Ангелы-хранители

— Я люблю тебя за твой ум и твое сердце, — говорила она ему, — но, Господи, помоги мне, я почти также люблю тебя за твое тело! Я что, развратная женщина?

— Конечно, нет. Просто молодая здоровая женщина. А если учесть образ жизни, который ты вела, то эмоционально ты здоровее, чем могла бы быть. Ты не перестаешь поражать меня.

— Сейчас мне хочется забраться на тебя верхом.

— Может быть, ты действительно развратная женщина, — рассмеялся Тревис.

В пятницу, двадцатого августа, ранним безоблачно-голубым утром они покинули озеро и направились дальше через штат к полуострову Монтерей. Там, где континентальный шельф встречается с морем, пейзаж был еще красивее, чем на Тахо, насколько это возможно. Тревис и Нора провели там четыре дня и в среду днем, двадцать пятого августа, двинулись домой.

На протяжении всего путешествия счастье супружеской жизни настолько захватило их, что они не так много, как прежде, думали о чуде, которым являлся Эйнштейн.

Но, когда они подъезжали к Санта-Барбаре, Эйнштейн напомнил им о своих удивительных способностях. Миль за сорок-пятьдесят от дома он вдруг заволновался. Пес без конца ерзал на сиденье между Норой и Тревисом, приподнимался ненадолго, затем клал голову Норе на колени и снова приподнимался. Когда оставалось миль десять, его начала бить дрожь.

— Что с тобой, мохнатая морда? — спросила Нора.

Глядя на нее выразительными коричневыми глазами, Эйнштейн отчаянно пытался сообщить ей что-то очень важное, но она не понимала его.

За полчаса до наступления темноты, когда они въехали в город, Эйнштейн начал попеременно тихо скулить и рычать.

— Что это с ним? — спросила Нора.

Нахмурившись, Тревис ответил:

— Не пойму.

Когда пикап въехал на дорогу, ведущую к дому, который снимал Тревис, и остановился в тени финиковой пальмы, ретривер начал лаять. Он никогда не лаял в машине, ни разу за все долгое путешествие. В тесноте салона лай гулко отзывался у них в ушах, но пес не унимался.

Когда Нора и Тревис вышли из автомобиля, Эйнштейн проскользнул между ними и, не переставая лаять, замер, преградив им дорогу.

Нора двинулась было вперед по направлению к входной двери, но Эйнштейн, громко рыча, пулей ринулся к ней. Он схватил ее зубами за штанину джинсов и попытался сбить с ног. Норе удалось удержать равновесие, но собака отпустила ее только тогда, когда та отступила назад.

— Что с ним происходит? — спросила она Тревиса.

Задумчиво глядя на дом, Тревис сказал:

— Он так вел себя в тот наш первый день в лесу… когда не давал мне пойти по темной тропинке.

Нора постаралась успокоить ретривера, приласкав его.

Но он не унимался. Когда Тревис, чтобы испытать его, попробовал двинуться к дому, Эйнштейн бросился на него и заставил вернуться на место.

— Подожди здесь, — сказал Тревис Норе и пошел обратно к трейлеру.

Эйнштейн бегал взад-вперед перед домом и, глядя на дверь и окна, рычал и скулил.

Солнце закатилось на запад и скрылось за морем, улица казалась спокойной, мирной и во всех отношениях обычной — и все же Нора ощущала какую-то висящую в воздухе враждебность. Теплый ветер с Тихого океана, шелестя по пальмам, эвкалиптам и фикусо-вым деревьям, доносил звуки, которые в любой другой день были бы приятными, но сегодня казались зловещими. В длинных тенях, в последних оранжево-красных отблесках зари чувствовалась какая-то неясная угроза. Если бы не поведение пса, у Норы не было бы никаких причин полагать, что опасность где-то рядом, ее тревога шла не от разума, а была чисто интуитивного свойства.

Тревис вышел из трейлера, держа в руках большой револьвер. Все свадебное путешествие он пролежал незаряженным в ящике в спальне. Сейчас Тревис закончил заряжать его и щелкнул барабаном.

— Это необходимо? — обеспокоенно спросила Нора.

— В тот день в лесу кто-то был, — ответил Тревис, — и хотя я так никого и не видел… у меня волосы шевелились от страха. Да, думаю, револьвер может пригодиться.

Шелест деревьев и вечерние тени в какой-то степени позволяли ей понять, что пережил тогда в лесу Тревис, и ей пришлось согласиться, что присутствие револьвера ее несколько успокаивало.

Эйнштейн перестал метаться и вновь занял сторожевую позицию на дороге, преграждая им путь в дом.

Тревис обратился к ретриверу:

— Внутри кто-то есть?

Пес вильнул хвостом. Да.

— Люди из лаборатории?

Он пролаял один раз. Нет.

— То, другое подопытное животное, о котором ты нам рассказывал?

Да.

— Существо, преследовавшее нас тогда в лесу?

Да.

— Хорошо. Я иду в дом.

Нет.

— Нет, пойду, — настаивал Тревис. — Это мой дом, и мы не собираемся отсюда удирать, что бы там ни было.

Нора вспомнила фотографию в журнале, на которой был изображен монстр, вызвавший такую сильную реакцию собаки. Она не верила в реальность существа, даже отдаленно напоминающего это чудовище. Нора считала, что Эйнштейн преувеличивает или что они просто не сумели понять его рассказ об этой фотографии. Тем не менее Нора вдруг пожалела, что у них только револьвер и нет винтовки.

— Это «магнум 357», — объяснил Тревис псу. — Один выстрел, все равно в руку или ногу, может уложить самого рослого и самого опасного человека. Он будет чувствовать себя, как если бы в него попало пушечное ядро. У меня отличная стрелковая подготовка, и я много лет поддерживаю себя в хорошей форме. Я правда знаю, что делаю, и смогу справиться. И потом мы ведь не можем вызвать полицию, не правда ли? У них глаза вылезут на лоб от удивления при виде того, что они найдут дома; они начнут задавать кучу вопросов и рано или поздно тебя отправят обратно в эту чертову лабораторию.

Эйнштейну явно не нравилось решение Тревиса, но пес взобрался вверх по ступенькам и обернулся, как бы желая сказать: «Ладно, хорошо, но одного я тебя туда не пущу».

Нора хотела пойти с ними, но Тревис был непреклонен, требуя, чтобы она осталась во дворе. Нора неохотно признала: поскольку у нее нет оружия, да и обращаться с ним она не умеет, помочь она ничем не может и будет только мешать.

Держа револьвер наготове, Тревис поднялся на крыльцо к Эйнштейну и вставил ключ в замок.

7

Тревис отпер замок, положил ключ в карман и толкнул дверь, держа перед собой револьвер; затем осторожно перешагнул через порог. Эйнштейн не отставал.

В доме было тихо, но в воздухе ощущался какой-то нехороший запах.

Пес тихонько зарычал.

В дом почти не проникали лучи быстро заходящего солнца — многие окна были частично или целиком зашторены. Но, несмотря на это, было достаточно светло, чтобы Тревис смог увидеть: диванная обивка изодрана. На полу валялись клочья материала. Деревянная журнальная полка разломана на куски: ее швырнули в стену, и она пробила дыры в пластике. Экран телевизора разбит брошенной в него напольной лампой, все еще воткнутой в сеть. Книги свалены с полок, разорваны и разбросаны по гостиной.