Ангелочек
Шрифт:
Теперь Лешка вернулся не к ночи, как в прошлый раз, а утром следующего дня. И опять со светлым взглядом, в котором ни на гран не отражалось раскаяния. Видимо, он решил, что второй раз все обойдется. Не обошлось: Кузя отправила бабушку во Псков, устроила Лешке выволочку по первому разряду, с применением не рекомендуемых педагогикой ремня и мокрой тряпки, и пошла по всем Лешкиным дружкам женского и мужеского полу – искать правду. А когда она ее, эту правду, нашла, то совсем не обрадовалась. Выяснилось, что 12-летний ангел Леша во все эти отлучки на каком-то чердаке пил портвейн в компании половозрелых
Кузя сосредоточилась и обратилась к сыну то ли с предложением, то ли с приказанием:
– Вот прямо сейчас, будь любезен, сядь и напиши мне подробно распорядок своей жизни на следующую неделю.
Лешка поднял на нее ангельский взгляд:
– Зачем?
– За тем, что ты начинаешь новую жизнь, и не дай тебе бог…
Лицо Кузи приобрело настолько зверское выражение, что сын сразу схватился за шариковую ручку. Через 50 минут планчик был готов.
«Понедельник – тусуюсь с ребятами во дворе дома № 15.
Вторник – тусуюсь с ребятами в подвале дома № 11.
Среда – катаюсь на мотоцикле с Сенькой.
Четверг – тусуюсь с ребятами в подвале дома № 27.
Пятница – тусуюсь с ребятами на чердаке дома № 4.
Суббота – занимаюсь».
– Чем? Чем занимаешься?! – взревела Кузя и схватилась за сердце.
В общем, пришлось срываться посреди учебного года и волочь ребеночка к бабушке на временное проживание. Все-таки Кузе надо было иногда и работать, а не только бегать в поисках своего ангелочка по подвалам и чердакам.
Школу Лешка закончил во Пскове – правда, всего восемь классов, – и навсегда решил остаться у бабушки. Ему понравилось жить на пенсию старушки и подворовывать у нее же кое-что на продажу. Иногда он приезжал к Кузе, которую после всех событий хватанул инсульт и значительно перекосило. И всегда от него попахивало… Нет, не перегаром – свежачком.
А бабушка звонила вслед:
– Ты уж там не обижай нашего ангелочка!
Гнусная история любви
Мои отношения с Усиком носили условно-родственный характер: он считался моим братом. Именно считался, поскольку придумали мы это сами – после того как устали объяснять навязчивым окружающим, что это я не любовника себе молодого завела, а мы просто дружим.
В дружбу мужчины и женщины никто не верил, – только моя мама. Она знала меня лучше всех.
На самом деле Усик был бывшим любовником моей бывшей подруги, и нас это в какой-то мере не то чтобы связывало, но объясняло момент нашего знакомства. Парень он был что надо, а Усиком назвала его я, сократив до неузнаваемости имя Николай. Он ввел меня в свою мужскую компанию, и таким образом организовалось устойчивое сообщество: Яшка, Мишка, Усик и я. С ними было весело и вольготно, и ни разу к нашей четверке не присоединялись женщины, разве только в одномоментных вариантах.
Мальчишки были не только разными сами по себе, они и в моей жизни исполняли различные роли. Яшка общался со мной ночами по телефону, при этом он никогда и никуда меня не приглашал. Его
мама даже прозвала меня телефонной подругой. Мишка же, наоборот, всегда зазывал меня то в филармонию, то в кинотеатр. И всегда после посещения каких-то просветительских мероприятий я приглашалась к нему в дом на обед или ужин. Столы там накрывались, как в лучших ресторанах, а мама с папой были настолько великосветски-любезны, что создавалось впечатление раута или другого дипломатического приема.С Усиком же я бывала абсолютно везде, и даже ездила с ним отдыхать в Пицунду и справлять Новый год в Таллин. Разнообразные Усиковские девицы, искренне считая меня его то ли двоюродной, то ли троюродной сестрой, всячески подлизывались и выведывали планы Усика на жизнь. Каждая из них всерьез надеялась пойти с ним под венец.
В доме у меня он считался настолько своим человеком, что мама специально готовила его любимые блюда, а папа время от времени спрашивал: «Ну как дела у твоего брата?».
И вдруг протекающая и вполне устраивавшая меня действительность стала плавно искажаться, словно в кривом зеркале. Началось с Мишки.
Мы ехали из очередного театра.
– Ты никогда не задумывалась над тем, чтобы уехать?
– Куда? – я была еще под впечатлением от спектакля и даже не обратила внимания на его какой-то подползающий тон.
– В Америку. Все едут в Америку.
– Господи, Мишка! Что там делать-то?! Чем дома хуже?
– Там возможностей больше, – сообщил он мне уверенно.
Я посмотрела на его лицо и поняла, что он серьезен как никогда.
– Мишенька, дорогой, я об этом как-то не задумывалась… А ты что, хочешь уехать?
– Я не просто хочу, я уже все решил и предлагаю тебе ехать со мной.
– В качестве кого? – я обалдела.
– В качестве жены, конечно, – сказал Мишка. – Папе с мамой ты очень нравишься.
Внутренне я просто рухнула и обвалилась, поняв, что все мои посещения семейных застолий были заранее спланированы и являлись многосерийными смотринами.
– Не-ет, я не поеду. Во-первых, у меня здесь родители, а во-вторых, никому я с моим гуманитарным образованием за границей не нужна.
– Подумай, – попросил Мишка, и мы вышли из троллейбуса.
Домой я пришла совершенно потрясенная и сразу стала все подробно рассказывать маме, которая, как всегда, ждала меня на кухне. Мама внимательно выслушала и сказала:
– Татьяна, только такая дура, как ты, могла не понять, к чему идет дело.
На «дуру» я совершенно не обиделась. В нашем доме, где никогда не ругались бранными словами, только «дура» и «паршивка» были в ходу, да и то носили укоризненно-ласкательную окраску.
– А что я должна была понять? Что Мишка соберется сменить флаг над головой?
– Нет, – терпеливо сказала мама. – Запомни: это ты с мужчинами дружишь просто так, а если мужчина дружит с тобой, то ты ему нравишься.
– Как? – решила уточнить я.
– Как женщина! А если ты этого не поняла, то ты трижды дура.
Я глубоко задумалась.
– Мам, а ведь Яшка и Усик тоже со мной дружат.
– Значит, тоже нравишься. Подожди, еще увидишь.
Мама была, конечно же, права, и ждать пришлось не вечность.