Е.Г. Боннэр, интервью 31.1.97.

Зельдович однажды заметил в разговоре со мной:

— Вы знаете, почему именно Игорь Евгеньевич[Тамм] оказался столь полезным для дела, а не Дау[Ландау] ? — у И.Е. выше моральный уровень.

Моральный уровень тут означает готовность отдавать все силы «делу».

К этому Сахаров добавил:

Высказывание это, но-моему, не точно описывало отношение Тамма и было не вполне искренним со стороны Зельдовича. [259]

259

Последнее — колючее — замечание имеется только в английском издании воспоминаний Сахарова (Sakharov А. Memoirs. Transl. R. Lourie. New York: Knopf, 1990, p. 125).

Этот диалог не столько поясняет, сколько ставит вопрос о взаимоотношениях между четырьмя выдающимися теоретиками.

Тамм, Ландау и «дело»

Участники этого разговора стали трижды Героями Социалистического Труда за свой вклад в «дело» — создание советского ядерного оружия.

А речь у них шла об их учителях, чьи достижения в чистой науке отмечены Нобелевскими премиями. Тамм и Ландау получили также высшие государственные награды — Героев Социалистического Труда и Сталинские премии — за их вклады в ядерно-военное дело. И покинули проект они примерно в одно время, вскоре после смерти Сталина, после успешного испытания первой советской термоядерной бомбы.