Ангел

Особенно, если бы он вдруг узрел, как под напором гигантского, стремительно растущего торса трещит и лопается на нём крепкая джинсовая ткань, и сквозь её нитяные обрывки прорывается на волю бушующая, неукротимая плоть.

Я смотрел на собственное «не Я» оторопело и никак не мог взять в толк, наяву ли всё это, или я нахожусь в той шизоидной фазе сна, отвечающей за мнимую полуявь, из которой прут и прут ночные ирреальные кошмары…

…А потом мне на секунду стало действительно страшно…

Пожалуй, лишь тот «личностный капкан», которым полновесно наделил мою вторую «сущность» доселе неизвестный мне шутник, приводящий меня в это нынешнее чудовищное состояние, позволял мне не сойти в тот же миг с ума.

Уверен, что подобного зрелища, особенно на палитре собственного тела, не выдержит никто из обычных людей. Разве только тот, кто уже и так сумасшедший…

Однако моя, привычная мне в повседневной жизни натуральность, сумела пробиться сквозь барьер тотального контроля лишь на краткий миг, а затем пелена умиротворения, упавшая на мой рассудок, превратила все впечатления и мысли в обыденность, заставила умолкнуть все лишние эмоции и мысли…

Я находился в полном сознании и трезвом уме. Всё на этот раз, как я понимал и мог оценивать, происходило словно нарочито медленно и торжественно. Будто с тем, чтобы я сам мог в полной мере ощутить и оценить бремя и величие своего «триумфа».

Запомнить и отложить в памяти каждый их оттенок, каждое движение и событие, отражающие моё отнюдь не будничное преображение.

Словно тот, кто ставил сей неописуемый и грандиозный спектакль, оставил мой «выход» для меня же самого на закуску, как последний штрих в непонятной мне до сих пор, но поистине великой Пьесе Перемен.

…Меня словно до бровей накачали обезболивающим в совокупности с депрессантами и кинули в пылающее жерло действительности. При этом я абсолютно спокойно мог наблюдать за происходящим, не теряя рассудительности, способности адекватно реагировать на происходящее и делать вполне осмысленные выводы и движения.

Иными словами, я помнил всё. Весь процесс, от мелочей начал и до понимания глобальности затеянных деяний.

Надо отметить, что вместе с бесконечно готовым восклицать по поводу необычности момента удивлением из головы попутно выветрились все впечатления прошлых дней. Всё стало неважно, будто всё встало на те места, откуда и должно изначально расти.

Самое странное заключалось в том, что я сам начал считать своё нынешнее состояние единственно правильным и естественным из всех возможных…

И чётко осознавал, что вот оно и пришло — долгожданное время действовать.

К вящему своему удовольствию, я вдруг осознал, что всё, что мне предстоит отныне сделать, есть правильно и справедливо. И что всё, что происходит со мною, есть лишь логическое завершение давно и скорбно разыгранной кем-то партии Жизни.

…Подняв внимательную голову и прислушавшись, моя совесть одобрительно заворчала и, спрыгнув решительно с полатей, с готовностью пристроилась рядом, изготовившись к совместному «походу».

Поэтому я без сомнений и колебаний открыл, а точнее, просто отломил крышку багажника машины, отбросил в сторону дверцу и достал свёрток. Не могу передать, с каким тайным, тихим наслаждением я облачался в эту крайне удобную, словно по мне сшитую, одежду…

Я находил её совершенной.

Казалось, каждая её складка понимает и чувствует меня лучше, чем тысяча умудрённых повсеместным дебилизмом психиатров. Чем миллион искушённых гейш и массажисток.

Я не чувствовал её веса. Она была будто соткана из лоскутов небесных сфер, из невесомого шёлка облаков и неги первых лучей на восходе.

Она ласкала моё могучее тело, словно мать дитя, и примиряла меня с жестокой и неразумной действительностью Бытия.

Ровно колыбель, она вбирала меня и защищала в своих объятьях.

Когда же я достал и поднял перед лицом на согнутой в локте руке не виданное более одного раза никем из живых оружие, вгляделся в тонкую, едва уловимую лазурь его безупречного зеркала, я впервые осознал, что сила Миров есть ничто по сравнению с совершенством Права дарить или отнимать Источник. Саму жизнь.

И что мерилом этой доверенной мне Правоты на данный момент служит именно то, что так приятно и уверенно отягощает мою руку…

…Словно зачарованный, я не мог оторвать глаз от этого Совершенства, от сочетаний изящества, мощи, исключительной функциональности и чёткости линий. Это было совершенное, непостижимо ПРАВИЛЬНОЕ оружие.

Из перламутровых глубин его необычного, неземного блеска на меня глянула и дохнула леденящим равнодушием неведомая и непознанная разумными существами Изнанка сверхдальней Вселенной, в заунывном покое и пении которой любовались собою и величаво плыли к собственному забвению бесконечно далёкие, дикие, необузданные и бесчувственные звёзды…

…Когда я выпрямился на поляне во весь свой рост, держа в руке средоточие неземной, ужасающей мощи, я представлял собой образец спокойствия и холодной, равнодушной решимости.

На мгновение мне даже показалось, что даже гордый лес облегчённо вздохнул, ласково зашумел и покорно склонился предо мною в почтительном поклоне.

И последним, чем мигнуло моё сознание, было остро возникшее понимание того, что тот, «первый» я, словно пристально наблюдает за происходящим, почти с одобрением во взоре провожая спину уходящую по Зову «вторую» свою половину…

Вот в таком состоянии я и двинулся в сторону всё расширяющегося ареала света. Уже безо всяких колебаний. Думаю, встреть я там вместо загадочного светоча фары тяжёлых танков, прошёл бы сквозь их броню, даже не оцарапавшись.

Я шёл, почти зная, что именно там увижу.

Медленно, но беспрестанно вращаясь, посреди огромной поляны, освещаемой внезапно выглянувшей луною, зависла разросшаяся до неприличных размеров сфера. По её молочно-кристалльным бокам пробегали едва уловимые глазом сполохи тончайших разрядов. В глубине голубела туманная «муть» ядра.

Её периметр опоясывало подобие золотистого обруча. Будучи неподвижным, он как бы составлял основание для вращения всей «фигуры». Около трёх метров в поперечнике, сфера выглядела живой. Она непрерывно вспучивалась клубами «тумана», переливалась внутри себя подобием невесомого «желе», как если б в ней варили разноцветный газовый концентрат, который никак не хотел смешиваться в однородный по составу компонент.

За плотными сгустками «дыма», перетекающего из светло-серой в светло-фиолетовую окраску, двигались сноровистыми, шустрыми рыбками неясные тени, которые будто прятались от случайного наблюдателя,