Английский с Г. К. Честертоном. Случаи отца Брауна / Gilbert Keith Chesterton. The Sins of Prince Saradine. The Eye of Apollo

 At last the tall figure and titanic energy of Flambeau appeared in the doorway of the mansions and dominated the little mob. Talking at the top of his voice like a fog-horn, he told somebody or anybody to go for a surgeon; and as he turned back into the dark and thronged entrance his friend Father Brown dipped in insignificantly after him.

Even as he ducked and dived through the crowd (уже ныряя и уворачиваясь в толпе; to duck – нырять, окунаться; уклоняться; duck – утка; to dive – нырять, бросаться в воду) he could still hear the magnificent melody and monotony of the solar priest (он все еще слышал: «мог слышать» величественный монотонный напев служителя солнца; melody – мелодия; напев, тема /муз./) still calling on the happy god (по-прежнему взывавшего к счастливому богу; to call on – взывать, призывать) who is the friend of fountains and flowers (который является другом родников и цветов).

Father Brown found Flambeau and some six other people (отец Браун нашел Фламбо и еще человек шесть) standing round the enclosed space (стоящими вокруг огороженного места; space – пространство; место, территория) into which the lift commonly descended (в которое обычно опускался лифт). But the lift had not descended (но /на этот раз/ лифт не опустился). Something else had descended (опустилось кое-что другое); something that ought to have come by a lift (то, что должно было прибыть на лифте).

 Even as he ducked and dived through the crowd he could still hear the magnificent melody and monotony of the solar priest still calling on the happy god who is the friend of fountains and flowers.

Father Brown found Flambeau and some six other people standing round the enclosed space into which the lift commonly descended. But the lift had not descended. Something else had descended; something that ought to have come by a lift.

For the last four minutes Flambeau had looked down on it (в течение последних четырех минут Фламбо смотрел «вниз» на это); had seen the brained and bleeding figure of that beautiful woman (и видел размозженную голову и окровавленную фигуру той прекрасной женщины; brain – головной мозг; to brain – размозжить голову; to bleed – кровоточить; истекать кровью) who denied the existence of tragedy (которая отрицала существование трагедий). He had never had the slightest doubt that it was Pauline Stacey (он не имел ни малейших сомнений в том, что это была Полин Стэйси); and, though he had sent for a doctor (и, хотя он и послал за врачом; to send), he had not the slightest doubt that she was dead (он не имел ни малейших сомнений в том, что она мертва).

He could not remember for certain (он не мог вспомнить точно; for certain – подлинно, достоверно, определенно) whether he had liked her or disliked her (нравилась она ему или нет); there was so much both to like and dislike (было /в ней/ много и того, что нравилось, и того, что нет; both… and – как…, так и).

 For the last four minutes Flambeau had looked down on it; had seen the brained and bleeding figure of that beautiful woman who denied the existence of tragedy. He had never had the slightest doubt that it was Pauline Stacey; and, though he had sent for a doctor, he had not the slightest doubt that she was dead.

He could not remember for certain whether he had liked her or disliked her; there was so much both to like and dislike.

But she had been a person to him (но она была для него важна; person – человек, личность; важная особа, примечательная личность), and the unbearable pathos of details and habit (и невыносимая печаль воспоминаний о ее /внешних/ чертах или привычках; detail – подробность, деталь) stabbed him with all the small daggers of bereavement (колола его малюсенькими кинжальчиками тяжелой утраты; to stab – наносить колющий удар /ножом, кинжалом/; to bereave – лишать, отнимать, отбирать). He remembered her pretty face and priggish speeches (он вспоминал ее прелестное лицо и самоуверенные речи; prig – педант; резонёр) with a sudden secret vividness (с неожиданной и необъяснимой ясностью; secret – тайный; таинственный, необъяснимый; vivid – живой, яркий) which is all the bitterness of death (что и являет собою горечь смерти). In an instant like a bolt from the blue (в одно мгновение, как гром среди ясного неба; bolt from the blue – гром среди ясного неба; bolt – арбалетная стрела; удар молнии, грома), like a thunderbolt from nowhere (как удар молнии из ниоткуда; thunderbolt – удар молнии), that beautiful and defiant body (эта прекрасное и строптивое существо; defiant – вызывающий, дерзкий; body – тело /человека, животного/) had been dashed down the open well of the lift (понеслось вниз в зияющий: «открытый» колодец лифта; to dash – броситься, ринуться) to death at the bottom (чтобы на дне его /разбиться/ насмерть). Was it suicide (было ли это самоубийством)?

 But she had been a person to him, and the unbearable pathos of details and habit stabbed him with all the small daggers of bereavement. He remembered her pretty face and priggish speeches with a sudden secret vividness which is all the bitterness of death. In an instant like a bolt from the blue, like a thunderbolt from nowhere, that beautiful and defiant body had been dashed down the open well of the lift to death at the bottom. Was it suicide?

With so insolent an optimist it seemed impossible (для такого самоуверенного оптимиста, /как она/, это казалось невозможным; insolent – высокомерный, надменный; дерзкий). Was it murder (было ли это убийством)? But who was there in those hardly inhabited flats to murder anybody (но кто был там, в этих едва заселенных квартирах, чтобы убить кого бы то ни было)? In a rush of raucous words (в сбивчивых словах охрипшим /голосом/; rush – стремительное движение, напор; спешка, суета), which he meant to be strong and suddenly found weak (который, как он полагал, будет твердым: «сильным», а внезапно обнаружил ослабевшим; to mean – намереваться, иметь ввиду; думать, подразумевать), he asked where was that fellow Kalon (он спросил, где же этот тип, Калон). A voice, habitually heavy, quiet and full, assured him (знакомый голос, низкий, глубокий и спокойный, заверил его; habitually – обычно, привычно; habit – привычка, обыкновение; heavy – тяжелый; густой, низкий /о голосе/; full – полный; полнозвучный, глубокий) that Kalon for the last fifteen minutes had been away up on his balcony (что Калон последние пятнадцать минут находится у себя на балконе; to be away – отсутствовать) worshipping his god (прославляя своего бога; to worship – поклоняться, почитать).

 With so insolent an optimist it seemed impossible. Was it murder? But who was there in those hardly inhabited flats to murder anybody? In a rush of raucous words, which he meant to be strong and suddenly found weak, he asked where was that fellow Kalon. A voice, habitually heavy, quiet and full, assured him that Kalon for the last fifteen minutes had been away up on his balcony worshipping his god.

When Flambeau heard the voice (когда Фламбо услышал этот голос), and felt the hand of Father Brown (и почувствовал /на плече/ руку отца Брауна; to feel), he turned his swarthy face and said abruptly (он повернул /к нему/ свое потемневшее лицо и грубо спросил; abrupt – вдруг, внезапно; грубо, резко):

“Then, if he has been up there all the time (тогда, если все время он находится там наверху), who can have done it (кто мог это сделать)?”

“Perhaps,” said the other (может быть, – сказал тот: «сказал другой»), “we might go upstairs and find out (мы могли бы подняться наверх и выяснить /это/; to find out – узнать, выяснить). We have half an hour before the police will move (у нас есть полчаса, прежде чем этим займется полиция; to move – двигаться, передвигаться; начинать действовать).”

Leaving the body of the slain heiress in charge of the surgeons (оставив тело убитой наследницы /огромного состояния/ под присмотром врачей; to slay – убивать; charge – забота, попечение; надзор), Flambeau dashed up the stairs to the typewriting office (Фламбо бросился вверх по лестнице в контору машинисток), found it utterly empty (нашел ее совершенно пустой), and then dashed up to his own (и затем помчался наверх в свою собственную).