Ангелы Опустошения

Для нормальных крестьян воскресенье это улыбка, для нас же черных поэтов, фу – Полагаю воскресенье есть зеркальце Господа Бога.

Сравните погосты в пятницу ночью с кафедрами воскресного утра —

В Баварии мужики с голыми коленками расхаживают заложив руки за спину – Мухи дремлют за кружевной занавеской, в Калэ, а за окном видны парусные шлюпки – По воскресеньям Селин зевает а Жене умирает – Москва не помпезна – Только в Бенаресе по воскресеньям орут разносчики да заклинатели змей открывают свои корзинки лютней – На Пике Опустошения в Высоких Каскадах, по воскресеньям, фу —

Я думаю в частности о той стене «Шеффилдской молочной компании» из красного кирпича у главной ветки Лонг-Айлендской Железной Дороги в Ричмонд-Хилле, грязные следы работяжьих машин оставленные на стоянке на всю неделю, один-два позабытых автомобиля Воскресной Смены стоят там теперь, в лужах с бурой водой проплывают облака, палки и банки и тряпки отбросов, местный автобус едет мимо с бледными пустыми лицами Воскресных Ездоков – предвещая призрачный день когда промышленная Америка будет покинута и оставлена ржаветь одним долгим Воскресным Днем забвенья.

23

Со своим уродливым множеством ножек-присосок зеленая горная гусеница пребывает в этом вересковом мире, головка как бледная капелька росы, жирное тельце вытягивается прямо вверх ползти, свисая вверх тормашками словно южноамериканский муравьед юлить и шарить и раскачиваться из стороны в сторону в поиске, затем вскинувшись как мальчишка забравшийся на нижнюю ветку она распрямляется укрытая веточками вереска и щиплет и чудовищно набрасывается на невинную зелень – часть зелени, она и есть, коей дарован был сок движения, – она изгибается и вглядывается и суется своей башкою во все – она в джунглях пестрых тенистых старых прошлогодне-серых иголок вереска – иногда неподвижная будто боа-констриктор на картинке она зыркает в небеса беспесенным взором, спит змееголово, затем сворачивается внутрь как лопнувшая трубка когда я на нее дую, скорая на увертку, быстрая на отступление, покорная на повиновение ровному повелению лежать тихо которое имеют в виду небеса что бы ни сподобилось с них – Вот она очень печальна поскольку я дую еще раз, никнет головой на плечо в кручине, я отпущу ее на свободу скитаться без присмотра, прикинувшись мертвым, насколько ей ведомо, – вот она ползет исчезая, слегка подрагивая в джунглях, приглядевшись поближе к этому миру я понимаю что и над ней преобладают немногие плоды а затем бесконечность, она тоже перевернута вверх тормашками и льнет к своей сфере – мы все безумны.

Сижу недоумевая не будут ли и мои путешествия по Побережью до Фриско и в Мексику такими же прискорбными и безумными – но клянусь ей-иисусом их Христом это лучше чем болтаться на вот этой скале —

24

Некоторые дни на горе хоть и жаркие, пропитаны чистой прохладной красой что предвещает октябрь и мою свободу на индейском Плоскогорье Мексики где будет еще чище и прохладнее – О старые сны снившиеся мне о горах мексиканского плато где небеса наполнены облаками словно бородами патриархов и в самом деле я и сам Патриарх стою в развевающихся одеждах на зеленом холме золота – В Каскадах лето может в августе жарить но Осень напоминает вам, особенно на восточном склоне моего холма под конец дня, вдали от жжения солнца, где воздух резок и горен а деревья хорошенько завяли к началу конца – Потом я думаю о Чемпионате мира, о шествии футбола по всей Америке (крики увлеченного среднезападного голоса по шероховатому радио) – думаю о полках с вином в магазинах вдоль основной линии Калифорнийской Железной Дороги, думаю о гальке в почве Запада под громадными Осенне-гулкими небесами, я думаю о длинных горизонтах и равнинах и об окончательной пустыне с ее кактусами и сухими мескитами что стелются до красных столов плоскогорий очень далеко куда моя старая надежда путешественника вечно стремится и стремится и лишь возвращается пустотой из ниоткуда, долгая мечта автостопщика и бродяги с Запада, скитальцев вслед за урожаем что спят в мешках куда собирают хлопок и покоятся удовлетворенные под ярко вспыхивающей звездой – Ночью, Осень намекает посреди Лета Каскадов когда видишь Венеру красную у себя на холме и думаешь «Кто будет моею дамой?» – Это все, мерцание дымки и зудящие жуки, будет стерто с грифельной доски лета и зашвырнуто к востоку нынешним рьяным морским западным ветром и вот тогда летящевласый затопаю я вниз по тропе в последний раз, с рюкзаком и прочим, распевая снегам и соснам, по пути к дальнейшим приключениям, к дальнейшему томлению по приключениям – и целиком за мной (и за вами) океан слез который был этой жизнью на земле, такой древний, что когда я смотрю на свои панорамные снимки района вокруг Опустошения и вижу старых мулов и жилистых чалых лошадей 1935 года (на картинке) привязанных к ограде загона которой больше нет, я дивлюсь что горы выглядели точно так же в 1935-м (Старая Гора Джека точь-в-точь до тонкостей даже снег так же лежал) как и в 1956-м так что старость земли поражает меня и я вспоминаю искони что она была такой же, они (горы) выглядели точно так же и в 584 г. до н. э. – и все такое но оседала морская морось – Мы живем чтоб желать, вот я и пожелаю, и запрыгаю вниз с этой горы высочайше совершенно зная или не высочайше совершенно зная полный славнющего невежественного стремления искриться везде —

Позже днем поднимается западный ветер, прилетает с неулыбчивых западов, невидимый, и шлет свои чистые посланья сквозь все мои трещины и ставни – Больше, больше, пусть ели вянут больше, я хочу видеть как белое удивит юг —

25

Ноумены вот что видишь когда закрываешь глаза, этот нематериальный золотой пепел. Та, Золотой Ангел – Феномены вот что видишь с открытыми глазами, в моем случае мусор одной тысячи часов житья как концепции в горной хижине – Вон, на верху поленницы, выброшенный вестерн, фу, ужасно, книжка полная сентиментальных соплей и многоречивых пояснений, глупый диалог, шестнадцать героев с двустволками на одного негодяя-неудачника который мне, пожалуй, нравится из-за своей вспыльчивости и топочущих сапог – единственная книжка которую я выбросил – Над нею, в углу подоконника стоит банка из-под «макмиллановского» машинного масла где я храню керосин чтобы разжигать огонь, разводить костры, как колдун, обширные глухие взрывы у меня в печке на которой закипает кофе – сковородка моя висит на гвозде над еще одной (чугунной) сковородой слишком большой и неудобной но у той которой я пользуюсь струйки жира стекают по внешним краям точно ленточки спермы, которые я счищаю и стряхиваю в поленницу, кому какое дело – Затем старая печка с баком для воды, непреходящей кофейной кастрюлькой с длинной ручкой, заварник для чая редко пользуемый – Затем на столике большой засаленный таз для мытья посуды со всем окружающим его снаряжением стальной щеточкой, тряпками, терками, ершиком, сплошь помойка, с вечной лужицей черной пенистой воды под донышком которую я промакиваю раз в неделю – Затем полка с консервами, медленно убывающими, и с другим провиантом, коробка стирального порошка «Тайд» с хорошенькой домохозяйкой что показывает нам коробку «Тайда» говоря при этом «Просто созданы друг для друга» – Коробка «Бисквиков» оставленная здесь другим наблюдателем которую я так и не открывал, банка с сиропом который я не люблю – отдам муравейнику во дворе, – старая банка арахисового масла оставленная тут каким-то наблюдателем предположительно еще когда Трумен был Президентом [12] очевидно по старой гнилой ореховой вони из нее – Банка в которой я мариновал лук, она пахнет крутым сидром когда над нею поработает полуденное солнце, и превращается в прокисшее вино – бутылочка подливки «Кухонный букет», хорошо добавлять в рагу, ужасно отмывать с пальцев – Коробка «Спагетти шефа Боярди», что за веселенькое названьице, так и представляю себе «Королеву Мэри» на стоянке в Нью-Йорке и шеф-повара выходят покорять город в своих беретиках к сверкающим огням, или же воображаю какого-нибудь липового шефа с усиками распевающего в кухне итальянские арии в телепередачах по домоводству – Кучка пакетиков порошкового супа с зеленым горошком, он хорош с беконом, так же хорош как в «Уолдорфе-Астории» и это к нему приучил меня Джарри Вагнер когда мы с ним пошли в поход и стали лагерем на лугах Потреро-Мидоуз и он вывалил шкворчащий бекон прямо в целый котелок супа и тот был богат и густ в дымном ночном воздухе у ручья [13] – Затем наполовину опустошенный целлофановый кулек коровьего гороха и мешок Ржаной Муки для оладьев и лепить лепешки – Затем банка соленых огурчиков забытая в 1952 году и перемерзшая за зиму поэтому от огурчиков остались лишь стручки с наперченной водичкой похожие на мексиканский зеленый перец в банке – Коробка кукурузной муки, непочатая банка «Пекарного Порошка Калюмет» с Вождем в полном уборе из перьев – новая неоткрытая банка черного перца – Коробки с «липтонским» супом оставленные тут Стариной Эдом предыдущим одиноким мудилой – Потом банка маринованной свеклы, рубиново-темной и красной с несколькими отборными луковицами белеющими за стеклом – затем банка меда, уже полупустая, ушедшая на горячее-молоко-с-медом холодными ночами когда мне плохо или болею – Нераспечатанная банка кофе «Максвелл-Хаус», последняя – Баночка красного винного уксуса которым я никогда не воспользуюсь вот бы он стал вином он и похож на вино такой же красный и темный – За ними новая банка черной патоки, которую я пью иногда прямо из широкого горлышка, полный рот железа – Коробка «Хрусткого ржаного», это сухой грустный концентрированный хлеб для сухих грустных гор – И целый ряд банок оставленных здесь много лет назад, с замерзшей и обезвоженной спаржей которая так эфемерна на вкус что будто воду сосешь, даже еще бледнее – Консервированные вареные картофелины как скукоженные головы и бесполезные – (их только олени и едят) – Последние две банки аргентинского ростбифа, из первоначальных 15, очень хорошего, когда я прибыл на пост в тот холодный ненастный день вместе с Энди и Марти верхом обнаружил консервированного мяса и тунца на 30 центов, все доброкачественное, чего по своей скаредности я так и недодумался купить – Сироп лесорубов, большая высокая банка тоже оставшийся подарочек, под мои вкуснющие лепешки – Шпинат, как железо, никогда не теряет вкуса после нескольких лет на полке – Коробка с картошкой и луком, о вздох! как бы мне хотелось газировки с мороженым и стейка из филея!

12

Гарри С. Трумен (1884–1972) был 33-м президентом США с 1945 по 1953 г.

13

См. роман Джека Керуака «Бродяги Дхармы» (1958).

«Ла Ви Паризьен», [14] я представляю себе его, ресторан в Мехико, вхожу и сажусь за богатую скатерть, заказываю хорошего белого бордо и филе-миньон, на десерт пирожные и крепкий кофе и сигару. Ах и гуляючи иду вниз по бульвару Реформа к интересным тьмам французского кино с испанскими субтитрами и с внезапно громыхающей мексиканской Кинохроникой —

Хозомин, скала, никогда не ест, никогда не копит мусора, никогда не вздыхает, никогда не мечтает о дальних городах, никогда не ждет Осени, никогда не лжет, хотя может и умирает – Тю.

14

Парижская жизнь (искаж. фр.).

Каждую ночь я по-прежнему спрашиваю Господа: «Почему?» и до сих пор не получил вразумительного ответа.

26

Вспоминая, вспоминая, тот сладкий мир такой горький на вкус – тот раз когда я проигрывал «Отче наш» Сары Воэн на своей маленькой вертушке в Скалистых Горах и цветная горничная Лула плакала в кухне поэтому я отдал ей пластинку чтобы теперь по утрам в воскресенье среди лугов и поросших сосняком пустошей Северной Каролины, из старого скудного дома ее старика с крохотным крылечком вырывался голос Божественной Сары – «да приидет Царствие Твое, и Власть, и Слава, навеки, а минь» – как он ломается звенящим колоколом на «а» в «аминь», дрожа, как и положено голосу – Горький? поскольку жуки бьются в смертной агонии на столе даже когда думаешь, бессмертное дурачье что встает и уходит и возрождается, подобно нам, «челым векам» – как крылатые муравьи, мужские особи, отвергаемые самками и идущие на смерть, как совершенно тщетно карабкаются они по оконным стеклам и просто-напросто отваливаются когда заберутся на самый верх, и пробуют заново, пока изможденные не умирают – А тот кого я видел как-то днем на полу у себя в хижине он просто бился и бился в грязной пыли в каком-то фатальном безнадежном припадке – ой, как и мы сами, видим мы это или нет – Сладкий? но столь же сладок в кастрюльке булькает обед а у меня текут слюнки, дивная кастрюлька с зеленой репой, морковкой, ростбифом, лапшой и специями которую я сварил однажды вечером и съел гологрудый на пригорке, сидя по-турецки, из маленькой мисочки, палочками, распевая – Потом теплые лунные ночи еще виднеется красный проблеск на западе – достаточно сладко, ветерок, песни, густой сосновый лес внизу в долинах трещин – Чашка кофе и сигарета, к чему дзадзэн? а где-то люди сражаются страшнющими карабинами, груди у них перекрещены патронташами, ремни оттянуты книзу гранатами, томимые жаждой, усталые, голодные, испуганные, обезумленные – Должно быть помыслив мир Господь намеревался включить в него и меня и мое печальное несклонное больсердце И Быка Хаббарда катающегося по полу от хохота над дуростью людей —

По ночам за столом у себя в хижине я вижу свое отражение в черном окне, груборожего мужика в грязной драной рубахе, давно не бритого, хмурого, губастого, глазастого, волосастого, носастого, ушастого, рукастого, шеястого, кадыкастого, бровастого, отражение сразу за которым лишь пустота 7 000 000 000 000 световых лет бесконечной тьмы продырявленной произвольным ограниченно-представимым светом, и все же в глазах у меня огонек и я распеваю похабные песни про луну в переулках Дублина, про водку хой хой, а затем сердечные мексиканские закат-но-над-скальные про амор, коразон [15] и текилу – Мой стол завален бумагами, прекрасными на вид если смотреть полуприщурившись нежно-молочный мусор груды бумаг, словно некий старый сон о картинке с бумагами, словно бумаги грудой наваленные на столе в мультике, словно реалистическая сцена из старого русского фильма, а масляная лампа затеняет некоторые наполовину – И, пристальнее вглядываясь в свое лицо в жестяном зеркальце, я вижу голубые глаза и красную от солнца физиономию и красные губы и недельную бороду и думаю: «Мужество требуется для того чтобы жить и глядеть в лицо железной неизбежности „умри-же-дурень“? Не-а, когда все сказано и сделано уже не важно» – Так, должно быть, это и есть Золотая Вечность, развлекающаяся кинофильмами – Мучьте меня в танках, во что еще могу я верить? – Отрубайте мне члены мечом, что должен я делать, ненавидеть Калингу до самой горькой смерти и дальше? – Пра, это разум. «Спи в Небесном Мире». —

15

Любовь, сердце (искаж. исп.).

27

Ни с того ни с сего невинным лунным вечером во вторник я включаю радио послушать треп-сейшн и слышу всеобщее возбуждение по поводу молнии, Объездчик передал Пэту на Кратерной Горе чтоб я вышел на связь немедленно, что я и делаю, он говорит «Как там у тебя с молнией?» – Я говорю: «Здесь наверху ясная лунная ночь, дует северный ветер» – «Ну ладно, – говорит он немного нервно и встревоженно, – наверно ты живешь правильно» – И тут я вижу вспышку к югу – Он хочет чтобы я вызвал маршрутную бригаду с Большого Бобра, что я и делаю, никакого ответа – Внезапно вся ночь и радио заряжены возбуждением, вспышки на горизонте как предпоследняя строфа Алмазной Сутры (Гранильщик Мудрого Обета), из вереска доносится зловещее, шум ветра в такелаже хижины приобретает гиперподозрительный оттенок, кажется будто шесть недель одинокого скучного уединения на Пике Опустошения подошли к концу и я снова внизу, из-за одной лишь дальней молнии и дальних голосов и редкого дальнего бормотанья грома – Луна сияет, гора Джека затерялась за тучами, а Опустошение нет, я могу лишь различить как Снежные Поля Джека хмурятся в своем сумраке – огромная летучая мышь 30 миль или 60 миль размахом медленно надвигается, чтобы вскоре изничтожить луну, которая заканчивается печалуясь в своей колыбельке сквозь дымку – я меряю шагами продуваемый ветром двор чувствуя себя странно и радостно – молния желтопляшет по хребтам, уже начались два пожара в Лесу Пасайтен если верить возбужденному Пэту на Кратере который говорит «Я тут оттягиваюсь отмечаю удары молнии» что ему вовсе не обязательно делать это так далеко и от него и от меня в 30 милях – Расхаживая, думаю о Джарри Вагнере и Бене Фейгане которые писали стихи на этих наблюдательных постах (на Закваске и на Кратере) и жалко что не увижу их странно не почувствую что уже спустился с горы и со всей этой проклятой дрянью скуки покончено – Почему-то из-за этого возбуждения дверь моей хижины еще больше возбуждает когда я открываю и закрываю ее, она кажется населенной, о ней стихи написаны, ванны и ночь с пятницы на субботу и мужчины в миру, нечто, что-то делать, или быть – Уже не Ночь Вторника 14 Августа на Опустошении а Ночь Мира и Вспышки Молнии и вот я хожу думая строчки из Алмазной Сутры (на тот случай если молния настанет и скрутит меня в моем спальнике от страха перед Господом или от сердечного приступа, гром раскалывается прямо о мой громоотвод) – «Если последователь станет лелеять ограниченное суждение о реальности чувства своей самости, о реальности чувства живущих существ или о реальности чувства универсального я то он будет лелеять то что является несуществующим» (мой собственный парафраз) и вот сегодня ночью как никогда я вижу что эти слова истинны – ибо все эти феномены, то что виднеется, и все ноумены, то что не виднеется, суть утрата Царствия Небесного (и даже еще не она) – «Сон, фантазм, пузырь, тень, вспышка молнии…»

«Я пойму и дам тебе знать – опа-ля, еще одна – значит пойму и дам тебе знать, а-ау, как оно все», – говорит Пэт по радио стоя у своего пожароискателя отмечая крестиками те места куда по его разумению бьет молния, он говорит «Опа-ля» каждые 4 секунды, я соображаю как на самом деле он смешон со своими «опа-ля» типа как мы с Ирвином с нашим «Капитаном Оп-ля» – Капитаном Чокнутого Корабля по трапу которого в день отхода строем поднимались на борт всевозможные вампиры, зомби, таинственные путешественники и переодетые клоуны-арлекины, а когда ан рут сюр ле вояж [16] судно достигает края света и уже готово плюхнуться через него, Капитан говорит «Оп-ля»

16

По пути в путешествие (искаж. фр.).

пузырь, тень — опа-ля — Вспышка молнии

«Опа-ля», – говорят люди суп мимо лья – Это и впрямь ужасно, но тот-кто-движется-проездом-через-всё в самом деле должен радоваться всему происходящему, счастливый жизнерадостный сволочуга – (рак жизнерадостен) – поэтому если разряд молнии испепелит Джека Дулуоза в его Опустошении, улыбайтесь, Старина Татхагата насладится этим как оргазмом и даже еще не им

28