Анклав

«Иди вперед, не стой на месте, – сказала я себе. – Как в туннелях».

В этот раз первым пошел Ловчий, Невидимка закинул Теган на плечо. Я плелась следом и понимала: нам обеим нужна перевязка, перевязка и отдых, но пыльная, тихая дорога все тянулась и тянулась, и уходила в бесконечность.

Вокруг стелились поля, пустые и тихие. Пологие холмы, одинокие деревья на вершинах. Все такое красивое и зеленое, трава блестит от утренней росы – Ловчий сказал, что эта влага именно так называется. Я шла и думала – наверное, это мое последнее утро.

Но я шла. Не стояла на месте. Я шла вперед.

Отчаяние

Ловчий нашел место для стоянки под каменным выступом в какой-то лощине. Повязка не помогла – Теган потеряла сознание. Ее кожа отливала нездоровой, синюшной белизной. Я осмотрела рану – так и есть, кровотечение не унялось. Ткань повязки пропиталась кровью. Не остановим – все, она умрет, без вопросов. Пила в таких случаях брался за нитку с иглой и зашивал рану, но у нас при себе не было никаких лекарских инструментов. Оставалось крайнее средство.

– Собери хворосту, – приказала я Ловчему. – И разведи огонь.

Его мотало от усталости не хуже меня, но он послушно встал и пошел, и набрал каких-то веток, листьев и прутьев – все, что под руку попалось, а потом побежал к далеко стоявшему дереву. Только что отломанные ветви, конечно, будут дымить, но тут уж ничего не поделаешь.

Невидимка молча и спокойно сидел над Теган. Ее голова покоилась у него на коленях. Видимо, в нем сейчас тоже говорил Охотник: когда надо – дерись насмерть. Защищай тех, кто слабее тебя. Возможно, этим она его и привлекла. Она нуждалась в его внутреннем Охотнике, ведь сама не обладала подобными качествами. В этом смысле Ловчий был прав: она действительно Производитель. Но мне это больше не казалось обидным словом. Если бы не они, кто бы продолжал жизнь, пусть даже такую неказистую, как у нас…

Я как можно тщательнее отчистила кинжал. Остальное довершит пламя.

– Думаешь, поможет? – тихо спросил Невидимка.

Он-то, конечно, понимал, что я задумала.

– Не знаю. Но если не прижжем рану…

– Я знаю.

Вскоре Ловчий вернулся с огромной охапкой дров. Я их уложила в кострище, и мы зажгли огонь – сначала подкладывали сухие листья и веточки, а потом и сырая древесина занялась. Медленно-медленно, но мы поддерживали огонь как могли, и постепенно он разгорелся. Конечно, завидев дым, все Уроды сюда сбегутся, но… иногда приходится делать выбор не в свою пользу.

Я срезала ткань с бедра Теган.

– Дайте воды.

Мы далеко отошли от реки, и воды несли не так чтобы очень много. Поэтому я поливала потихоньку, вытирая кровь тканью, и вскоре увидела, насколько глубока рана – наконец-то показалась разодранная плоть на ее краях. Скверная штука. Если Теган выживет, может остаться калекой. Если встанет на ноги, будет хромать похуже, чем Наперсток. Я ополоснула руки, нанесла на них мазь Флажок и опустила в рану. А потом положила в огонь кинжал. И ждала, ждала, пока он не заалел от жара. Ловчий молча наблюдал за мной. Я посмотрела на Невидимку.

– Мне зажать ей рот? – спросил он.

Я кивнула. Она без сознания, но все равно может закричать. Одной рукой я свела рваные края раны. Другой прижгла их раскаленным железом. Иначе я Теган помочь не могла. У меня даже скудного арсенала Пилы при себе не было.

А она закричала – громко, отчаянно, протяжно. Дикий вопль боли заглушила ладонь Невидимки. Теган прикусила ее изо всех сил, пытаясь вырваться, но я держала железо у раны, пока не увидела, что оно сделало свое дело. Тогда я отняла от ее кожи кинжал и снова положила в огонь – пусть очистится в пламени.

Конечно, рана могла загноиться. Нога распухнуть. Если начнется лихорадка, то… увы, после такого в туннелях не выживал никто.

Руки у меня дрожали. Я закрыла глаза и оперлась затылком на земляной склон за спиной.

– Ты сделала все, что могла, – тихо сказал Невидимка. – И мы сделали все, что могли.

Ловчий смотрел на все это с такой гримасой, что было понятно: он бы Теган бросил без колебаний. Да и о мелком он проявил бы примерно столько же заботы. Он воплощал собой Первое правило – то, что говорило про сильнейших. Про тех, кто выживает. Иногда мне это в нем нравилось. Иногда, но не сейчас. Теган – моя подруга, и плевать, что Невидимка предпочел ее мне. Это, в конце концов, не ее вина – то, что ему нравится в людях слабость.

– А теперь нужно сделать то же самое с моей раной, – сказала я и задрала рубашку.

Невидимка стиснул зубы и с шипением выпустил воздух: теперь он увидел, что я скрывала, и это ему совсем не понравилось. Я сама не могла заглянуть и посмотреть, как сильно меня разодрали, но, судя по выражениям их лиц, рана была скверной. Я смотрела то на одного, то на другого – интересно, кто из них возьмется за мой кинжал. Рану нужно прижечь. Она такая же опасная, как у Теган – заражение и лихорадка ждут меня, если мы не решимся на обработку. У Уродов на когтях немыслимое количество дряни.

Ловчий нарушил молчание:

– Я этим займусь.

И пихнул кинжал поглубже в огонь.

Он сделал то же самое, что и я: стараясь не плескать, аккуратно промыл рану и нанес мазь. Она опалила рваные края и разодранную плоть немыслимой болью. Такое впечатление, что в ране развели огонь – прямо как тот, в котором лежал раскалившийся добела кинжал. В какой-то мере это подготовило меня к следующему шагу. Я прикрыла глаза и сжала зубы. И процедила:

– Давай. Сделай это неожиданно, без предупреждения.

Он и сделал. Железо прожгло мне тело – чуть ли не до кости, судя по ощущениям. Боль была жуткая, настолько превышающая болевой порог, что я прокусила до крови губу. Я задыхалась от муки, но не орала. Я помнила, что Охотница должна стойко переносить страдания. «Не позволяй им увидеть свою слабость, – приказала Шелк. – Я тебя чему учила? Вот и держись. Ты была лучшей, Двойка. Не забывай это».

Потом-то я поняла, что провалилась в забытье. В сон. Шелк никогда не говорила мне такого. Она никогда не хвалила. Она раздавала подзатыльники, приказы и издевательские комплименты типа: «У тебя б могло получиться и получше, но где тебе, дурочке…»

Когда глаза мои наконец открылись, оказалось, что я лежу совсем не там, где уснула. Костра нет. Невидимки тоже. Ни Ловчего не видно, ни Теган. Все белое и черное, прям как на картинках на желтой бумаге – ну, той, что попалась нам в библиотеке.

А надо мной стояла Шелк. Стояла и ждала, когда я проснусь.

– Ты не умерла, – сказала она.

Она прекрасно читала у меня по лицу – всегда. Я вымученно улыбнулась: а хорошо, что мы наконец увиделись. Наверное, я рехнулась от боли. Ну и что. Шелк выглядела как всегда: невысокая, но уверенная и властная.