Английский с Г. К. Честертоном. Случаи отца Брауна / Gilbert Keith Chesterton. The Sins of Prince Saradine. The Eye of Apollo

 The building was American in its sky-scraping altitude, and American also in the oiled elaboration of its machinery of telephones and lifts. But it was barely finished and still understaffed; only three tenants had moved in; the office just above Flambeau was occupied, as also was the office just below him; the two floors above that and the three floors below were entirely bare.

But the first glance at the new tower of flats (но взгляд тех, кто впервые смотрел на эту новую башню с квартирами; glance – взгляд) caught something much more arresting (останавливался кое на чем более интересном, /чем она сама/; to catch – ловить, поймать; уловить; to arrest – останавливать, задерживать; приковывать /взоры, внимание/). Save for a few relics of scaffolding (за исключением немногих остатков от строительных лесов; relic – реликт, пережиток; след, остаток), the one glaring object was erected outside the office (/только/ один яркий предмет был установлен с наружной части здания; to erect – сооружать, воздвигать; устанавливать; office – служба, должность; учреждение, контора; to glare – ослепительно сверкать; выставлять напоказ; бросаться в глаза) just above Flambeau’s (как раз над конторой Фламбо). It was an enormous gilt effigy of the human eye (это был громадный золоченый макет человеческого глаза; to gild – золотить; effigy – объемное изображение, статуя), surrounded with rays of gold (окруженный золотыми лучами), and taking up as much room (и занимавший столько же: «так же много» места) as two or three of the office windows (сколько два, а то и три окна).

 But the first glance at the new tower of flats caught something much more arresting. Save for a few relics of scaffolding, the one glaring object was erected outside the office just above Flambeau’s. It was an enormous gilt effigy of the human eye, surrounded with rays of gold, and taking up as much room as two or three of the office windows.

“What on earth is that (а это что же такое; on earth /разг., усил./ – же, еще, все-таки; earth – земля, суша)?” asked Father Brown, and stood still (спросил отец Браун, остановившись как вкопанный; to stand still – замереть, стоять не двигаясь). “Oh, a new religion,” said Flambeau, laughing (а, новая религия, – сказал Фламбо, рассмеявшись); “one of those new religions (одна из тех новых религий) that forgive your sins by saying you never had any (которые отпускают вам грехи, утверждая, будто вы их никогда не имели = не совершали; to say – говорить; утверждать). Rather like Christian Science, I should think (я бы сказал, что-то наподобие /секты/ «Христианская наука»; rather – весьма, в значительной степени; like – подобно, похоже). The fact is that a fellow calling himself Kalon (дело в том, что некий субъект, называющий себя Калон; fellow – человек, парень; тип, субъект /пренебр./) (I don’t know what his name is (я не знаю, что означает его имя), except that it can’t be that (кроме того, что оно не может быть /его настоящим именем/)) has taken the flat just above me (снял офис: «квартиру» как раз надо мною; to take – брать; снимать /дом/).

 “What on earth is that?” asked Father Brown, and stood still. “Oh, a new religion,” said Flambeau, laughing; “one of those new religions that forgive your sins by saying you never had any. Rather like Christian Science, I should think. The fact is that a fellow calling himself Kalon (I don’t know what his name is, except that it can’t be that) has taken the flat just above me.

I have two lady typewriters underneath me (мои /соседи/ внизу: «подо мной» две дамочки-машинистки; lady – дама, госпожа), and this enthusiastic old humbug on top (и этот восторженный профессиональный пустозвон наверху; old – старый; опытный, долго занимающийся /чем-л./; humbug – обман; вздор, чепуха; болтун, трепач). He calls himself the New Priest of Apollo (он объявил себя новым жрецом Аполлона; to call – кричать, звать; объявлять; priest – священник /обычно католический/; жрец, служитель культа), and he worships the sun (и поклоняется солнцу).”

“Let him look out,” said Father Brown (пусть он выглянет /как солнце/ = хотелось бы на него взглянуть, – сказал отец Браун; to look out – выглядывать). “The sun was the cruellest of all the gods (солнце было самым жестоким из всех богов). But what does that monstrous eye mean (но что означает этот гигантский глаз; monstrous – чудовищный; гигантский, исполинский; to mean – иметь в виду; значить, означать)?”

 I have two lady typewriters underneath me, and this enthusiastic old humbug on top. He calls himself the New Priest of Apollo, and he worships the sun.”

“Let him look out,” said Father Brown. “The sun was the cruellest of all the gods. But what does that monstrous eye mean?”

“As I understand it, it is a theory of theirs,” answered Flambeau (насколько я понимаю, у них существует своя теория, – отвечал Фламбо), “that a man can endure anything (будто любой человек может вынести все, что угодно) if his mind is quite steady (если его дух достаточно силен; mind – ум, разум; дух, душа; steady – устойчивый; прочный, твердый). Their two great symbols are the sun and the open eye (два их главных символа – это солнце и открытый глаз; great – большой, огромный; великий); for they say that if a man were really healthy (поскольку они утверждают, что если бы человек был по-настоящему здоров; really – действительно, в самом деле; health – здоровье) he could stare at the sun (он смог бы /долго/ смотреть на солнце; to stare – пристально смотреть, вглядываться).”

“If a man were really healthy,” said Father Brown (если человек был бы по-настоящему здоров), “he would not bother to stare at it (он бы и не подумал смотреть на него; to bother – надоедать, докучать; утруждать, давать себе труд; задумываться).”

 “As I understand it, it is a theory of theirs,” answered Flambeau, “that a man can endure anything if his mind is quite steady. Their two great symbols are the sun and the open eye; for they say that if a man were really healthy he could stare at the sun.”

“If a man were really healthy,” said Father Brown, “he would not bother to stare at it.”

“Well, that’s all I can tell you about the new religion (ну, вот и все, что я могу рассказать вам об этой новой религии),” went on Flambeau carelessly (продолжал Фламбо беспечно; to go on – продолжать; care – забота, попечение). “It claims, of course, that it can cure all physical diseases (ну, и, конечно же, они утверждают, что их религия: «она» может вылечить все телесные заболевания; to claim – требовать, заявлять права /на что-л./; заявлять, утверждать).”

“Can it cure the one spiritual disease (а может она вылечить единственную духовную = душевную болезнь; the one – тот самый; единственный)?” asked Father Brown, with a serious curiosity (спросил отец Браун серьезно и с любопытством).

“And what is the one spiritual disease (а что это за единственная душевная болезнь)?” asked Flambeau, smiling (спросил Фламбо, улыбаясь).

“Oh, thinking one is quite well,” said his friend (о, /это когда кто-то/ полагает, что он в полном порядке; well – хороший, в хорошем состоянии; здоровый, выздоровевший).

 “Well, that’s all I can tell you about the new religion,” went on Flambeau carelessly. “It claims, of course, that it can cure all physical diseases.”

“Can it cure the one spiritual disease?” asked Father Brown, with a serious curiosity.

“And what is the one spiritual disease?” asked Flambeau, smiling.

“Oh, thinking one is quite well,” said his friend.

Flambeau was more interested in the quiet little office below him (Фламбо больше интересовала тихая маленькая контора внизу: «под ним»; to be interested in – проявлять интерес к) than in the flamboyant temple above (нежели помпезный храм наверху; flamboyant – пламенеющий, яркий; вычурный, напыщенный). He was a lucid Southerner (он был рассудительным, как /большинство/ южан; lucid – светлый, светящийся; здравомыслящий; Southerner – южанин, уроженец юга; South – юг; южная часть страны), incapable of conceiving himself as anything but a Catholic or an atheist (неспособный вообразить себя кем-то другим, кроме как католиком или атеистом; to conceive – постигать, понимать; представлять); and new religions of a bright and pallid sort (и новые религии, многообещающие или занудные, не имеет значения; bright – яркий; подающий надежды; pallid – /мертвенно-/бледный; неинтересный, скучный; sort – вид, сорт, тип) were not much in his line (не очень-то его занимали; to be in one’s line – быть в чьей-л. компетенции; much – весьма, в большой степени).

 Flambeau was more interested in the quiet little office below him than in the flamboyant temple above. He was a lucid Southerner, incapable of conceiving himself as anything but a Catholic or an atheist; and new religions of a bright and pallid sort were not much in his line.

But humanity was always in his line (но к представителям рода человеческого он всегда испытывал интерес; humanity – человечество; человеческая природа), especially when it was good-looking (особенно если они обладали приятной внешностью; good-looking – хорошо выглядящий); moreover, the ladies downstairs were characters in their way (а дамы с нижнего этажа помимо этого отличались еще и оригинальностью; moreover – сверх того, кроме того; character – характер, нрав; личность; оригинал, чудак; in one’s way – в своем роде). The office was kept by two sisters (контору держали две сестры; to keep – держать, хранить; вести /хозяйство/, управлять /чем-л./), both slight and dark (обе стройные и с темными /волосами/), one of them tall and striking (одна из них – высокого /роста/ и с необыкновенной /внешностью/; striking – поразительный, необыкновенный; to strike – наносить удар; поражать, производить впечатление). She had a dark, eager and aquiline profile (у нее был строгий орлиный, резко очерченный профиль; dark – темный, лишенный света; мрачный, хмурый; eager – страстно желающий, жаждущий; резкий /устар./; profile – очертания, контур; профиль), and was one of those women (и /она/ была одной из тех женщин) whom one always thinks of in profile (которая всегда запоминается своими контурами; to think of – думать о; вспоминать, припоминать), as of the clean-cut edge of some weapon (как остро отточенное: «чисто отрезанное» лезвие какого-нибудь /холодного/ оружия).