Анекдоты Омирбека

Болгарский город Габорово объединил все болгарские анекдоты о скупцах, скопидомах, скрягах. Кстати, город Габорово – реально существует, процветает и никакого отношения к своему фольклорному тезке не имеет, хотя и устраивает традиционные ежегодные фестивали, посвященные юмору и сатире. Так же в действительности не является спопищем глупцов настоящее село Пошехонье. Но законы фольклора обратной силы не имеют: названия эти уже давно сделались нарицательными, они олицетворяют собою коллективного сатирического героя.

5

Некоторые юмористические и сатирические герои фольклора существуют уже по несколько сот лет (Насреддин, Бирбал, Бахлал, Мирали и др.). Это, так сказать, герои со стажем. Бирбал (книга его анекдотов впервые на русском языке вышла в 1963 году в издательстве «Наука») – один из самых популярных героев анекдотов в Индии и Пакистане. Анекдотические сборники бирбалианы выдержали десятки изданий – от академических, научных фолиантов до детских книжек. Бирбалинана – фольклор городской: то есть место действия 99-и процентов анекдотов – большой столичный город.

Истории, связанные с Бирбалом, могут быть отнесены к шедеврам юмористическо-сатирического народного творчества. Недаром они так широко известны в Индии и Пакистане и составляют своеобразную социальную фольклорную утопию: мечту о справедливом правителе, о властителе – защитнике бедных и т. д. Есть такие знатоки бирбалианы, которые могут рассказывать о добрых делах «справедливейшего и остроумнейшего из визирей» хоть целые сутки без перерыва, и, как во всяком фольклоре, анекдоты бирбалианы шлифуются, улучшаются, число их растет и сейчас. Казалось бы, все в порядке, и ученым остается только бережно классифицировать и анализировать накопленное анекдотическое богатство.

Но при исследовании анекдотов, связанных с Насреддином или Бирбалом (речь идет о мощных анекдотических скоплениях, насчитывающих многие тысячи единиц), возникает ряд вопросов, на которые не так-то легко дать ответ, потому что именно проблемы сатирико-юмористического фольклора изучены и разработаны менее тщательно, чем все другие вопросы народного творчества.

Вот, например, одно из наиболее загадочных явлений: почему даже коротенькая лирическая или героическая (а часто – лирико-героическая) фольклорная история с годами превращается в большую лирическую поэму, в дастан? Почему сказ или песня о подвиге, о сражении в течение всего каких-нибудь ста лет может превратиться в эпическое произведение? Почему существуют богатырский эпос и большие лирические поэмы и не существует юмористического или сатирического эпоса? Почему до нас сквозь века дошли – и в большом количестве – эпосы, поэмы и дастаны и не дошли сатирические произведения такого же масштаба?

А ведь юмор и сатира всегда тяготели и тяготеют к преодолению жанровой ограниченности, к созданию крупных форм. Одним из ярких доказательств этого может служить уже упомянутый выше процесс рождения юмористическо-сатирического героя.

Одна из причин создания такого героя – логическая необходимость сюжетного оформления накопленного за многие века богатства, организация первичной внутренней молекулярной структуры в хаосе юмористических и сатирических атомов.

Фольклор искал и находил всяческие формы обрамления, сюжетного нанизывания, создания циклов серий. Сказки Шахразады, «Сказки Попугая», Панчатантра, циклы о шильдбюргерах, пошехонцах и десятки других произведений народного творчества как нельзя более подтверждают, что поиски осюжетивания разнородного материала, попытки выстроить его в единый ряд, найти стержень для объединения самых случайных, на первый взгляд, сюжетов начались уже много веков назад.

Именно фольклор подсказал многим писателям эпохи Ренессанса форму их произведений. Классики юмора и сатиры – Рабле, Бокаччо, Гриммельсгаузен, а за ними – уже в более позднее время – Сервантес, Свифт, Шарль де Костер избрали для своих произведений классические фольклорные ходы.

Франсуа Рабле, автор бессмертных «Гаргантюа и Пантагрюэля», доказал не только неограниченные возможности сатирического романа, стоящего на твердом фольклорном фундаменте, но и уловил основную тенденцию фольклорных сатиры и юмора – тяготение к новым формам. Юмористические и сатирические молекулы охотно соединялись между собою, рождались качественно новые сюжеты, которые вырастали в сверкающее многоэтажное здание.

«Первой дошедшей до нас сатирической эпопеей» назвал роман Ф. Рабле Алексей Николаевич Толстой.

Знаменитый русский писатель А. Н. Толстой в предвоенные годы (1939–1941) активно занимался проблемами народного творчества. Он сетовал на то, что мало появляется юмористических и сатирических произведений, построенных на фольклорном материале.

Высоко оценивая работу Леонида Соловьева над образом Насреддина (роман «Возмутитель спокойствия»), Алексей Николаевич говорил:

– О Насреддине романов много уже есть и французских, и арабских… А вот об Иванушке-дурачке, русском чудаке-весельчаке, ничего еще не написано. Почему бы это?

Толстой считал, что писать произведения с уже готовым фольклорным героем масштаба Иванушки-дурачка или Насреддина и легко, и трудно. Легко потому, что образ-то, в целом, уже есть. А трудно потому, что нужны громадные знания фольклора, обычаев, истории той страны, того народа, о герое которого пишешь.

Классик узбекской советской литературы Гафур Гулям, который плодотворно занимался разработкой фольклорных сатирических сюжетов и достиг в этом больших успехов, передавая свой разговор с Толстым (в годы войны Алексей Николаевич некоторое время работал в Ташкенте) о народном творчестве, рассказывал:

– Мы много говорили о сатирическом эпосе. И решили – не может быть, чтобы его не существовало, Он был, но века нам его не донесли. Точнее – донесли, но только обломки. Как от старого большого города, занесенного песками, остаются руины, так и от веселых сказаний остаются лишь отдельные кусочки, которые мы сейчас даже и не воспринимаем как камни одной стены.

Гафур Гулям познакомил как-то группу московских писателей со стариком, знающим множество малоизвестных анекдотов о Ходже Насреддине. Старик этот рассказал, что его отец и дед были профессиональными сказителями. Отец пел песни, которые сам слагал, а дед – аскиабаз – помнил тысячи анекдотов.

– Но анекдоты о Ходже он никогда не рассказывал, – заявил старик.

Писатели удивились: как же так? Ведь о Насреддине знает в Узбекистане каждый ребенок?!

– Вы неправильно меня поняли, сынки, – усмехнулся старик, – мой дед никогда не рассказывал о Ходже коротеньких анекдотов, как это любят делать сейчас. Он знал длинные истории о приключениях Ходжи, такие длинные, что каждая из них занимала целую зимнюю ночь. Но тогда их никто не записывал. Да и кому это было делать? Ученые к нам не ездили, а весь кишлак был неграмотным. Да и грамотный не смог бы их записать: когда смеешься всю ночь, пальцы слабеют… Вот так и случилось, что or длинных историй остались у меня в памяти лишь коротенькие шутки…

Однако то, что рассказывал нам старик, нельзя было назвать «коротенькими шутками». Это были длинные цепочки анекдотов о Насреддине: один цеплялся за другой, тянул за собою следующий, и вместе они становились завязкой забавной истории, которая, в свою очередь, как мозаичная фреска, состояла из десятков стыкованных в единый сюжет анекдотов. Получались комические истории типа «Приключения Ходжи в бане», «Приключения Ходжи на базаре» и т. д. (Кстати, именно этот прием «стыковки» помог мне в работе над экспериментальной фольклорной повестью о Насреддине «Веселый мудрец», которая положила начало моему многотомному циклу книг о фольклорных весельчаках различных народов).