Ангел в яблоневом саду

Я получила письмо на свой телефон и прочла. Получалось, что Сергей Гаранин обвинялся в том, что проник на дачу своей любовницы, Людмилы Нечаевой, чтобы напасть на ее мужа, Германа Нечаева, приехавшего на свою дачу для того, чтобы взять из сейфа наличными приблизительно два миллиона рублей. Есть свидетель, друг Нечаева, Владимир Тимонин, который дал показания. Он сообщил, что Нечаев хранил часть своих наличных денег на даче и что об этом, вероятно, знала его жена, но утверждать это он не может. Никто, кроме самого Нечаева и Тимонина, не знал о том, что тот едет на дачу, но, возможно, жена подслушала его телефонный разговор с Тимониным, из которого поняла, что Нечаев поедет туда в определенный день и час, и передала эти сведения своему любовнику, который дождался там Нечаева, напал на него в тот момент, когда тот открыл сейф, и Нечаев от испуга получил инфаркт и скончался.

Из заключения судмедэкспертизы выходило, что у Нечаева было слабое сердце и что смерть действительно наступила от инфаркта. Следов насилия на теле жертвы обнаружено не было. Одежда его также оказалась в порядке, что свидетельствовало о том, что вряд ли на него было совершено нападение. На нем в день смерти был белый летний костюм и белая сорочка. Ни пятен, ни следов борьбы, ни капли крови. Вдова призналась в том, что действительно находилась в связи с Сергеем Гараниным и что они нередко встречались на даче, где ее муж практически никогда не бывал; что она не знала о планах своего мужа в отношении покупки пруда и леса, как не знала и о том, что именно там он хранил свои наличные деньги. Она знала о существовании сейфа и даже видела, как ее муж открывал его, но это было очень давно, и, уж конечно, она не рассказывала об этом своему любовнику. И Гаранин не мог знать того, что Нечаев приедет на дачу за деньгами.

Но Сергей не мог украсть деньги. Журналистка ерничает по поводу того, как легко Гаранину удалось сбежать из кабинета следователя, которого отвлек его коллега, позвавший на помощь в свой кабинет, где вскрыл себе вены один насильник…

– Жаль, что нет ни слова о самом Гаранине, какой он, чем занимался и все такое, – вздохнула Глаша.

– Это я постараюсь узнать у его любовницы Людмилы Нечаевой, – сказала я. – Но обрати внимание, моя дорогая, как же везло этому Гаранину! Сначала на его глазах Нечаев открывает сейф, умирает от сердечного приступа, и Гаранину ничего другого не остается, как воспользоваться этим обстоятельством и забрать деньги. Потом, после того как его задержали (уверена, что он и не скрывался, чтобы не навредить себе, вроде как он ни в чем не виноват!), перед ним открывается дверь кабинета следователя, словно приглашая сбежать! Поверь мне, Глаша, я бы тоже сбежала. Инстинктивно. Деньги бы не стала красть, это да, но сбежать – точно сбежала бы, тем более, если бы знала, что на меня повесят всех собак, как это у нас умеют делать…

– Думаешь, его собирались обвинить в смерти Нечаева?

– Да просто уверена!

– Значит, ты думаешь, что Гаранин и есть наш «жилец»?

– Вполне допускаю. И если представить себе, что он рассказал даже всю правду одной из женщин, той, с которой познакомился первой, то, уверена, она бы посочувствовала ему и уж точно не стала бы воспринимать как преступника. Скорее наоборот. И проникшись этой историей, приняв сторону Гаранина, поделилась ею со своей близкой подругой. Если первой была Валентина, то она рассказала Наде, и та предоставила ему свою времянку.

– А почему Валентина не поселила его у себя? Хотя… К ней же приезжала племянница…

– Вот именно! А с племянницей, к тому же еще, как бы помягче выразиться, неравнодушной к мужчинам, сама понимаешь, Валентина не стала рисковать. Вот так. Если же он сначала познакомился с Надей, то та, соответственно, рассказала все Валентине и попросила не выдавать его, мол, давай поможем человеку, спасем его, невиновного, от тюрьмы.

– Думаю, сыграло то обстоятельство, что он хорош собой, этот Гаранин, – предположила Глафира. – Ну, или, во всяком случае, очень приятный внешне. Обаятельный, понимаешь?

– Думаешь, они обе влюбились в него?

– Уверена! Поэтому-то и молчали. Обе. Хранили его тайну.

– И сколько это, как ты думаешь, могло продолжаться?

– До тех пор, пока у него не появилась бы возможность воспользоваться украденными деньгами для того, чтобы купить себе новый паспорт на другое имя и уехать куда-нибудь в теплую страну, к морю. Я так думаю.

– А деньги? Их не нашли?

– О них нигде ни слова. Думаю, что не нашли. Иначе бы мне сообщили.

Мы разговаривали сначала вполголоса, по привычке, словно нас могли услышать, а потом и вовсе перешли на шепот.

– А гроза-то кончилась, – сказала вдруг Глафира. – Как тихо сразу стало.

А у меня было такое впечатление, будто время остановилось и мы выпали из привычного пространства. В голову полезли мысли о дочери, муже.

– Странно, Глаша, мне почему-то не хочется домой. Не то чтобы совсем не хотелось, ты должна понять меня… Словно мы сейчас делаем что-то важное, что непременно должны довести до конца. Как будто у нас какая-то миссия, что ли…

Глаша, конечно же, поняла меня, взглядом согласилась со мной.

– Ладно, Глафира, гаси лампу и давай спать. Завтра нам предстоит много дел. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Лиза.

И вдруг я услышала:

– Лиза, вот мы все говорим: «жилец» да «жилец», предполагая, что он их убил. Но Люба, соседка-то, сказала, что видела в окно, как коляску с мертвецами катила… женщина!!! В шляпке!!!

11. Надежда

Я когда его увидела, вся моя сущность отреагировала на него. Не знаю, как это сказать. Слово «любовь» настолько избито. Сейчас в моде другое слово, которое тоже понятно, ну, если, конечно, человек умный. «Химия». Вот, я была словно пробирка, и во мне происходила самая настоящая химическая реакция. Думаю, что сразу же поднялись температура и кровяное давление. Я смотрела на него, и все мои соки забродили, в ушах зашумело. Я представила себя в его объятиях. Понимаю, что это глупо, ну совсем глупо, но я ничего не могла с собой поделать. Сделалась как пьяная. Может, это произошло еще и потому, что у него цвет глаз совпал с моим… Все знают, что у меня зеленые глаза. Как знают и то, что волосы у меня рыжие, это мой природный цвет. Наши местные бабы спрашивают у меня иногда, действительно ли я такая темпераментная, как все рыжие и зеленоглазые. Что им ответить, дурам? Ведь они ничего не смыслят в любви, в страсти. Мы вот с Валентиной можем говорить об этом часами. Правда, у нас времени на это нет, но уж как только с ней сядем распить рюмочку-другую, так все эти наши мысли и вопросы вылезают. Мы словно сравниваем, как понимаем то или другое, особенно, одинаково ли мы чувствуем. Это так интересно. Но не с каждым человеком можно поговорить так откровенно, как разговариваем мы с Валюшей. А мы делимся нашими впечатлениями, анализируем их, чтобы понять всю суть любви, этой химии. Ведь это Валя рассказала мне, что прочла где-то, а может, и по телевизору услышала, что любовь – это химия. Я так скажу – скучное это слово. Может, оно и правильное – действительно, когда любишься, с организмом что-то происходит, но тогда про все можно сказать, что это химия. Вот, к примеру, не любишь кого-то, ну просто люто ненавидишь, и тебя прямо в пот бросает, и хочется броситься и надавать пощечин, а то и врезать в лицо кулаком, да, у меня такое бывает иногда, если я ненавижу человека (к примеру, Розку ненавижу, продавщицу нашу из магазина, такая любопытная, сучка!), так вот… Что же это получается, что ненависть и злоба – тоже химия? Ладно, бог с ней, с этой химией. Не знаю, куда уж меня понесло. Я же говорила о том, что со мной произошло, когда я только увидела Сережу. Ну, во-первых, он красивый, как бог. Высокий, стройный, у него ноги длинные. И сам он такой современный, подтянутый, чистый такой. Глаза прозрачные, зеленые, с черным зрачком, они как драгоценные камни, понимаете? А еще ресницы темные, густые. Ну очень красивый мужчина. А волосы светлые, немного были растрепанные, но это ему очень шло. И знаете, что еще раззадорило меня? Наверное, то, что он сидел в саду Валентины. То есть уже был как бы ее. Словно он вот вошел к ней и сразу же стал ей принадлежать только потому, что постучался в ее калитку, а не в мою. Хотя если бы завернул за угол, то увидел бы, может, меня, улыбнулся, поздоровался, спросил бы, не сдаю ли я комнату. А я в то утро выглядела на все сто! Я первый раз надела розовый шелковый костюм. Жакет с большим вырезом, чтобы грудь было видно, а юбка узкая, чуть колени прикрыты. И туфли у меня не сказать чтобы на шпильке, но на тоненьком таком невысоком каблучке. И волосы уложены, и помада розовая, в тон костюму, и сумочка беленькая. Словом, я была в то утро одета так, как если бы знала, что встречу свою судьбу. Да вот только судьба моя проморгала Сережу с самого начала.

– Познакомьтесь, Сергей, это Надя. Моя соседка и подружка в одном флаконе, – представила меня Валюша, страшно гордая за то, что этот ангел залетел именно в ее яблоневый сад.

Я собиралась было поздороваться культурно, сказать «здравствуйте» вместо обычного моего «здрасти», и даже ручку ему протянула, ну вроде бы как в шутку, для поцелуя, хотя никакого поцелуя, конечно, не ожидала, подурачилась просто. А рот мой возьми и ляпни: «Здрасте!» У меня так бывает иногда, начинаю говорить, а мой язык (враг мой!) выдает совсем не то, что хотела сказать. Может, я одна такая на белом свете, не знаю, может, так у всех, надо бы поговорить на эту тему с Валей…

Но он все равно улыбнулся мне, мы познакомились. И тут выяснилось, что ему нужно жилье, а Валя вспомнила про мою времяночку. Если б кто знал, как я тогда обрадовалась! И кто бы мог предположить, что моя времянка, построенная еще при царе Горохе, сослужит мне такую службу! Да разве я, увидев Сережу, могла предположить, что он поселится прямо у меня под носом, за окном? Что я буду видеться с ним едва ли не чаще, чем Валя! Что мне будет позволено подкармливать его, ухаживать за ним?! И это при том, что Борис никогда ничего не узнает?! Да это был просто подарок судьбы! И было грех им не воспользоваться.

Да, понимаю, Валя – моя самая близкая подруга, и подло было даже мечтать о том, чтобы быть с Сережей, тем более что еще перед тем, как Сереже поселиться у меня, Валентина сказала мне открытым текстом, что, мол, Надя, «он мой». То есть Сережа – ее собственность. Помнится, я даже попыталась сделать вид, что обиделась. Ты что, Валя, разве нужно меня предупреждать, ведь и так все ясно, тем более у меня есть Борис. Но Борис – разве он мой, разве он – моя собственность? И разве Валя, искушая меня красавцем Сережей, не провоцировала меня, не дразнила? Вот говорят же: не дразни гусей.