Ангел, автор и другие. Беседы за чаем. Наблюдения Генри.
Шрифт:
— Мы и пальцем не шевельнем ради того мира, который нас кормит, одевает, окружает роскошью. Вместо этого мы твердо намерены провести отведенное судьбой время в безжалостной борьбе за мяч. А если не играем сами, то наблюдаем, как швыряют мяч другие, до хрипоты споря о лучших ударах и подачах.
Возможно, именно это на языке избранных и означает «играть по правилам»? Удивительно, однако, что изнывающий от усталости мир, отказывающий себе во всем, чтобы содержать в неге немногих избранных, одобряет подобный ответ. «Чудак во фланелевом костюме», «помешанный» был и остается всеобщим любимцем, героем, идеалом.
Но что, если я всего лишь завидую? Дело в том, что самому мне до сих пор так и не удалось научиться ловко управляться с мячом.
VIII
Самый медленный из всех известных мне официантов тот, который обслуживает посетителей железнодорожного буфета. Даже дыхание этого человека, ровное, гармоничное, глубокое, заставляющее вспомнить лучшие качества отлично сохранившихся дедушкиных напольных часов, создает впечатление величия и душевного спокойствия. Он высок и солиден, одним словом, внушителен. Глядя на него, начинаешь верить, что попал в сказочную страну лотофагов. Непритязательный буфет мгновенно преображается в оазис отдохновения от шума и суеты окружающего мира. Да и обстановка способствует созданию образа. Наводящие на мысли о бренности всего сущего древние бифштексы разложены рядами, словно трупы в морге, и прикрыты муслиновым саваном. Блюдо с дохлыми мухами заботливо помещено в центр стола. Со стен смотрят рекламные картинки в рамках, воспевающие добродетели крепкого пива, портера и таинственного шампанского, явившегося, судя по изображению, из пустынных, необитаемых мест. Нескончаемое ровное жужжание насекомых навевает сон.
Невозможно сопротивляться царящему вокруг настроению. Вошли вы, рассчитывая за четверть часа съесть котлету и запить ее стаканом кларета. Однако в присутствии официанта идея начинает казаться не только легкомысленной, но и крайне не патриотичной. В итоге вы заказываете холодное мясо с пикулями и пинту пива в высокой кружке. Посуда подобного рода необходима, для того чтобы заслужить расположение британского официанта. Идеальный британский официант заставляет вспомнить о Средневековье. От тяжелой высокой кружки, которую он приносит, веет духом шекспировской поры. Неизбежно также присутствие похожего на мыло картофельного пюре. Немного позже появляется тонна сыра и миска плавающего в воде кроличьего корма (традиционный британский салат). Вы трудитесь, предвкушая дремотное состояние, неизбежное в определенной стадии насыщения. Оно поможет избавиться от остатков сожаления по поводу пропущенного поезда и освободиться от чувства неловкости, а возможно, даже от ощущения вины или невосполнимой потери. Все эти переживания принадлежат миру шумному, утомительному миру, который вы оставили за стенами станционного буфета.
Английский путешественник воспринимает неопытного иностранного официанта как тяжкую обузу и серьезное испытание. Когда же тот достигает совершенства, то есть начинает сносно говорить по-английски, я не перестаю им восхищаться. Возражения с моей стороны возникают только в том случае, если его английский хуже моего немецкого или французского. Впрочем, во имя собственного прогресса парень упорно пытается говорить именно на чужом языке. Лучше бы он подошел ко мне в какое-нибудь другое, более удобное время. Например, после обеда, а еще лучше завтра утром. Ненавижу давать уроки во время еды.
Кроме того, для человека с проблемами пищеварения подобные опыты могут закончиться плачевно. Один официант, которого довелось встретить в отеле французского города Дижона, очень плохо знал английский, не лучше попугая. Едва я вошел в ресторан, он резво вскочил.
— А, вы англичанин!
— Ну и что? — ответил я.
Дело было во время Бурской войны, а потому вполне можно было предположить, что месье намерен предъявить претензии островной нации в целом. Я оглянулся в поисках метательного снаряда.
— Вы англичанин, английский, да, — упрямо повторил официант.
До меня дошло, что бедняга всего лишь хотел задать вопрос. Я признался в грехе и, в свою очередь, обозвал его французом. Он не стал спорить. Завершив, таким образом, церемонию знакомства, я решил заказать обед и сделал это по-французски. Честно говоря, похвастаться блестящим знанием языка Вольтера и Руссо не могу, поскольку никогда не хотел его учить. В детстве инициатива всегда принадлежала взрослым. Сам я, подчиняясь внешним обстоятельствам, старался запомнить как можно меньше. И все же учителям чудом удалось впихнуть такое количество знаний, которое позволило
без особых проблем жить в тех краях, где люди не могли или не желали изъясняться иным способом. Вот и сейчас, предоставленный самому себе, я мог бы насладиться вполне удовлетворительным обедом, тем более что долгое путешествие и голод — верные союзники повара. Да и готовили в этом отеле хорошо. Как долго я мечтал о сытной трапезе! Воображение рисовало аппетитные блюда: consomme bisque, sole au gratin, poulet sautee, omelette au fromage.Большая ошибка — придавать значение плотским радостям, теперь я это отлично понимаю. Но тогда едва не сошел с ума. Дурень даже не хотел меня слушать. Он раз и навсегда вбил в свою чесночную башку, что англичане едят исключительно говядину и больше ничего. Все мои предложения были небрежно отброшены, словно лепет несмышленого ребенка.
— Хороший бифштекс. Почти не жареный. Да? — прошамкал он на ломаном английском.
— Нет, — решительно воспротивился я. — Не хочу ту штуку, которую повар французского провинциального отеля называет бифштексом. Хочу есть. Хочу…
Судя по всему, официант не понимал ни по-английски, ни по-французски.
— Да-да, — жизнерадостно перебил он. — И обязательно с курошкой.
— С чем? — в ужасе переспросил я. На миг показалось, что на своем странном языке он предлагает нечто вроде домашней птицы.
— Курошка, — повторил он. — Вороной курошка. Да? И святой певец.
Я с трудом удержался, чтобы не послать его к святым певцам. Думаю, он имел в виду вареную картошку и светлое пиво. Пять минут ушло исключительно на изгнание из атмосферы идеи о бифштексе. К тому времени как цель была достигнута, содержание обеда утратило смысл. В итоге я заказал pot-du-jour и телятину. По своей инициативе официант добавил что-то, по виду подозрительно напоминавшее компресс. Попробовать я не решился. Он, правда, не без труда объяснил, что это сливовый пудинг. Предполагаю, что он сам его и приготовил.
Беда в том, что самоуверенный парень типичен. За границей такие попадаются на каждом шагу. Они переводят на английский ваш счет, называют десять сантимов пенсом, обменивают валюту по курсу двенадцать франков за фунт и с энтузиазмом насыпают вам в руку пригоршню монеток стоимостью в одно су в качестве сдачи с наполеондора.
Официант-жулик — обычное явление в каждой стране, хотя в Италии и Бельгии эта порода встречается особенно часто. Но английский официант, попавшись на обмане, обижается — ему хочется выглядеть достойно. Мошенник-иностранец не теряет чувства юмора и не держит зла на дотошного клиента. Возможно, он несколько опечален вашим лексиконом, но лишь потому, что искренне волнуется за вас и ваше будущее. Чтобы успокоить, предлагает еще четыре су. Из уст в уста передается история о французе, который, не зная, сколько составляет плата за проезд, выработал собственную тактику и терпеливо выдавал лондонскому извозчику пенс за пенсом, до тех пор пока на лице последнего не появлялось удовлетворенное выражение. Должен признаться, что не очень верю в правдивость легенды. Давно и хорошо зная представителей данной породы, готов поспорить, что кто-нибудь из них и по сей день сидит, нагнувшись и протянув руку. Лошадь давно пала, коляска уже скрылась под кучей медяков, и все-таки на утомленном лице до сих пор не промелькнуло даже тени довольства.
Однако методика расчета пересекла Ла-Манш и проникла в сознание иностранного официанта, особенно того, который обслуживает в железнодорожном буфете. Он выдает путешественнику по одному су, монетку за монеткой, с видом человека, расстающегося с накоплениями всей жизни. Если спустя пять минут вы все еще выглядите недовольным, благодетель внезапно поворачивается и удаляется. Вы решаете, что щедрый европеец пошел распаковывать следующий сундук с мелочью, но, безрезультатно прождав четверть часа, начинаете наводить справки у других официантов.
Все они моментально мрачнеют. Вы затронули больную тему. Да, этот человек когда-то здесь работал, собственно говоря, еще совсем недавно. А вот что с ним произошло, они, увы, не знают. Но если вдруг когда-нибудь доведется встретить коллегу, они непременно сообщат, что вы ждете. А тем временем громоподобный голос оповещает, что поезд вот-вот уйдет. Вы поспешно убегаете, утешая себя тем, что могло быть и хуже. Хуже может быть всегда, а иногда действительно бывает.