Ангелическая по-этика
Шрифт:
В заключении разговора о «евангельской» части текста книги кажется необходимым привести следующие доказательства Бытия Божия по К.Кедрову:
7 доказательств существования Бога К. Кедрова:
1.
Бог существует, потому что существует Поэзия
2.
В воздухе скомкан Бог
3.
Из неразжатых уст
вылетает слово
оно прозрачно
и оловянно
как
поглощенная псевдосферой
оно пульсирует
и напоминает Агни
4.
Господи, пошли мне твой чай из звезд
с лимонной долькой луны
Я сказал чаю:
– Чаю воскресения мертвых.
– И жизни будущего века –
отвечал чай.
– Аминь.
5.
Чижик-пыжик, где ты был?
Чижик-пыжик, где ты?
– Был.
6.
Свет – это голос тишины
Тишина – это голос света
Бог – это прикосновение боли
Боль – это прикосновение бога
7.
Бог есть субстанция с бесконечным множеством атрибутов
Бог есть субстанция с бесконечным множеством
Бог есть субстанция с бесконечным
Бог есть субстанция
Бог есть
Бог
Еще одной глубокой космологической аналогией метаметафоры стала система многомерных пространств в западноевропейской математике конца XIX начала XX века. Наряду со Словом, число есть великая предначальная сущность Бытия. То, что не может выразить язык каждым отдельным своим понятием – чувство бесконечного – число утверждает своим существованием. Бесконечность – высшая форма абстрактного, не имеющая земной формы. Не случайно античная философия в сияющие высшие сферы поместила небосвод Предвечных Чисел. Число, возникая в конце всякого органического бытия и энергии, не связанное чувственно с жизнью или смертью, является высшим бесконечным законом Вселенной. Оно царствует над всем материально-энергетическим космосом, подверженным преобразованиям, изменяет и перетасовывает синтаксис Вселенной, не нарушая при этом порядка целого. Могучее внутреннее родство Слова и Числа появляется в анаграмматическом свойстве языка (в принципе зеркальности), ключ к нему – в строении слова – термина, обозначающего процесс возведения плоскостного 2-х мерного пространства в эн-мерное – бесконечное.
В структуре слова Логарифм открывается главный голографический принцип строения Вселенной как зеркально заРИФМованного пространства посредством ЛОГОСа (слова- отношения). Этот единый голографический код в космологии К. Кедрова получил название метакод.
Первым шагом к метаметафоре стала замена трехмерности – а3 на эн-мерный пространственный континуум. Число «вывернулось» из своего земного значения – величины в космическое число – отношение. Млечный Путь стал функцией на кватернионах векторальной бесконечной системы координат (одна из величественных фресок распятия, начертанного в звездном пространстве).
Сакральные качества числа – покой, вечность, неуничтожимость, способность не отражения, а выражения любой неумопостигаемой сущности приближают его к божественной субстанции.
Не случайно все божественные атрибуты античных, восточных
магических и христианского культов (весы, незрячесть,открывающая все визуальное, одновременность действий – операций и множественность мысли, связаны с числом и являются его свойствами.Невыразимый символ, по своей красоте равный непроизносимому священному имени и его совершенное выражение – знак Бога – бесконечность в степени n.
АНГЕЛИЧЕСКАЯ ПОЭТИКА – II
Вкус и аромат звезд я ощущал с детства. Сладкий, горчащий Сириус, красно-синий, кислинка Кассиопеи и парфюмерная волна от Б.Медведицы. Мама звала меня звездочетом, но одновременно я был дирижером. Услышав любую музыку из черной настенной тарелки я тотчас же начинал дирижировать. Я не различал мелодию – дирижировал каким-то шумом и грохотом.
Хор звезд для меня не абстрактное понятие, а вполне слышимое звучание. Оно давно превратилось в мои стихи. Если бы я дирижировал музыкой своего стиха, то давно бы превратился в сторукого Шиву. Тысячеустое и тысячеглазое небо целовало меня своим светом и ласкало ресницами звезд. Неправда, что Рай невидим – поднимите глаза к небу – он перед вами. Фламмарион утверждал, что если бы звездное небо было видно лишь в одном месте земли, туда стекались бы миллионы паломников.
Но еще большего поклонения достойно небо невидимое, открытое Альбертом Эйнштейном. Как бы не был ужасен XX-й век, он открыл и сделал достоянием науки потусторонний мир космоса. Мчаться со скоростью света, значит видеть мир глазами Ангелов. Ангелическое светозрение великого Альберта – это современная живопись и метаметафора в поэзии. Никакая церковь не открыла мне столько, сколько увидели Лобачевский и Эйнштейн. К сожалению физики и математики говорят о Рае языком ада. Перевести на райский язык Эйнштейна впервые попытался Павел Флоренский в книге «Мнимости в геометрии».
Однако ни в одной книге я не нашел того бесконечного интимного вовнутрения всего мироздания, которое мне свойственно от рождения. «Между поэтом и музой есть солнечный тяж», – сказал Алексей Парщиков. Тяж между собой и вселенной, а еще вернее между собой-вселенной это сладкое втягивание себя в иные миры и еще более сладкое втягивание в себя всех миров. И не отдельной чакрой, а всем внутренним и внешним, правильнее внутренне-внешним своим существом.
Мой мир не делится на внешний и внутренний, на космос и тело, на дух и материю. Материя духовна, а дух телесен. Жизнь переполнена присутствием смерти, а смерть бурлит жизнью. Мужчины и женщины единотелые существа, разделенные только внешне. Также чисто внешне разъединены мы со звездным небом.
«Звезды – мои кишочки», – сказал мне мой крестник Андрюша Врадий, когда ему было 6 лет. В 7 лет он уже намертво об этом забыл. Моя звездная память простирается к моменту рождения, когда сладкий тяж повлек меня сквозь стягивающее пространство в нынешний мир. И был момент когда между внутренним – материнским и внешним моим миром, не было грани. Видимо это был один мир до разрезания пуповины. Травма от этого перереза была настолько велика, что я упорно не хотел жить пока мудрая женщина-врач не поднесла к моему рту ложку стерляжьей ухи.
Каким образом удалось раздобыть стерлядь в Рыбинске 42-го года под нескончаемыми бомбежками, это большая тайна. Позднее я узнал, что в рыбинских лесах в 18 веке один
из моих предков Челищевых основал обитель Розенкрейцеров и он же был командующий всей артиллерией. Кроме того, в год моего рождения, 42-й, в Рыбинске скончался девяностолетний дешифровальщик звезд Николай Морозов. Видимо ко мне подключилась его душа, и я стал на всю жизнь «звездочетом». Поразительно, что Морозов видел в Библии только планеты и звезды и совсем не замечал созвездий. Подобно исследователю сказок Афанасьеву он частенько описания созвездий принимал за форму облаков. Эта слепота на созвездия была весьма характерна для так называемой солярной – солнечной школы.