Ангел-телохранитель

Кис представил, как Влад снова примет водки, проглотит свою таблетку, а потом Алексею его снова в постель оттаскивать…

Он отказался, сославшись на дела, и Влад простился с ним с заметным сожалением. Дернув Дуреху за поводок, он направился к подъезду.

Ничья собака и ничей человек.

Алексей, проводив взглядом его неприкаянную спину, догнал Влада:

– Только одну стопку. Я за рулем, понимаешь…

И ответил смущенной улыбкой на его косой благодарный взгляд.

Он ушел через полчаса – Влада быстро развезло (как и предполагалось), и Кис счел, что он согрел своим присутствием одинокие стены его квартиры, как мог.

Во дворе Алексей осмотрелся вокруг: «собачий час» еще не закончился… И он задал себе вопрос: ограничились ли заинтересованные лица прослушиванием? В это время даже без всякой собаки легко влиться в собачниковый вечерний променад: большинство зверей спущено с поводков, и где хозяин, а где его псина, часто весьма трудно вычислить… Под это дело легко затесаться в беспечную толпу собачьих хозяев и подслушать их с Владом разговоры… И не пора ли ему в этом свете начать проверять свою машину на предмет наличия бомбы?

Он, чертыхаясь, полез с фонариком под машину, высветил днище: ничего нет.

ПОКА НЕТ.

…На его этаже света не было. Алексею сие обстоятельство весьма не понравилось. Не выходя из лифта, он нажал кнопку и спустился со своего шестого этажа на три ниже. Открыв дверь лифта, прислушался: тихо. Он осторожно и почти бесшумно стал подниматься, вслушиваясь в тишину до головокружения.

Четвертый этаж. Все нормально.

Пятый этаж: света нет. Под ногами хрустнули осколки стекла. Понятно: разбили лампу. Недавно разбили.

– Мужики, чего надо? – спросил Кис вверх. Он не знал, там один «мужик» или несколько, но поставил множественное число на всякий случай.

Он долго ждал ответа. И, наконец, услышал:

– Разговор есть. Поднимайся.

Сильный кавказский акцент. В наемных убийцах много кавказцев ходит…

– Спускайтесь ниже, на четвертый. Я не люблю в темноте разговаривать.

– А мы на свету не любим. Иди наверх. Не бойся, мы на пару слов пришли, убивать не будем.

«Мы». Значит, не один. Значит, и впрямь пришли не убивать – на такое дело и одного бы хватило. Стращать пришли.

– Я вооружен, – соврал Кис.

– Хе, удивил! Мы тоже.

– Ладушки, – спокойно ответил Алексей и поднялся на свой шестой.

Из темноты выступили два невысоких, но плечистых силуэта. Кис понимал, что драться бессмысленно. Не исключено (но маловероятно, если честно), что он бы и справился с двумя, да дело не в этом. Дело в том, что у них есть для него слова. И он, уже зная наперед их содержание, все же хотел их услышать и убедиться, что не ошибся.

– Говорите, – сказал Кис. – Я весь внимание.

– Вежливый какой… – хмыкнул один. – Как ты думаешь, он вые…ся?

Его невидимый собеседник согласился с означенной гипотезой, и силуэты начали наступать на него.

– Мужики, давайте без кино. Говорите, раз пришли говорить!

Они остановились прямо перед ним. От кого-то из них остро и противно несло чесноком.

Кис молчал: все возможные инициативы он уже проявил и теперь просто ждал, что будет дальше.

И «мужики» молчали: нагнетали «саспенс».

– Так, – сказал Кис. – Если вам нечего мне сообщить, то я пошел.

И он повернулся к своей двери. Жест был с его стороны весьма нахальный, Кис это понимал. Теперь можно было ждать чего угодно: удара по голове, по шее и даже ножа. Но если они пришли за этим, то это и сделают в любом случае, хоть спереди, хоть сзади. И Алексей доставил себе удовольствие безразлично повернуться к ним спиной: а нечего было устраивать дешевые спектакли, он этого страсть как не любит!

Они его рванули на себя и сжали меж тел. Так сильно, что стало трудно дышать.

– Что, смелый, да? – дыхнули на него чесноком.

– А ты деловой, да? – с трудом прохрипел Кис. – Тогда дело говори!

– А вот тебе и дело! – И его сдавили так, что, кажется, хрустнули ребра. – Еще раз к Филиппову сунешься – раздавим, как клопа, понял?

Алексей уже совсем не мог дышать.

– Понял? Или тебе мало?

Требовался ответ, и срочно. Выдавив последний воздух из легких, он просипел: «Понял…»

– То-то!

Две фигуры отвалились от него и быстро потопали вниз.

Алексей отдышался. Где-то слева, в ребре, наверняка трещина: дышать больно.

Но он утешил себя тем, что не ошибся: вокруг Влада Филиппова творится какая-то странная мистификация, и деньги в нее вкладываются немалые. Следовательно, и интерес затронут большой.

Еще бы знать какой…

* * *

Прошло несколько дней. По правде говоря, Артем не верил, что они повторят попытку. После стольких неудач? Только самоубийцы могут на это отважиться!

Обойдя первый этаж, Артем поднялся наверх. Бесшумно подошел к двери спальни: тихо. Вот и хорошо. Правда, эта тишина лишала Артема повода войти к ней, чтобы ее утешить…

Дениска спал здоровым богатырским сном в другой комнате второго этажа, которую они делили на двоих. В самом начале Люля предложила отдельную комнату для племянника, но Артем категорически отказался: «Люля, не балуйте мне парня!»

У Артема было такое чувство, что, заняв обе комнаты, они тем самым займут почти весь дом. А Люля вообще не обязана была селить их у себя. Конечно, им обоим было бы куда хлопотнее ездить каждый день из Москвы и обратно, матерясь в пробках и не успевая заливать бензин в бак. Люля и так сделала гостеприимный жест – вот и хватит. Нельзя садиться на голову людям, пользуясь их добротой. Дениске будет полезно это усвоить. Сестра его слишком балует…

«А ты своих сначала заведи, а потом меня учить будешь!» – вспомнил Артем раздраженную реплику сестры в ответ на какое-то его замечание. В общем-то она права. Надо своих заводить, пора, давно пора – сорок лет.

Для этого надо начать с женитьбы. И при мысли о женитьбе Артему сделалось тоскливо. Он даже не заметил, как прижался лбом к стеклу темного окна в коридоре второго этажа, невидящими глазами уставившись в ночь.

Как жениться, на ком жениться? У него и раньше-то с этим делом ничего не получалось, а уж теперь… Теперь он уже отравлен Люлей. Понятно, что он не может быть с ней, они не пара. Но теперь будет всегда искать такую, как она, с ее удивительным сочетанием противоположных качеств. В ней деликатность, доброта, хрупкость неожиданно соседствовали с внутренней силой, даже мужеством. У нее был выраженный характер, вернее, это называется «индивидуальность». Человек со своим миром, со своим делом в этой жизни, со своим назначением…