Английский сад. Книга 1. Виктор.

– Ну, что пацаны пошли. Считай - тебе повезло, - это было обращено к Руфусу.

Когда все ушли, Виктор схватил его за руку, и поволок подальше от толпившихся людей на ярмарке. Руфус заметил, как из взгляда старшего брата исчезла сдержанность, он был в гневе, только Руфус не мог понять за что. Виктор повернул его к себе, не позволяя смотреть мимо него. Ему до ужаса хотелось отхлестать этого самонадеянного мальчишку, но он как всегда подавил в себе это желание.

– Прекрати! Прекрати так себе вести, хватит выставлять напоказ свое происхождение и свое положение в обществе, - Виктор больно сжал запястье брата.

– Но я выше их! – выпалил Руфус, - я лорд, а они оборванцы!

– Что!? С каких пор это так важно, сейчас каждый-то был никем, может стать всем, а кто был всем, может стать никем, - Виктор не любил показывать всем своим видом свое место в обществе.

– Не говори мне ни слова из этой марксисткой дури! – сказал Руфус.

– А это не дурь! Это так и есть, и жаль, что ты не понимаешь! – внутри у Виктора все кипело, и уже мало что могло унять эту бури внутри него.

– Папа правильно говорит, что ты никогда не станешь лордом, а будешь похож на оборванца! – Руфус поднял на брата глаза, и Виктор еле удерживал себя от необдуманного шага.

– Мне плевать, что говорит отец и мать, так же плевать и на твои слова, знаешь, я больше не хочу вытаскивать тебе из переделок, пусть это делает твой отец, или твое лордовское происхождение, - он резко выпустил руку младшего брата, и пошел, направляясь в сторону ярмарки.

Строгие мистрис просили его смотреть за его юным братом, объясняя это его нежной душой и ранимым сердцем, но только он знал, насколько двуличен его брат. Он мог смотреть предано в глаза своих воспитателей и путано, артистично краснея при этом, объяснять всем, что он не знал и больше так делать не будет, и здесь же за спинами у всех делает очередную пакость Виктору. Отец слал гневный письма, мать намеревалась приехать и во всем разобраться, но Виктор знал исход для себя заранее, он как всегда окажется не правым. Похоже, их спор уже не закончиться никогда.

Но все же у Виктора была отрада, у них появился совсем молодой преподаватель по биологии. Мистеру Кнолиссу было чуть больше двадцать, шотландец, что по случаю жизни оказался в Ирландии. Он был прекрасно образован, и самое главное с ним было о чем поговорить. Зная о пристрастиях Виктора, он давал читать ему статьи в различных журналах, чему юноша был не сказано рад.

– Я рад, что ты решил стать врачом, - они пили часто чай по вечерам в маленьком кабинете мистера Кнолисса, - это похвально.

– Мой отец не в восторге, но я точно это знаю, - Виктор поставил чашку чая на стол.

– Это и понятно, он хочет кому-то передать свой бизнес, а ты старший, и ты умеешь общаться с людьми, и самое главное ты хорошо считаешь, - подметил мистер Кнолисс, он отложил в стопку книги, - я тоже пошел против отца. У нас в Шотландии небольшая типография, но я не хотел этим всем заниматься, и теперь, когда он умер, мама ведет кое-как дела, но мне все равно.

Виктор был удивлен этим признанием, и ему еще сильнее захотелось осуществить все свои дерзкие мечты, чтобы потом дети смогли бы им гордиться.

– Я хочу когда-нибудь покинуть Хомсбери, все забыть даже свой титул…

– Но, это ты погорячился, - перебил его учитель, - дам тебе совет. Когда решишься порвать с прошлым, то не забывай его, кто знает, может тебе пригодиться твой титул и твои деяния может, и не будут нисколько ассоциироваться с ним.

– Вы так думаете? – это был совсем глупый вопрос, как понял потом Виктор, но нужный для него, ему нужно было укрепиться в своей мысли – возможно, не нужно забывать все, что было когда-то.

– Да, я так думаю. Никогда не знаешь, что ждет тебя потом. Ведь так? – его серо-зеленые глаза загадочно горели, он откинул назад прядь черных волос.

– Да, вы правы…

– Жизнь соткана из противоречий, она настолько сложна, что может быть, следующий поворот приведет нас к еще более большему счастью, а может и несчастью, там уж как карты лягут, но все же мы сами куем свое счастье, - Виктор посмотрел на часы, ему было уже пора идти к себе.

Когда он лег спать, его долго не покидала мысль, что нет ничего плохого в знатности, но все же он презирал самонадеянность и тщеславие.

В октябре к ней прислали Анну, и тихое уединение Марии закончилось. Они с Нэнси до этого проводили время только вдвоем, за мечтами и делами, и теперь появилась ноющая младшая сестра. Конечно, она была как куколка, и многие девчонки заметили ее красоту, только единицы кто замечал насколько сестры разные. Анна – куколка, а Мария – речная фея, с молочной кожей, ярко-голубыми глазами и светло-рыжими длинными волнистыми волосами, которые струились по стройной спине и округлым плечам. Ее внешность соответствовала каноном красоты того времени – мечтательная, призрачная, словно ветер подует и она улетит, нет она не была похожа на фарфоровую статуэтку.

Мария помнила письмо от отца, то, что пришло накануне, оно привело ее в ярость, слезы душили ее, но почему ей и Виктору нельзя жить спокойно?

Мария,

Скоро к тебе приедет Анна. Мы с твоей матушкой пришли к выводу, что ей будет лучше с тобой, нежели с нами. Ей нужно получать и образование и воспитание, и потом она сильно скучает здесь в Хомсбери. Пригляди за ней, и самое главное, гляди, чтобы она не болела, у нее слабые легкие.

Твои родители.

Она скомкала письмо, но все же через неделю она ждала в приемной Анну, она приехала, так, словно хотела показать всем, что она принцесса, что Марию вывело из себя. На Анне было одета в голубое бархатное платье, отделанное кружевами расшитое блестящими бусинами, Мария оглядела свое простое коричневое платье, которое многих девушек совсем не красило, а наоборот портило. Анна вышла из машины, отец отправил ее на машине, да и еще с сопровождающими. Здесь явно был виден почерк их матери.

Мария холодно приняла сестру, ее поселили в ее комнату, где вечерами она доставала ее расспросами, но Мария просто поворачивалась к стене и старалась уснуть, но чаще всего она проводила бессонные ночи. Анна, да и строгие мистрис хотели, чтобы она помогала сестре во всем. Только Мария не хотела этого делать, ее часто отводили в кабинет, где читали одну нотацию за одной нотацией, которые она пропускала мимо ушей.

Только два человека ее понимали здесь, это был молодой преподаватель по математики. Она влюбилась в него, отбросив всякое чувство стыдливости, только он не отвечал на ее чувствах, да и она умело их прятала. У нее сердце замирало, когда он что-то спрашивал у нее. А когда он заметил ее вяжущей и коснулся ее ладоней пальцами, она была готова плакать от радости, он посмотрел в ее глаза, она смело заглянула в его карие очи, от взгляда которых она была готова кинуться к нему на шею. Он присел перед ней на корточки.

– Кому вяжешь? – спросил мистер Хонкис.

– Брату, - ответила она, - на день рожденье.

На следующий день он принес ей целый мешок цветных мотков шерсти, она поблагодарила его, он наклонился к ней, и его теплое дыхание опалило ей щеку, она хотела коснуться его шелковистых пшеничных упругих кудрей, но чувство стыда ей не позволила это сделать. Он стал часто с ней беседовать, и она мало по малу открывала ему себя. В его тесном кабинете, она бывала очень редко, в основном, когда она приносила ему контрольные работы, и он при ней их проверял. Мария тихо заходила, и совсем не слушала то, что он ей говорил, не замечая его замечаний. В тот вечер он как-то странно смотрел на нее, он резко обнял ее за талию, сажая на стол, и целуя в губы. Его губы мягко скользили по ее плотно сжатому рту, его язык коснулся ее, и она совсем растерялась, не зная, что и делать. Губы двинулись в дальнейшее путешествие, расстегивая пуговки на вороте строго платья. Потом все это прекратилось, и Мария ощутила смущение. Что она творит? Кожа пылала, а глаза затуманились, ноги дрожали, а голова отказывалась думать. Что это с ней происходит?