Андрей Сахаров. Наука и свобода

По внешнему виду самой свободомыслящей выглядит подпись Зельдовича, стоящая выше других и с оговоркой «С критикой существующего состояния и необходимостью разработки нового закона о печати согласен» (петиция включала и «рабочий черновой проект закона о распространении, отыскании и получении информации»).

Подпись Сахарова от других отличается только более подробным указанием социального статуса «академик-физик, трижды Герой Социалистического Труда». То, как сильно отличался он от остальных своим служебным положением, по-настоящему понимали лишь те, кому петиция была направлена.

В феврале 1967 года власти получили и единоличное закрытое письмо Сахарова в защиту четверых инакомыслящих, преступлением которых был документальный отчет о деле Синявского и Даниэля. До Сахарова дошли слова министра Средмаша Славского по этому поводу: «Сахаров хороший ученый, он много сделал, и мы его хорошо наградили. Но он шалавый политик, и мы примем меры». В результате принятых мер зарплата Сахарова уменьшилась вдвое.

Вряд ли июльское письмо Сахарова о противоракетной обороне лежало в ЦК в одной папке с его февральским ходатайством и октябрьской петицией. В его же собственных размышлениях к началу 1968 года все три обращения к правительству находились рядом. Все три оказались безрезультатны. Но самой красноречивой все-таки была тщетность секретного июльского обращения. Предмет его относился к области профессиональной компетенции Сахарова и убедительнее всего подводил к выводам государственного масштаба.

Сахаров достоверно знал, какой тяжелой ношей для страны был военно-промышленный комплекс. Когда для Царь-бомбы понадобился Царь-парашют, то в стране приостановили производство нейлоновых чулок. А когда для какой-то бомбовой технологии понадобилась ртуть, надолго перестали делать градусники. «Страна ничего не жалела» — гласила шаблонная советская формула. Или правительство не жалело страну? Сахаров жалел. Экономическую отсталость СССР по сравнению с США было чем объяснить — разрушительная война с фашизмом и сталинская тирания. Принимая необходимость ядерного равновесия для предотвращения войны, Сахаров гордился тем, что придумал для страны столь дешевый щито-меч. В июльской статье для «Литературной газеты» он писал:

Утверждение о высокой стоимости термоядерных зарядов — легенда. В любой системе оружия такие заряды — самая дешевая составная часть.

Ему, однако, пришлось убедиться, что правительство готово отрезать от бюджета страны огромный ломоть на новую систему оружия, не желая даже один раз отмерить, не желая вникнуть, почему технические эксперты считают это не просто напрасной тратой народных денег, но и очень опасной авантюрой.

Сахаров мог допустить, что не все знает о действиях четверки, в защиту которой выступил в феврале; быть может, они и нарушили какую-нибудь букву закона. Мог допустить, что реальное осуществление свободы печати не так просто, как представлялось составителям октябрьской петиции. Но в проблеме ПРО он был информирован профессионально на самом высоком уровне.

Когда он писал, что ученые должны стать одной из главных опор мирного сосуществования, «противостоя империалистической реакции, национализму, авантюризму и догматизму», эти слова он адресовал Западу. Теперь выходило, что и внутри страны есть чему противостоять. Выходило, что советские «ястребы» не меньше нуждались в сдерживании, но советская печать была закрыта для открытого обсуждения жизненно важной проблемы.

Размышления об интеллектуальной свободе в 1968 году

В феврале 1968-го Сахаров начал работу над новой статьей «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе». Теперь он был свободен от соавтора — ни-в-коем-случае-не-диссидента. Ему предстояло изложить свое понимание мира — на основе своей компетенции и чувства личной ответственности.

Отойти от края пропасти — это значит преодолеть разобщенность

Статью свою Сахаров начинает с предупреждения о ее дискуссионном характере и заканчивает тем же: его цель — «открытое, откровенное обсуждение в условиях гласности». К дискуссии приглашал человек, не считавший себя «специалистом в общественных вопросах».

Однако исходным он взял вопрос, в котором мог считать себя специалистом высшего уровня, — угроза термоядерной войны, обострившаяся из-за проблемы ПРО. Уже в письме в ЦК — за полгода до того — рассмотрение военной техники он расширил до государственной экономики и политики, такое расширение требовалось существом дела. В «Размышлениях» он вышел за рамки военно-стратегической проблемы еще дальше, но с той же целью, — чтобы найти путь к устойчивому мирному сосуществованию и чтобы понять, к чему это сосуществование может и должно вести.

Один из вариантов «Размышлений» начинается эпиграфом из Шиллера «Только полнота ведет к ясности». [404] Подходящий эпиграф к поставленной им перед собой теоретической задаче. Перспектива гибели человечества в ядерной войне — катастрофа планетарного масштаба — требовала и соответствующего охвата.

Задаче практической моральной соответствует эпиграф (из Гете), с которым «Размышления» и пришли к читателям самиздата,

Лишь тот достоин жизни и свободы, Кто каждый день за них идет на бой.

404

Nur die Fuelle fuehrt zur Klarheit (Петровский Л.П. Неизвестный Сахаров // Вестник Российской Академии наук, 1996, № 5, с. 456).

Решение этой двойной задачи заняло у Сахарова несколько месяцев. Писал он, «в основном, на Объекте», вечерами. Закончив, несколько раз переделывал и все равно впоследствии весьма скромно оценивал свое произведение — «несовершенное («сырое») по форме», а о его содержании сказал:

В основном это компиляция либеральных, — гуманистических и «наукократических» идей, базирующаяся на доступных мне сведениях и личном опыте». [405]

Несовершенная форма действительно мешает содержанию, а наукократичность обрушивается на читателя в самом первом абзаце — в озабоченности автора, что «еще не стал реальностью научный метод руководства политикой, экономикой, искусством, образованием и военным делом». Хорошо, что уже в следующем предложении «наукократ» объяснил, что научным он считает «метод, основанный на глубоком изучении фактов, теорий и взглядов, предполагающий непредвзятое, бесстрастное в своих выводах, открытое обсуждение». [406]

405

Сахаров А.Д. Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе (1968) // Тревога и надежда. 2-е изд. М.: Интер-Версо, 1991, с. 11.

406

Там же. с. 12.

Так что «научный» здесь просто синоним слова «наилучший», и легко догадаться об отношении автора к науке.

При первом знакомстве с текстом не меньше бросается в глаза его «социалистичность». Свои взгляды автор называет «по существу глубоко социалистическими», не уточняя, какой смысл он в это вкладывает. Во всяком случае это уже не синоним всего самого хорошего, поскольку социализм не помешал установлению сталинизма и маоизма, пребывающих у Сахарова в одной категории с фашизмом, не помешал социализм и формированию в СССР нового господствующего класса «бюрократической номенклатурной элиты».

Сахаров как будто опирается на некоторые элементы «теории научного социализма», как она преподносилась с амвонов государственной церкви. Например, он пишет, что «капиталистический мир не мог не породить социалистического», явно не сочувствует «эгоистическому принципу частной собственности», четко указывает свою прописку: «мы, социалистический лагерь», безоговорочно положительно употребляет имена Ленина и Маркса, — но, впрочем, гораздо чаще у него звучит зловещее имя Сталина.

Фактически, однако, он подвластен не окаменевшим социалистическим заповедям, а лишь социалистическим чувствам. В тогдашней России чувства человеческой солидарности, социальной справедливости и уважения к труду для многих были связаны со словом «социализм».