Ангельское предательство

— Ты понимаешь, что не сможешь забрать у меня силу наследника? — процедил он сквозь зубы, смотря на жену надменным взглядом и всё ещё держа кончик копья у её груди.

— О, я не сомневаюсь, что ты побеспокоился об этом. — Камилла выглядела спокойно и смиренно. — Я даже не чувствую, что сила отвечает на мой внутренний призыв.

— Хочешь узнать, почему?

— Если честно, мне всё равно. — она опустила взгляд, теряя любой интерес к разговору.

Подобная холодность пробуждала в Этьенне обжигающую ярость. Он не понимал, почему эта женщина остается столь равнодушна ко всем его свершениям. Истинно великим свершениям! Пусть он не хотел этого признавать, и всё же Камилла была для него той, чья поддержка нужна больше всего. А если не поддержка, то хотя бы гнев, слезы, непонимание. Что-нибудь! Но она словно осознавала эту горячую нужду в себе и продолжала оставаться немой к просьбе мужа проникнуться всей грандиозностью его задумки.

Тогда Этьенн нервным, резким движением свободной рукой дернул свою белоснежную рубаху столь сильно, что та порвалась. Дыра образовалась ровно в области груди, но за ней не было заметно ничего особенного. Кончик копья ангела потянулся вверх, касаясь подбородка Камиллы подобно игле, что поддевает маленький стежок, и заставляет тот подняться. Она не противилась, оставаясь в образе механической куклы, энергия в которой кончалась, а ключ был навсегда утерян. Всё тот же стеклянный взгляд обжег Этьенна своим равнодушием хуже любого огня.

— Я не понимаю, что ты хочешь сказать мне.

Ангел усмехнулся. Злобно, ядовито, надменно. Будто пришел его час раскрывать карты. И в руке он держал флеш рояль, не меньше. Он провел свободной ладонью по обнаженной части груди, словно стирая с неё иллюзорную краску. Точно также после он смахнул это нечто в сторону, избавляясь от уже ненужных остатков магии сокрытия. Взгляд Камиллы впервые вздрогнул и тут же снова медленно погас от терпкого осознания действительности. В груди своего возлюбленного на месте сердца она увидела торчащую часть большого чёрного кристалла. И пусть он выглядел как большая драгоценность, пропитанная самой силой жизни, и всё же это был холодный кусок камня.

— Вот как… — тихо, безжизненно шепнула она.

— Да. — Этьенн расплылся в широкой улыбке.

И лишь Рафаэль, стоящий подле отца, никак не мог понять, что происходит. Он чувствовал себя не на своём месте. Каждое отточенное движение лезвия возле груди и лица матери становились пыткой для него самого. Ему обещали другое. Обещали, что она обязательно всё поймет. Теперь же чувство несусветной горечи давило на легкие, мешая дышать. Но в то же время ангел понимал, что ему поздно отступать. Он лишь крепче сжимал кристалл, будто находя в нем подтверждение того, что всё это не зря. Иначе… иначе как он сможет жить с той ошибкой, которую сегодня совершил?

— Ты заменил своё сердце на камень лишь для того, чтобы я не смогла забрать свои силы обратно? — в голосе Камиллы всё же отразилась небывалая тоска.

— Долгие годы я скапливал ту силу, что ты давала мне, в этом камне. Можно сказать, я создал аналог Слезы Авеля, который теперь ты сможешь забрать, лишь если разобьешь его или вытащишь из моей груди. Но ты никогда не сможешь пойти на подобное. Ведь ты слаба, Камилла. Ты прячешься за своей светлой добротой, не понимая, что это не благодать, а смертельная зараза, язва, чума! И она убьет не только тебя, но и весь наш народ.

— А ты, значит, тот, кто хочет излечить всех ангелов от этой болезни? — Камилла говорила тихо, точно с каждым словом она умирала внутри.

— Именно так. Сила наследников должна быть у тех, кто готов менять этот мир.

Вдруг уголки губ наследницы поднялись вверх. Она улыбнулась. Измученная, кривая улыбка показалась на её устах, придавая опечаленному лицу неестественный оттенок смирения. Это была та стадия принятия, когда она понимала, что уже ничто не сможет ранить её ещё больше. И главное — в ней ещё были силы принимать эту боль с улыбкой. Хотелось расплакаться. Хотелось быть слабой. Но это слишком непозволительная роскошь для сильной женщины, мужчина которой оказался лишь эгоистичным предателем.

— Свою главную силу ты потерял вместе со своим добрым сердцем, Этьенн.

Такая реакция жены поразила, а после разъярила ангела ещё сильнее, чем прежде. Все выдаваемые этой женщиной эмоции слишком не сходились с тем, что он представлял в своей голове, рисуя картины сегодняшнего дня. Как смеет она не признавать его величия? Его жертвы? Над потолком послышалось тихий, зловещий шепот, который переливался тысячью жутких голосов. Все они вторили своему пробудителю. Все желали, чтобы он пролил родную кровь и захлебнулся в смеси этого алого нектара смерти и его собственной ярости. Твердая рука на копье сжала древко сильнее. Казалось, что Этьенн вот-вот готов был на последний, самый отчаянный шаг. А Камилла продолжала на него смотреть с улыбкой. Улыбалась, как в тот день, когда искренне признавалась в любви у того самого алтаря. Вот только сейчас в этих голубых глазах не было того восхищения великим, сильным мужчиной. Лишь жалость. Даже не страх, а искренняя, нескрываемая жалость.

— Отец, нет! — вскрикнул вдруг Рафаэль, не выдержав.

Он моментально ринулся вперед, отталкивая плечом руку Этьенна, и уводя лезвие копья в сторону от своей смиренной матери, что не собиралась сопротивляться любому решению. Тяжело дыша от непонятной волны страха, охватившей его тело, ангел вытянул руки в стороны, как бы преграждая путь к Камилле и скрывая её за своей спиной.

— Что ты делаешь?! — яростно вскричал Этьенн, хоть хватка его ослабла. В одну секунду шепоты Бесмары, оглушившие его ранее и застлавшие его разум жаждой родной крови, отступили. Рука дрогнула от осознания, что он и правда собирался пойти на это, хоть такая жертва ничего бы не изменила.

Что это? Страх появился в его груди, пусть сердце давно и не билось в ней? Нет. Его воля непоколебима. Он хозяин своей судьбы и судеб своего народа. Он не имеет права сомневаться в своих намерениях.

— Ты обещал, что ни мама, ни Ноэль не пострадают!

— Ты глупец, Рафаэль! — взрычал Этьенн, а сам сейчас был благодарен сыну, но никак не собирался этого признавать.

— Нет, он лишь мальчик, которого ты не успел до конца утопить в своей злобе и бесчеловечности. — тихо шепнула Камилла.

Сейчас, глядя в спину защитившему её сыну, ей было сложно оставаться всё такой же равнодушной. Она сжала губы, набирая воздух и задерживая дыхание, пытаясь заставить ком горечи, подошедший к горлу, отступить. Ей нельзя сдаваться. Нельзя показать слез и слабости. Она — последний луч света, который может стать для Рафаэля маяком, чтобы вернуться. Однако этому сиянию не суждено было оставаться наедине с тьмой слишком долго…

— На нас напали!

Двойные двери в зал резко распахнулись, и внутрь влетел вышибший их с плеча стражник. Меч его был обнажен, и на нем уже виднелась свежая кровь. Рафаэль и Этьенн моментально обернулись в сторону шума, в то время как Камилла лишь сильнее сжала пальцами ткань своей юбки.

— Кто?! — взревел правитель рая.

— Мы! — женский голос послышался совершенно с другой стороны.

В тот же момент как двери распахнулись, юркая и быстрая Октавия появилась в самой гуще событий, прямо перед носом у врагов, которые были отвлечены. Она в один рывок подхватила на руки со стула Камиллу, и моментально начала улетать вместе с ней к двери, оставляя ангелов без заложника рядом.

В дверном проеме, который оказался застлан пеленой поднявшейся от разрушений пыли, показались два силуэта. Ева и Райнхард уверенно шагнули вперед, и уже через несколько секунд Октавия приземлилась рядом с ними, аккуратно ставя Камиллу на ноги. В глазах Евы горел огонь решительности, которым она тут же пронзила Рафаэля, видя, как он сжимает Слезу Авеля в своей руке. Райнхард же вдруг сделал ещё один шаг дальше, язвительно ухмыляясь и расправляя свои широкие крылья.