Ангел
Шрифт:
Эти твари ушли под лёд, насмерть «умыв» перед этим всю планету… И удавами дожидались своего часа. И теперь, как божий день, ясно, что их там куда больше, чем нам тут хотелось бы. Армиями и армадами в гости на чай не ходят, знаете ли…
Вот таков был сценарий их «праздничного визита». Я чувствовал, что прав. И прав не на сто, а на тысячу процентов.
А если учесть, что они и до сих пор здесь, значит… Это значит, что они и не покидали Землю. Вот почему их прибытие не зафиксировано нигде. Ни в каких анналах современности. Только в Библии. И только вскользь. И записаны там эти «свидетельства» в тех «детских» выражениях, что
И теперь уже явно напрашивался вывод о том, что со всеми этими событиями каким-то образом всё же связан и Господин Тунгус. Что-то не столь давно прибыло в нём на эту Землю. Что?
Раз «прибыл» я, то отчего же не прибыть подобной «попуткой» кому-то или чему-то, что они так давно и долго ждали. Что могла содержать та громоздкая «небесная посылка»? И кто знает, не отыскали ли они её ранее нас?!
Так что же за всем этим должно последовать?
Контакт? Долгожданный диалог цивилизаций? Вряд ли бы сторона, прибывшая на Землю с подобной, практически официальной целью, не заявила бы тут же о том, что Некто уничтожает их народ. Вроде меня.
Тут бы подняли такой хай, что даже мне вряд ли удалось бы к ним тогда подобраться. Даже после самого первого трупа. А так — тишина стоит такая, словно я переехал самокатом кошку, прибежавшую из соседнего города…
Тогда что?
Я рассеянно перевёл глаза на экран. Там шёл крутой боевик: в смятении металась по полю чья-то пехота, избиваемая безжалостно и талантливо успешно атакующими частями её противника.
Ответ пялился на меня с экрана, на котором талантливый режиссёр тонко обыграл и искусно воссоздал картину повсюду царствующей смерти. Моя голова словно сказала мне ласково о том, что я — большая умница и на правильном пути. Однако это отчего-то меня ни капли не утешало. Загадок на самом деле стало только больше, и я ни на йоту не приблизился к их решению.
Пожалуй, никогда ранее не было моей душе так пусто и тоскливо.
А горы надрывались уже от горестного плача…
Глава XVIII
Прошли положенные трое суток для решения вопроса о сохранении или аннулировании статуса убежища. По инструкции, если в течение этого времени от командования не поступало известий и указаний, Бункер переходил на боевой режим. Это значило, что на его территории вводилось Чрезвычайное положение и законы военного времени.
Дик старательно заполнил очередной формуляр и отложил его в сторону. Им приходилось становиться на довольно-таки скудное довольствие. Для чего необходимо было написать гору бумаг и пройти целую дурацкую процедуру. Питание было предложено не слишком роскошное и однообразное: концентраты, сухие белковые смеси и сушёные продукты из разряда военного пайка в экстренных условиях.
«Ничего против этого не поделаешь. Будем жрать. Кто будет против — термитная печь Убежища переработает. Здесь никого перевоспитывать не будут», — Дик невольно поёжился. «Нужно выжить, а там наедимся всего, чего утроба пожелает. Как выйдем отсюда. Если выйдем. Ну, этот идиот Робинсон способен довести до падучей кого угодно».
Так уж получилось, что среди персонала оказался и пройдоха Джим Робинсон. Естественно, куда ж без него! Специалист, чтоб ему пусто…
Пожалуй, Дик предпочёл
бы остаться наверху, чем полтора года, без возможности «отдыха», ежедневно видеть рожу кудахтающего без умолку Джима. И не дай Бог быть при этом с ним в одном боксе!Отчего-то тот воспылал прямо-таки братской любовью именно к Дику. Не проходило и дня, чтобы он не пытался докучать вопросами и неуместной заботой. Нет, ничего предосудительного в плане сексуальной ориентации!
Просто неведомо по какой причине Робинсон взял «опекунство» над Диком. Причём делал это так, словно чернокожий оставался его единственным и самым любимым родственником на свете. И чем сильнее, чем активнее были попытки Джима сблизиться с Диком в товарищеском плане, тем более отвратительным казался тому стареющий «братишка».
Тяжело вздохнув, Дик едва успел подумать о том, что, пожалуй, «нет на свете радости полезней, чем отсутствие Джима и любых болезней», как дверь тихонько отворилась, и в образовавшуюся щель просунулась улыбающаяся шире ковша экскаватора рожа «специалиста дальней спецсвязи»…
— Ты?! — Дик едва не задохнулся от неожиданности, — так быстро на мысли о ком-то не являлся ещё никто на его памяти.
«Прямо как чёрт, помяни, и появится из воздуха тут же!» — он ошарашено покачал головой.
— Привет! А что, ты тут ждал девушку на свидание? Не рад? — Рыхлая скотина изобразила на лоснящейся физиономии умильное удивление задетой добродетели.
— Как же не радоваться, прямо свет в оконце… — пробурчал невнятно сержант, старательно делая вид, что крайне заинтересован лежащим перед ним листком с данными позывных. При этом не заостряя внимания на том, что разглядывает его вверх ногами.
Казалось, втискивающийся в подпёртую стулом дверь отсека Джим не обратил никакого внимания на жалкую уловку Брэндона.
Он с порога бодро взял быка за рога:
— Друг мой! — При этих словах чернокожего покоробило. — Отныне мы с тобою — «единый рабочий организм»! — Поднятый вверх грязный палец должен был, видимо, символизировать важность момента.
— Хорошо, хоть не «внутренний орган», Джимми… — унынию Дика не было предела. Вот и доигрался в мысли! Накаркал, одним словом. Сам себе накаркал!
Подавив мучительный стон, Брэндон решил впредь в общении сдерживаться, дабы не нахамить. Скорее всего, капитану Хора это не понравится. И придётся иметь немало неприятных минут в общении с ним. Как ни крути, а работу придётся делать. Даже в паре с таким занудой.
…Ранний скудный «завтрак» оптимизмом не заряжал. Уже первые три дня подобного «питания» породили у изнеженных качественной пищей людей массу изжог и запоров. Вместе с ними приходило и незаметное привыкание к рациону.
После того, как размоченную водою «пищу», а именно белково-зерновые пресные брикеты, наскоро закинули в позёвывающие рты, в помещение внезапно вошел полковник Ларсен. Здоровенный, как битюг, он, тем не менее, был довольно культурным и грамотным человеком, что в корне опровергало бытующее повсеместно мнение, что чем здоровее и кряжистее мужик, вояка или спортсмен, тем мельче при нём мозг. Если говорить начистоту, так оно чаще всего и бывает. Так что полковник был, скорее, приятным и редким исключением из общих правил. Однако глаза его, наряду с тактом и умом, светились ещё и серой сталью жестокой решительности. У него на всё было лишь одно верное мнение, — его собственное.